[803], активизировать дипломатическую, культурно-просветительскую и пропагандистскую работу со стороны Советской России[804]. Призывал он и внедрять агентуру ВЧК в среду русской эмиграции в Праге, чтобы установить контроль над ее политическими организациями[805].
В январе 1921 года он вновь был направлен в эту страну как член торговой делегации, исполняющий обязанности торгового агента. До мая 1922 года Гейцман работал в советском торгпредстве в качестве сотрудника для особых поручений, затем с семьей выехал в Москву[806].
Находясь в Праге, он также выполнял задачу по контрпропаганде и дискредитации оппозиционных большевистской диктатуре анархистов-эмигрантов[807]. Уже 7 декабря 1920 года он обращается с письмом к В. И. Ленину, в котором просит его о встрече[808]. Ф. Э. Дзержинский[809], наводивший справки о Гейцмане у заведующего Отделом Востока НКИД Янсона[810], утверждал, что обсуждение проекта о массовом вхождении анархистов в ряды РКП(б) было главной целью запланированной беседы с Лениным: «Гейтман[811] анархист, но, по словам Янсона, собирается переговорить с Вами о влиянии (sic!) анархистов в ряды РКП(б) и Коминтерна, если не вступил в ряды партии до сих пор, только по традиции (слова Янсона)»[812]. Именно эти задачи и пытается решать Гейцман в 1922–1924 годах.
Так, он принял участие в Международном анархическом конгрессе, состоявшемся в Берлине 25–31 декабря 1921 года. В своем выступлении Гейцман отстаивал пробольшевистскую точку зрения, оппонируя докладу В. М. Волина[813], одного из ведущих теоретиков и лидеров Конфедерации анархических организаций Украины «Набат», высланного большевиками из России и только что приехавшего в Берлин для участия в конгрессе. Волин выступал с критикой большевистской диктатуры. Их доклады «обратились в дискуссию», как отмечал автор отчета о конгрессе[814].
В итоге делегаты объявили Гейцмана агентом большевиков. В Праге он также периодически выступал с докладами и лекциями среди русских эмигрантов. Некоторые из его выступлений были направлены против эсеров, что связано, вероятно, с показательным судебным процессом против членов ЦК этой партии, проведенным в Москве 8 июня — 7 августа 1922 года[815].
В 1923 году, после возвращения в СССР, по поручению ЦК РКП(б) Гейцман развернул агитацию среди анархистов, призывая к коллективному разрыву с анархистским движением и вступлению в партию большевиков. Несмотря на поддержку, полученную от Зиновьева[816], Лозовского[817] и других партийных и профсоюзных деятелей, инициатива Гейцмана провалилась. К нему присоединились лишь девять бывших и действовавших анархистов[818]. 14 июня 1923 года эта группа подписала «Заявление анархистов-коммунистов», выразив полную поддержку политическому курсу, проводимому РКП(б)[819]. Заявление было направлено в Общество старых большевиков и лично Генеральному секретарю ЦК РКП(б) И. В. Сталину. Но реакции на это заявление не последовало. Тогда 12 июля 1923 года бывшие анархисты повторно отправили заявление Сталину, прося его о встрече с целью обсудить вступление их группы в ряды правящей партии[820].
24 августа Л. Д. Троцкий[821] лично ходатайствовал перед Сталиным о публикации заявления группы Гейцмана в «Правде», а затем — на иностранных языках. Этот документ должен был сыграть важную роль как пример идейной эволюции от анархизма к большевизму[822]. 25 августа Политбюро ЦК РКП(б) приняло постановление: «Декларацию группы анархо-коммунистов и анархо-синдикалистов опубликовать»[823]. По поручению Сталина этот документ в тот же день был отправлен в Агитационнопропагандистский отдел ЦК «для опубликования в печати». В сопроводительном письме особо подчеркивалось: «Желательно, чтобы декларация была напечатана со всеми подписями членов группы и характеристикой прошлого всех подписавшихся»[824]. 9 сентября 1923 года этот текст был опубликован в № 201 «Правды» и в № 203 «Известий»[825].
