[401]. Другой военный — поручик Николай Рогачев — сообщал следствию, что знал Златопольского под именем Филиппа Даниловича, ему тот также часто приносил подпольные издания, в разговорах объясняя необходимость насильственных действий со стороны организации[402].
Еще одним важным сюжетом, с которым был связан Златопольский, были издание прокламации «Исполнительный комитет украинскому народу»[403] ярко антиеврейской направленности и пояснения к ней, размещенные в № 6 «Народной воли»[404]. Автором этих документов был Герасим Романенко, введенный в партию Златопольским еще в Одессе в 1879 году[405]. Тогда он довольно быстро скрылся в Швейцарию, спасаясь от арестов, вернулся в Россию только летом 1881 года и был принят в ИК. Прокатившуюся по югу России волну погромов Романенко оценивал как народное революционное движение, тем самым обосновывая его поддержку со стороны партии[406]. Прежде народовольцы не высказывали подобной антиеврейской позиции, потому ясно, какое возмущение подняла эта прокламация. Фигнер, находившаяся на юге, уничтожила полученные экземпляры[407]. Тихомиров, по словам Корбы, писал ей, оправдываясь:
Вы уже знаете, что мы приняли в комитет Романенко, и он уже успел сделать много вредного и нежелательного. Он настоял, чтоб комитет выпустил прокламацию по поводу еврейских беспорядков, и выманил наше согласие. Если вы хотите знать мое личное мнение о прокламации, я скажу вам, что я очень против нее, но дело уже сделано[408].
В. Я. Богучарский, исследователь народничества и народовольчества, писал, что текст прокламации был одобрен членом ИК еврейского происхождения, явно имея в виду тогда единственного еврея в ИК Златопольского[409]. Корба же защищала товарища: она
…часто бывала свидетельницей того, как он снова и снова возвращался к теме прокламации. Он не мог говорить о ней спокойно и всякий раз переживал сильное и тяжелое волнение. Он говорил, что это — несмываемое пятно на репутации ИК, что он не в состоянии простить комитету такое деяние. Когда прокламацию издали в Москве, Златопольский был в Петербурге, поглощенный текущими делами. Однако узнав о появлении ее, он все бросил, поехал в Москву, и там тотчас состоялось решение об ее уничтожении[410].
Можно увидеть, насколько принципиальным в этой истории предстает Савелий Златопольский, вероятно, горько переживавший свою ответственность за привлечение Романенко в партию. При этом неясно, о каком уничтожении прокламации говорит Корба, ведь никаких опровергающих сообщений так и не было опубликовано.
Любопытный материал о Златопольском в то время дает в своем «Дневнике карийца» чернопеределец, позднее народоволец Яков Стефанович. Между ним и Тихомировым тогда возникла конфликтная ситуация: последнему казалось, что Стефанович претендует на ведущую роль в партии. В связи с этим Тихомиров в письме к Златопольскому «развивал <…> необходимость» против Стефановича «сплоченной коалиции»[411], письмо это ему стало известно случайно. Одновременно он пишет, что Тихомиров Златопольскому не доверял, считая его способным «разыграть роль второго Гольденберга, и вскоре после рассказанного инцидента возбудил даже вопрос о высылке товарища за границу под предлогом какого-нибудь фиктивного поручения»[412].
Очевидная несообразность этих двух свидетельств ясна самому Стефановичу, но, судя по тексту «Дневника», она его не смущает. Принимая во внимание приведенный выше исключительно положительный отзыв Тихомирова о Златопольском, трудно поверить этим свидетельствам. Да и вообще товарищи характеризовали его как искренне преданного человека: его качества, по словам Корбы,
…состоят в безусловной и полной отдаче себя революционным делам. В пору своей работы в качестве народовольца он не знал ничего более важного, более необходимого, даже более священного, чем революционная работа. При этом не было такой работы, если она была необходима для партии, которую он считал бы мелкой или неприятной для себя[413].
В своих конспиративных письмах к Дейчу от января 1883 года Стефанович писал:
Вездесущий, всесведущий Златопольский, — но не на далеком пространстве. Его голова вмещала в себе массу имен, множество шифров и все улицы города Петербурга. Это был прекрасный адресный стол и справочное бюро, — качества, далеко не лишние в механизме организации. К сожалению, он имел слабость выходить из своих естественных границ и присваивать себе роль истолкователя направления и даже грозного обличителя самих творцов его в отступничестве от первоначальных принципов и освященной временем политики. Это делало его смешным, а его красноречивые письма, испещренные восклицат[ельными] и вопросит[ельными] знаками…[414]
Конспиративные и организаторские способности Златопольского здесь отражены довольно выпукло. Что же касается слов Стефановича относительно стремления обличать, то, видимо, речь идет о вышеупомянутой истории с антиеврейской прокламацией. Трудно упрекнуть Златопольского за несогласие с ней.
