Мы её одевали очень красиво. Павлуша получал партмаксимум[177], и нас <это> достаточно удовлетворяло. Мы с ней ездили в гости и в Киев, где я обновила свой наряд (пальто демисезонное, шляпку).
В мае 1927 года поехали на свадьбу к брату Грише. Он женился на тете Хане. Сохранилось фото: Розочка была одета в голубое шерстяное платье, которое ей прислали из Дашева бабушка Рива, тетя Фаня и Белла. Я ей пошила белое летнее пальтишко и белую шапочку. На всех мы произвели прекрасное впечатление. Нас сопровождала девушка, которая уже после старой няни смотрела за ребенком. Дети золовки Эстер, Сонечка и Лиля, дружили <с Розочкой>, есть даже фото трёх девочек.
Мы с ними ходили в Пролетарский сад, где бывали эстрады, детские утренники. Летом 1929 года Павлуша поехал в Кисловодск, а нам снял дачу в Будаевке, вблизи Боярки[178]. Там подлечили <Розочку> от коклюша, она сильно кашляла.
Вспомнила про беду, которую пережили, живя ещё в Бердичеве. В 1926 году у Павлуши заболел толстый палец на левой ноге, и он достал себе путевку в Кисловодск, так как боль была связана с сердцем: плохо кровь циркулировала. Мы вдвоём с Розочкой поехали на дачу в Псыщи[179] возле Житомира. Вдруг получаем 18 мая в Псыщи поздравительную телеграмму с днём рождения Розочки, из Киева. Я перепугалась насмерть. Что могло случиться с Павлушей? Я решила тут же поехать в Киев. Нас проводил на вокзал Монця, сын дядя Гершеля. Это было недалеко от местожительства родных, с которыми я всё время общалась. Я даже не телеграфировала тете Эстер, чтобы она нас встретила. Была в ужасе.
Добравшись до вокзала города Киева, условились с извозчиком доехать до улицы Гоголевской, квартира <в доме> 30. К моему счастью, встретила Павлушу, которого считала уже умершим. Он направился на лечение в четвертый санаторий. Оказалось, что у него образовалась гангрена, и в Кисловодск он не смог поехать и остался в Киеве полечиться. Мы с ним провели у тёти Эстер несколько дней, боли были у него невыносимые, и пришлось поступить в больницу. Благодаря хорошему хирургу его спасли от ампутирования ноги. Мы вдвоём с Розочкой вернулись на дачу. Путёвку в Кисловодск <муж> не использовал. Короче, лето прошло без удовольствия, но рады были, что вернулись домой, и Павлуша, подлечивший ногу, начал работать. В Бердичеве он уже, после председателя «Пищевкуса», работал замкомхозом[180]. В его распоряжении был театр[181]. Приезжал из Москвы на гастроли Еврейский художественный театр[182]. Его возглавлял артист Михоэлс[183]. Нам повезло, что все вещи — «Колдунью», «Двести тысяч», «Путешествие Вениамина III»[184] и т. д., мы всё посмотрели, у нас было два места во втором ряду. Какие только оперетты были в то время, нам <все> удалось посмотреть, а также выступления лучших артистов.
В объеме деятельности председателя комхоза <муж> занялся строительством нового дома, впоследствии ревизия нашла, что допущен перерасход по смете, и его сняли с работы и предали суду. С одной стороны, мы были рады случаю и переехали из Бердичева в Киев, где жили родные и <где, как мы надеялись,> мне удастся поступить в высшее учебное заведение. <С другой стороны>, сразу трудно было устроиться на работу, и квартиры у нас не было. Вопрос квартиры не волновал нас, сестра Павлуши <Эстер> встретила, как говорится, с распростёртыми руками. Работу он скоро нашёл лучше ранних. Был суд, и <Павлушу> присудили к одному году условно. Когда закончилось строительство дома, был дан приказ: объявить благодарность Шойхету Пинхосу Нахмановичу.
Итак, стремление наше переехать в Киев была достигнуто в феврале 1928 года.
Эстер, внимательная к нам и вообще, как было свойственно ей, встретила нас, и сразу нам не повезло. Идти по Гоголевской было скользко, и Розочку тётя <Эстер> вела за ручку: они поскользнулась и вдвоём упали. У Розочки получился вывих в тазобедренном суставе. Всю ночь кричала, ей было очень больно, и приговаривала: «Зачем вы поехали сюда, дома у меня ничего не болело!» Сразу не обратили внимания, но она ходить не сумела, и после рентгена наложили гипс, и в конце концов все пришло в норму и начала ходить, как ни в чём не бывало. Все эти переживания были в начале переезда из Бердичева в Киев.
19.04.1989
Решила продолжать начатую автобиографию.
Павлуша начал работать в артели строителей. Получили в общей квартире одну комнату и застали одну соседку (Калашникову). У нее, кроме мужа, были два мальчика и одна девочка (младшая). У Эстер девочки, Сонечка и Лиля, подружились с Розочкой. Мы с Эстер ходили с ними на утренние спектакли в Оперный театр и в Пролетарский парк[185]на эстраду. Один раз нас комары так покусали, что еле прибежали к нам домой, куда было близко, налили в корыто воду и наложили примочки.
