3) С Теллаловым[468] был знаком. Виделся с ним часто в портерных, при одном из таких свиданий Борейша мог меня видеть. Ни я у Теллалова, ни он у меня на квартире не был, я знал, где жил Теллалов (в октябре [18]81 года), где-то около Вознесенского проспекта, № д[ома] не помню.
4) Филиппом Даниловичем не именовался.
5) В ноябре [18]81 г. Борейша мог меня встретить в одной из портерных.
6) Прописки на паспорте мещанина города Казани Александра Ив[ановича] Горбунова я не делал, так как не знаю Борейши.
По поводу предъявленных мне показаний Константина Андреева Маслова[469] от 13 марта, казака Черниговской губ[ернии] Якова Петлицкого[470] от 16 дек[абря] [18]81 года и Ивана Михайлова Саранчова[471] от 6-го и 10-го марта с[его] г[ода], поясняю
1) Будучи знаком с Левинским[472], я в бытность свою в Киеве, в феврале [18]81 года виделся с ним на квартирах у разных лиц; при одном из нескольких таких свиданий меня мог видеть Маслов, никаких деловых отношений я с ним не имел. Я лично Владимиром Львовичем не именовался, так могли меня ему назвать. Я никаких заявлений о мотивах моего приезда в Киев не излагал ему, хозяев квартиры, у которых назначались свидания, по фамилиям я не знал, равно как и посетителей, которых я там же встречал. Гориновича[473] лично не знаю.
2) В бытность свою в Киеве я виделся с каким-то рабочим (очевидно, это Петлицкий), расспрашивал его о занятиях, отнесся в высшей степени неодобрительно к выраженному им желанию добывать для партии средства путем похищения денег частных лиц и учреждений, а также к террористическим его замыслам и подготовительным к оным действиям. Причем свое неодобрение к террористическим фактам не связывал с неимением средств. За давностью времени я не помню имени хозяина той квартиры, куда должен был прийти Петлицкий. Вторичного свидания с рабочим я не имел, но совет возвратиться к обычному роду занятий я в первые же свидания высказал ему, так же как и общую мысль, что «террористических фактов непростительно совершать революционеру по своему личному почину и желанию». Эту мысль я развил очень подробно, причем не связывал с какими-то приготовлениями в П[етер]бурге. Петлицкий, будучи без работы, нуждался в деньгах, попросил у меня несколько рублей, которые и были через Левинского переданы. Никого в Киеве я деньгами не снабжал, рабочему же дал свои собственные средства.
3) У Саранчова я действительно был, как меня отрекомендовал ему Маслов, который обо мне никаких сведений не имел, по собственному его показанию, кроме личных своих представлений — я не знаю. Имел с Саранчовым теоретическую беседу, причем я высказал ему принципы программы «Народной воли» в том ее виде, как я изложил в своем собственном показании от 1-го и 4-го мая сего года, но никоим образом не в том виде, как излагает ее Саранчов, не вводя идеи народного представительства в лице Земского собора как наиболее желательной формы осуществления ближайшей задачи партии «Народной воли». По поводу Киева я мог наводить у него справки, о каких именно вещах, я не помню (вероятно, литературный материал по киевским процессам). Мое предположение верно, потому что он называет их вещами партии. История о моих на него подозрениях в «измене» и основанное на этом предположение дать взаймы 1000 рублей, последовавший за тем отказ с его стороны и, наконец, выдача мне 20 или 30 р[ублей] денег — все это вымысел, явствующий из последних частей показаний Саранчова.
Из всех предъявленных мне фотографических карточек признаю:
1) Грачевского[474] — познакомился в 1878 году в г. Одессе, виделся с ним в С[анкт]-П[етер]бурге в последний раз в мае 1881 года, где именно с ним виделся — не помню. Из круга его знакомых некоторые были известны мне, но я их назвать не желаю. О деятельности Грачевского я сведения имел, подробности же я узнавал из процессов.
2) Гринберг Христина[475] известна мне еще с давних пор как землячка (города Николаева), о деятельности ее мне было известно, но со своей стороны никаких объяснений по поводу ее дать не желаю.
3) Быховского[476] встречал во время большого процесса у брата своего Лео; с тех пор никаких встреч с ним и сведений о нем не имел.
4) Личность, называемая вами «Мороз», мне не знакома, но, кажется, ее где-то видел.
5) То же самое могу сказать о личности, именуемой вами г[оспо]жей Горинович[477].
6) Фамилию Прибылев[478] не слышал, но лицо мне знакомо, где встречал, не помню.
7) Калюжного[479], Смирницкую[480] и Юрия Богдановича[481] (Кобозев) не знаю и не встречал.
Зачеркнутое и сверху приписанное в настоящем протоколе сделано мной.
С. Златопольский.
Отдельного Корпуса Жандармов Майор Шеманин
Товарищ Прокурора Н. Богданович
ГАРФ. Ф. 112. Оп. 1. Д. 526. Л. 671–672 об.
Протокол № 154
1882 года августа «11» дня, я, Отдельного Корпуса Жандармов Майор Шеманин, на основании закона 19-го мая 1871 года, в присутствии Товарища Прокурора С[анкт]-П[етербургской] Суд[ебной] Пал[аты] А. Ф. Добржинского расспрашивал нижепоименованного, который, в дополнение своих объяснений прежних, показал:
Зовут меня Савелий Златопольский.
