Иван, когда излагал мне эту странную запутанную историю, так прокомментировал свою неконтактность по отношению к Рите. Любовь-морковь, охи-ахи и большие надежды, суровая правда жизни, разрушение иллюзий, жизнь дала трещину, непобедимая гордыня, разбежались, как в море корабли – типичный пассаж. Фигуранты таких историй часто страдают склонностью к субъективному легендированию. Выслушивать этот бред – дело неблагодарное. Проще подождать – пусть человек успокоится, разберётся в себе, наметит планы, а потом можно и дельно поговорить. Я с Иваном согласился.
Знакомя Риту со своим несколько подзапущенным жилищем, Иван в шутливой манере поставил три условия: песни не орать, мужиков не водить, голой не ходить. Рита заверила, что не нарушит «устав рыцарского замка». Иван не питал иллюзий по поводу того, что это спонтанное приключение перетащит его в оптимистический формат. Однако признал – окружающие тона посветлели.
Уединившись в своей комнате, Иван копался в бумагах, мудрил с компьютером, анализировал события последних дней, словом, погрузился в свой привычный мир. По привычке для разрядки он оторвался от земных дел и швырнул несколько дротиков в мишень. Получилось неплохо. Воодушевлённый результатом, Иван попробовал поразить объект обстрела 200-миллиметровым гвоздём. Здесь результат тоже был неплохой. Удары в самодельную мишень, закреплённую на стене, были мощными. И тут он услышал из соседней комнаты настойчивое покашливание.
Мой друг начисто забыл о своей гостье и на мгновенье растерялся. Понял свою оплошность и прекратил лихую тренировку. На мгновенье он пожалел о своём благородном поступке, так как разместившаяся в соседней комнате особа ломала ему сложившийся годами формат жизни. Но такой настрой длился секунды. Иван жёстко напомнил своему капризному эго вечную истину о том, что мы в ответе за тех, кого приручили, и решил больше не безобразничать. Утром он ушёл рано.
Прибыв на службу, Иван первым делом заскочил к Стасу. Визит был ему необходим, так как он уже второй день хотел поделиться с компьютерным корифеем гениальной идеей. Заключалась она в следующем. Стас, выстраивая свои пересечения, пользовался в основном данным, которые ему предоставляли оперативные службы. То есть, имеем некий объём – чем больше, тем лучше – информации, который необходимо систематизировать, формализовать и «запихать» в комп. Получаем огромное количество упорядоченных определённым образом объектов анализа. Вроде, всё ясно.
Иван не был ни знатоком, ни поклонником теории относительности, и его представления об этом фрагменте человеческих знания сводились к тому, что в окружающем мире нет основных и второстепенных объектов – они всё равны. Такая постановка вопроса ему нравилась, и он не раз утверждал, что длительное пребывание определённой части тела на стуле и замедленный удар стулом, пардон, в зад – процессы совершенно равнозначные. Эту странную аналогию Иван попытался перенести на креативный процесс, коим был увлечён Стас.
Оперативные службы наружного наблюдения, прослушки, технического сопровождения в системе, создаваемой Стасом, вообще были не обозначены. Данные есть, но источников этих данных нет. Многочисленные генераторы информации не введены в систему анализа даже как единый объект. Получается: зад есть – стула нет.
Как всегда, занятый Стас великодушно уделил Ивану внимание и даже предложил выкурить презентованную кем-то сигару. Она жутко воняла. Иван мужественно похвалил умение кубинских мастеров и затушил табачный свиток. Теорию свою он изложил быстро, и, как ни странно, Стас его вполне понял. Так произошло, по моему разумению, по той простой причине, что у Стаса, как и у Ивана, мозги – набекрень. Стас замер на пару минут, глаза его округлились, губы слега шевелились, казалось, он медитирует. Иван терпеливо ждал. Наконец Стас вернулся в земной мир и сказал:
– Светлая голова, чугунный зад – вот основа… Но ещё надо уметь оторваться от любимой игрушки и посмотреть на неё со стороны. Ты, дружище, прав! Я – полный идиот.
– Стас, только без этого – без пепла, самобичевания. Скажи кратко и прямо – моё предложение принимается.
– Да.
– Оно сильно усложнит твою задачу? Может, забудем наш разговор? Сколько этой жизни?..
– Ванюша, отвечаю: задачу – усложнит. Но это уже другая задача, другой подход. Это же… суперово… две равнозначные системы… ведь генератор информации тоже имеет свою математическую манеру поведения… алгоритмику… закономерности, существует обратная связь… а конфликт… конфликта при равнозначности быть не может…
Иван понял тщетность своего дальнейшего пребывания в замке волшебника—романтика и тихонько удалился. В коридоре он чуть не налетел на вечно спешащего Степана Волошина, который буквально тащил за рукав полицейского, капитана. Судя по направлению движения, Степан пытался императивно переместить собеседника в сторону выхода.