Закономерным итогом деятельности Гейцмана по разложению анархистского движения должно было стать вступление его группы в партию большевиков. Но вот с этим-то и произошла заминка. Начальник секретного отдела ГПУ Т. Д. Дерибас[826] выразил сомнения в искренности намерений лиц, подписавших заявление. Лишь 10 декабря 1923 года Оргбюро ЦК РКП(б) приняло решение о приеме лиц, подписавших его, кандидатами в члены РКП(б). Кандидатский стаж они должны были пройти на общих основаниях[827].
Лишь в декабре 1924 года Гейцман был принят в партию с зачетом полугодового стажа[828]. Его прием в кандидаты был осуществлен на уровне ЦК, а в члены партии — решением Московского комитета РКП(б)[829].
Дипломатическая карьера Гейцмана продолжалась. В июне 1922 — декабре 1924 года он работает в Отделе Дальнего Востока НКИД в должности референта по Китаю[830]. Несмотря на карьерный рост, он был недоволен своим положением и утверждал, что его способности не находят должного применения. Так, в автобиографии, написанной для ВОПКиС, он утверждал: «В ноябре месяце [19]20 г. приехал в Москву. <…> Последние два года почти бездействую. Нахожусь в известном тупике»[831]. Эту же мысль Гейцман повторяет в биографии, написанной 5 апреля 1924 года для рассмотрения вопроса о его вступлении в РКП(б): «За последние 3 года мои силы и способности не были использованы для революции ни по линии партии ни по линии государственной службы. А это тяжело»[832]. Должности, которые ему доверили в Москве, были намного ниже тех, которые довелось занимать в Сибири и на Дальнем Востоке.
В то же время Гейцману принадлежит роль одного из основателей ВОПКиС — одной из наиболее ярких общественных организации в Советской России и СССР 1920-1930-х годов, объединявшей политических узников дореволюционной России. Зимой — весной 1921 года он был среди инициаторов и первых членов этой организации[833]. В марте 1924 года Первый Всесоюзный съезд Общества политкаторжан избрал Гейцмана членом Центрального совета общества, Бюджетной и Агитационной комиссий. Входя в состав коммунистической фракции ВОПКиС, он поддерживал курс на постепенное установление над ним партийного контроля[834]. В 1930 году Гейцман был избран старостой Владивостокского отделения Общества[835]. Как и многие члены ВОПКиС, он пишет работы мемуарного и исторического характера. Так, по случаю смерти В. И. Ленина Гейцман издал воспоминания «Оптимист революции. (Из записок бывшего анархиста)»[836]. Затем вышла его статья об анархистах в Сибири, написанная специально для «Сибирской Советской энциклопедии»[837]. Для Дальневосточного истпарта были написаны воспоминания «К событиям 4–6 апреля 1920 года на Дальнем Востоке». Но они так и не были изданы[838].
Вскоре он был вновь направлен на дипломатическую работу за рубеж. В конце декабря 1925 — октябре 1927 года Гейцман занимал пост советского консула в городе Маньчжурии (Китай). Но в ноябре 1927 года он был переведен во Владивосток на должность агента (представителя) НКИД[839]. В это время Илья Моисеевич также занимал почетные должности в различных организациях. В 1928 году его избирают председателем Общества востоковедения, в 1929 году — председателем Института иностранных языков во Владивостоке, в 1930 году — председателем комиссии по увековечению памяти погибших революционеров 1905 года во Владивостоке и членом Тихоокеанского комитета Академии наук СССР[840].
В июле 1931 года Гейцман окончательно оставил работу в НКИД и перешел на должность заместителя председателя Всероссийского кооперативного объединения «Художник». В феврале 1932 года он поступает на работу во Всесоюзное общество культурных связей с заграницей (ВОКС) и до ноября работает заведующим Отделом приема иностранцев[841]. Вскоре Гейцман был вынужден по болезни оставить эту должность. После выздоровления, с 4 февраля 1933 года до 9 мая 1935 года, он занимал пост директора Центрального военно-исторического архива