Павлушу перевели в артель «Текстильщик», а я не работала, гуляла с Розочкой.
13 мая 1929 года исполнилось Розочке четыре года. В этой связи, что у Эстер и дяди Мотла была большая квартира, устроили там именины. Было много гостей, весело. Квартира была по улице Карла Маркса, <дом> номер 1, а со стороны Крещатика — <дом> номер 19.
Провели этот день <весело, Розочка> получила много подарков: коляску детскую с большой куклой и еще много игрушек. Нас проводили домой.
Вслед за этим поехали к моим родителям в Гайсин и повторили тоже день рождения. У меня не было лучшего курорта, чем у них. Очень любили друг друга. Мне было очень приятно с ними.
Мама была прекрасная хозяйка и готовила для нас самые лучшие блюда.
Мама получила домашнее образование, умела читать, писать. Пока поженились с папой, ей было 18 лет и папе 21 год. Они переписывались, но мама писала письма из письмоводителя[186]. Зато папа получил образование такое, в то время, на высшем уровне. Знал Библию, Талмуд и ко всему относился <серьезно>, вникая во всё, анализируя каждую строчку.
По немецкому учебнику Глезера и Пецольда научился писать адреса в Пруссию и разные города Прибалтики.
В Дашеве гимназии не было, я и братья в детстве учились экстерном, нанимали знатных учителей нам за плату. <Папа> предлагал, чтобы раз в неделю читали литературу. По субботам проверял всё, что в течение <недели> изучали. Для меня это было больше наказания, боялась свихнуться. Мама моя меня не привлекала кулинарничать, дорожила моим временем.
До 1914 года, Первой отечественной войны, была у нас няня и девочки[187] (одна нас, между прочим, объедала). Когда жизнь стала тяжелой, мама всё сама тянула, особенно тяжело <было> воспитывать мальчиков, они были шалунами, рвали штанишки, ботинки. Жаловалась папе, когда он возвращался домой. Приговаривала: «Как живут матери, у которых много детей?»
Мама опрятно вела квартиру: у нас было чисто, уютно. Одевала меня особенно, но и мальчиков красиво. <Мама> была быстрая, и до трех-четырех часов переодевалась, обязательно надевала передник и после обеда уходили к дедушке Аврааму и бабушке Риве. Не было ни кино, ни радио, книг она тоже не читала, единственным развлечением был дом дедушки, там собирались люди, как на бирже. Папа к вечеру приезжал к ним после разных дел, и возвращались домой подчас поздно вечером.
24.08.1989
Наступило более свободное время, решила использовать
на продолжение автобиографии. У меня была нарушена
последовательность автобиографии.
Хочу описать пребывание наше в Киеве, и радости, и горести. 18 мая 1928 года в последний раз в жизни отметили день рождения Розочки. Ещё на именинах была тётя Хана. После чего мы её провожали в Астрахань, где работал дядя Гриша фотографом (после Гайсина). Лето провели с Розочкой на даче в Будаевке, а Павлуша — в Кисловодске. В декабре 1929 года, 3-го, внезапно заболела наша единственная, дорогая, любимая Розочка и 19 декабря скончалась. Диагноз предполагали — туберкулезный менингит. Врачи уверяли, что в нашей стране еще лечения не было в те годы. Можно себе представить наше горе. Папа (Павлуша) болел, лечил ногу и в 1930 году достал путевку в санаторий в Сочи. Я, будучи убита горем, сначала не согласилась поехать с ним. Однако он уговорил меня, и мы вдвоём поехали в Сочи, на обратном пути заехали в колхоз к моим родителям, недалеко от Никополя, Чистополь[188].
Вкратце, пару слов. В Гайсине работы для папы не было. Было время коллективизации. В Москве для евреев было американское общество «ЕКО»[189], которое дало возможность устроиться на земле, если можно так выразиться, и папа с мамой решили оставить всё своё имущество и выехали из Гайсина.
(Признаться, я уже забыла это мероприятие, прошу прощения.)
Нас приняли очень хорошо. У них были две коровы, куры. Застала свежую булку, парное молоко, творог, сметану, масло, куриный суп. Павлуша отметил, что живут лучше, чем мы в Киеве.
Павлуша провел три дня и спешил на работу. Я осталась еще на некоторое время и начала готовиться для поступления в институт: учебники у меня были. Рядом с нашей семьей жили в колхозе тётя Рахиль, дядя Хаскл и дети: Фанечка, двоюродная сестра, и её муж Миша Молдавский. Мне часто приходилось прибегать к нему за помощью по математике: он закончил техникум и был очень способный. В колхозе его очень любили и обращались к нему по всем вопросам: кому надо было швейную машинку исправить и т. д. Видимо, Фанечка его ревновала и не ходила к нам, по