Слегка приобняв капитана, Степан приговаривал: «ну, не сейчас, ну, не сегодня… Завал полный, времени, сам понимаешь…» Офицер понимающе кивал, но не желал войти в положение и проявлял слабеющее с каждой секундой упорство. Он подчинился могучей воле сотрудника элитного подразделения и не сопротивлялся его «гостеприимному» напору, однако в унисон Степану бормотал что-то несвязное: «Ну, напились, ну, перебрали… круговую оборону… дело нешуточное… работа такая, водолазы сам понимаешь…не стать же… и этот, как его, хор, что ли…» Иван ничего не понял, но Степан, видимо, более глубоко изучивший обстоятельства спорного дела, дал свой краткий комментарий: «Так пить! Не то что пение – крокодилы… прилетят… зелёные». Иван не стал вмешиваться в столь содержательный диалог и последовал своим путём.
Его путь лежал к генералу. Хотел он совсем немногого: во всём разобраться, расставить всё точки над «i» и покончить с мучившей его непоняткой. Цель он поставил себе, безусловно, великую, и был к ней близок.
Но зазвонил телефон. Номер незнаком. Иван ответил и был премного удивлён. Звонил участковый инспектор. Удивление получилось двойным. Во-первых, Иван долго не мог сообразить, откуда у участкового номер его телефона. Вспомнил, сам давал пару месяцев назад в связи с пустяковым делом. Успокоился. Во-вторых, не мог понять, каким образом его персона может быть связана с каким-то мужиком, выпрыгнувшим из окна. После разъяснений понял: речь идёт об окне в его подъезде. Не успокоился. Домой? А как же генерал, суровые разборки? Sic transit gloria mundi…
Иван смотрел на разбитое окно и ещё раз убеждался в справедливости оперативных методик. Он никак не мог вспомнить, как звать участкового – то ли Игорь, то ли Олег. Именно эти непохожие имена свидетели, подследственные и прочие участники фискальных процессов путают чаще всего. Наконец он вспомнил – Олег. Участковый проводил поквартирный опрос. На звонок в дверь Ивана никто не ответил, и он не нашёл ничего более простого, как позвонить в рабочее время хозяину квартиры. Видимо, он решил, что именно так можно и даже нужно поступать с людьми, с коими имело место шапочное знакомство.
Мужчина лет тридцати, среднего телосложения, шатен, с чёрными усами, в бомжеватой одежде и такой же спортивной шапочке уже был отправлен по месту назначения – в морг. При нём ничего интересного обнаружено не было – во всяком случае, по словам активного Олега. Третий этаж – не так уж высоко, пострадавший имел шанс остаться в живых. Но неудачно приземлился и свернул шею. Сиганул он мощно – выбил невысокое окно и – в вечность.
– Пьяный? – спросил Иван.
– Несло прилично какой-то сивухой…
– Депрессия?
– Кто его знает… Выясним личность – появится какая-то ясность… Сейчас не поймёшь: может он и бомж, а может, известный художник-передвижник.
Насчёт «передвижника» Иван уточнять не стал. Ответил на несколько протокольных вопросов, заверил: не знаю, не видел, никаких мыслей по поводу этого трагического случая не имею, – и пошёл домой. Рабочий день близился к концу, и возвращаться на работу у него не было никакого желания – статус позволял.
У Риты был комплект ключей, возможно, она пошла по своим таинственным делам. Иван открыл дверь. Тишина. Дверь в комнату гостьи была закрыта. Разулся и, что естественно, прошёл в туалет. Затем, что не менее естественно, зашёл в ванну. Вернее не зашёл, а хотел зайти.
Он довольно резко открыл дверь, и его взору предстало ослепительное в своей неожиданности и красе зрелище. В пенной ванне возлежала Рита. Она буквально обожгла его взглядом, при этом не шевельнулась, ни слова, ни полслова. Иван опешил и поспешил ретироваться. Он пожалел, что не обладает возможностью растягивать время – неожиданно подброшенное судьбой мгновение стоило продлить хотя бы до минуты. Он пробормотал что-то вроде «пардон, не знал» и, не будет преувеличением сказать, трусливо бежал в свою комнату, отметив при этом необычный запах шампуня.
Бесспорно, он был смущён. Ему было неудобно перед Ритой. Он корил себя, что за многие годы не удосужился снабдить ванну хоть каким-нибудь паршивым крючком. Постепенно успокоился и пришёл к мудрому выводу, что никогда не надо спешить фундаментально обустраивать своё жилище, ибо никто не знает, во что может вылиться бытовая небрежность. И опять мелькнула мысль: «Где-то я видел эти глаза…» Он не стал тормошить память, так как романтизм истории уже зашкаливал: «Где-то видел… глаза… судьба…» Перебор.
Иван включил телевизор – пусть бубнит. На журнальном столике лежали бумаги, связанные с «гражданским» заказом: Иван не был перегружен предложением генерала и не прекратил консалтинговую практику. Посмотреть? Бесполезно. Он хотел метнуть дротик в мишень – нельзя, смешно как-то. Сел в кресло. Послышались шаги, стук в дверь. Иван вскочил, открыл. Перед ним стояла Рита, одетая в длинную футболку. Мокрые волосу были зачёсаны назад, лицо открыто, глаза полны смешинки.
– Я не виновата, – сказала Рита, – дверь…
– Да, дверь, эта дверь, она зараза, я непременно… – начал свой спич Иван.
– Я бы и сама могла… – осторожно вмешалась Рита.