В конце зимы 1882 года ИК планировал покушение на генерала Э. И. Тотлебена, бывшего одесского генерал-губернатора, известного жесткой политикой по борьбе с крамолой на юге. Следить за генералом должен был народоволец Михаил Овчинников. Он вспоминал, как по приезде в Москву Грачевский направил его на свидание со Златопольским, описав его так: «Невысокого роста, бритый подбородок, черные „котлеты“ (бакенбарды. — М. Б.), густые волосы»[415]. Савелий дал Овчинникову конкретные рекомендации о слежке за генералом и о той информации, которая необходима для подготовки к покушению. «Исполнительному комитету был крайне необходим успех в Тотлебеновском деле; этим именно предполагалось доказать правительству, что партия „Народной воли“ жива и деятельна»[416]. Член Военной организации «Народной воли» лейтенант Федор Завалишин в откровенных показаниях сообщал, что Златопольский тогда просил его и флотского офицера Эспера Серебрякова достать ему оружие, видимо, в связи с этим покушением. Серебряков добыл три револьвера и что-то из холодного оружия, а Завалишин дал от себя два револьвера[417]. Однако покушение так и не состоялось.
Тот же Завалишин сообщал, что Златопольский обращался к нему, надеясь найти человека, который согласился бы съездить в Москву с поручением. Задание взялся выполнить лейтенант Леонид Добротворский: он привез из Москвы свежеотпечатанный номер 8–9 «Народной воли»[418].
Самое прямое отношение имел Златопольский к попыткам «Народной воли» устроить покушение на жандармского майора Г. П. Судейкина, переведенного в Петербург с юга. Он был талантливым сыщиком и своей деятельностью опустошал ряды народовольцев; начинал свою карьеру он в Киеве; как было сказано, уже киевляне подумывали о покушении на жандарма.
Во время массовых арестов весны 1881 года с прокламациями схватили Владимира Дегаева; его старший брат Сергей был членом Военной организации, сам же Владимир не вникал серьезно в дела партии. Допрашивал его Судейкин. Движимый желанием поставить под контроль и постепенно обезоружить революционное подполье, сыщик искал себе агента из народовольческой среды. Такую роль он и предложил юному Владимиру Дегаеву. Выставляя себя либералом, выступающим исключительно против террора, Судейкин просил Владимира лишь ставить его в известность о готовящихся терактах и о настроениях среди революционеров, обещая не арестовывать никого. Владимир обещал подумать и был освобожден. Рассказав обо всем старшему брату Сергею, он надеялся обернуть сложившуюся ситуацию на пользу партии: добившись доверия Судейкина, подобраться к нему и устроить покушение. Дегаев-старший нашел Златопольского. Последний одобрил эту идею, по свидетельству Корбы, предварительно разъяснив «юноше всю трудность пути, на который зовет его Судейкин, указывал на возможность того, что его самоотречение останется без всяких результатов для партии и пройдет бессмысленно»[419].
Однако Володя был готов. Он начал встречаться с жандармом, но серьезной информации сообщить не мог. Да и трудно поверить, что опытный сыщик не раскусил своего юного агента. Скорее всего, он просто приставил к нему шпионов и выяснял обо всех знакомствах Володи в революционном подполье. Результатов для партии это контршпионство Дегаева-младшего не принесло, зато оно поставило местных народовольцев под угрозу. Узнав о сложившейся ситуации, члены ИК в Москве требовали у Златопольского прекратить всякую связь с Судейкиным. Он соглашался, но просил отсрочки, надеясь извлечь хоть какую-то пользу для партии. Корба писала, что он «был поглощен идеей залечить рану, нанесенную партии арестом Клеточникова. <…>…он упускал из виду, что искусственно и скороспело не создаются Клеточниковы, и в особенности не создаются из детей!»[420] Поразительно и то, как Златопольский принял подобное серьезное решение в одиночку — ведь принято было советоваться с товарищами. Нелепое контршпионство Дегаева-младшего закончилось весной 1882 года тем, что незадачливый агент, не приносивший Судейкину пользы, был отправлен служить в Саратов