В предъявленных мне фотографических карточках (предъявлены были препровожденные при отношениях Начальника Киевского Губернского Жандармского Управления от 25 июля и 5 августа сего года за № 1705 и 1758 фотографические карточки обвиняемых: Якова Петлицкого, Константина Маслова и Ивана Саранчова) в одной я признаю (в той, которую Вы называете принадлежащей Константину Маслову) того господина, с которым я приходил к Саранчову. В другой, которую вы называете Иваном Саранчовым, признаю Ивана Саранчова.
ГАРФ. Ф. 112. Оп. 1. Д. 526. Л. 716–716 об.
Протокол № 161
1882 года сентября «21» дня, я, Отдельного Корпуса Жандармов Майор Шеманин, на основании закона 19-го мая 1871 года, в присутствии Товарища Прокурора С[анкт]-П[етербургской] Суд[ебной] Пал[аты] Г[енерала] Добржинского расспрашивал нижепоименованного, который, в дополнение своих объяснений прежних, показал:
Зовут меня Савелий Златопольский.
По поводу предъявленного мне показания Василия Меркулова от 11 апреля 1881 года — заявляю, что Василия Меркулова знаю, встречал в Одессе с Колодкевичем, никаких с Меркуловым дел не имел, знал лишь в лицо его; отношений его к Колодкевичу мне не было известно, зимой 1881 года я, не помню когда (но в начале его), я его встретил раз или два на квартире Гесси Гельфман[482], по Троицкому переулку д. № 27/1, куда я приходил несколько раз для свиданий с Грачевским, причем указание квартиры получил от него же; никакого отношения к типографской работе там не имел и, поскольку мне теперь известно, в то время (в начале зимы 1880 г.) типография там не помещалась. Меркулов, очень вероятно, знал мое настоящее имя, в моем присутствии ни Савелием, ни Савкой не называл; насколько я помню, при мне Грачевский никаких жестяных банок не приносил, равным образом в мои приходы на квартиру Гесси Гельфман я ни принадлежностей, ни следов слесарной работы не видел. Что касается указаний Меркулова относительно отъезда моего в Киев, то об этом обстоятельстве я дал Вам показание прежде и ныне добавить ничего не имею, в марте месяце 1881 г. я приехал в Петербург, где оставался весьма непродолжительное время, всего несколько дней, после чего приехал в Петербург лишь в июне месяце, о чем я говорил уже в моем показаний от 4-го мая сего года.
Савелий Златопольский.
Отдельного Корпуса Жандармов Майор Шеманин
Товарищ Прокурора Генерал А. Добржинский
ГАРФ. Ф. 112. Оп. 1. Д. 526. Л. 737–737 об.
Протокол № 169
1882 года сентября «23» дня, я, Отдельного Корпуса Жандармов Майор Шеманин, на основании закона 19-го мая 1871 года, в присутствии Товарища Прокурора С[анкт]-П[етербургской] Суд[ебной] Пал[аты] Г[енерала] Добржинского расспрашивал нижепоименованного, который, в дополнение своих объяснений прежних, показал:
Зовут меня Савелий Златопольский.
Со времени выхода моего из Технологического института в 1875 году — я проживал в г. Николаеве, занимаясь уроками и отчасти литературным трудом. Сочувствуя революционному движению, выразителем которого был журнал «Вперед!», сочувствуя ему по общей его тенденции — призыв интеллигенции на помощь народу, — я в то же время находил, что теоретическая сторона учения страдает уклонением в чересчур отдаленное будущее, вопросы которого, главным образом, разрабатывал журнал. Это обстоятельство, в связи с сознанием необходимости личного серьезного развития и знакомства с современной русской жизнью во всех ее проявлениях, побудило меня в бытность мою в Николаеве замкнуться и жить отшельником. Совершенно случайно, по литературным отношениям своим к «Николаевскому Вестнику», я столкнулся в 1876 году с корректором его Иваном Ковальским[483] (казненным в Одессе в 1878 году). Это было первое мое основательное знакомство с практическим деятелем. Ковальский также оказался человеком, не разделявшим тенденций лавризма и упрекавшим его теорию в шаткой постановке вследствие кабинетности ее, разобщения с русской народной жизнью. В этом смысле Ковальский нашел во мне единомышленника, так как на «хождение в народ» я смотрел, с одной стороны, как на очистительную жертву за грехи отцов, а с другой — как на депутацию от интеллигенции к народу, представлявшим своего рода «terra incognita». Практическая деятельность Ковальского выражалась исключительно в изучении штундизма как самостоятельного духовно-нравственного движения в малороссийском народе, в отыскании причин возникновения и быстрого распространения этого учения. К этой деятельности примкнул и я после некоторой подготовки в этом направлении. В конце 1876 года Ковальский уехал в Одессу, избегая, как он выразился, «ежемесячных позорных осмотров догола в полиции», а в начале 1877 года я уехал на некоторое время в Одессу, а затем в Калужскую губернию для изучения однородного штундизму учения т[ак] н[азываемых] «воздвиганцев» в среде великорусского населения. В конце этого же года приехал в Петербург для свидания со своим братом и столкнулся у него с Софьей Перовской