Молодой лейтенант что-то мямлил, неумело матерился, но послушно бежал за капитаном. Они припали к окну в комнате… и замерли! Танк, остановившись неподалеку, медленно поворачивал башню! С трех сторон по дому строчили автоматы, ухали карабины. Мимолетное злорадство: что, получили, уважаемые Анна Ильинична и Петр Силантьевич? Трижды бы подумали, зная, что их дом разнесут в щепки…
— Коля, назад! — заорал Алексей дурным голосом. — Сейчас шмальнут, к едрене фене!!!
— Пусть выкусят, падлы! Это им за Шуру! — завопил Одинцов, выхватывая гранату из лежащего под ногами подсумка. Он успел ее метнуть в выбитое окно и залился каким-то зловещим смехом. Да что он вытворяет, дурачок? Все равно не долетит, слабо ему добросить до танка!
Время поджимало, волосы шевелились на затылке… Где-то в палисаднике взорвалась граната, не причинив никому вреда. Алексей схватил Одинцова в охапку, поволок из комнаты. Тот сопротивлялся, рвался в бой. Ни хрена не осталось от здравого смысла! Гавкнул танк, бронебойный снаряд воткнулся в дом — еще ладно, что в фундамент, а не пробил его насквозь! Фасадная часть подпрыгнула, как картонная сарайка, взрывом вывернуло цоколь, рушились бревна, трещали и сыпались перекрытия. От этой части дома ничего не уцелело. Оба упали, когда на них в атаку отправился вздыбленный пол, покатились обломки мебели. Одинцов остался сверху, Алексей под ним надрывался от кашля, давился известкой и пороховой гарью. Вокруг творился какой-то ад, трещали деревянные конструкции…
— Николай, слезай с меня, бежим отсюда… — прохрипел он, выбираясь из ловушки.
Одинцова сверху придавило столешницей. Голова его висела, как у куклы. Он принял на себя весь град осколков, поневоле прикрыв собой командира. Алексей теребил парня, что-то орал, призывал очнуться, бежать отсюда, к чертовой матери! Одинцов не реагировал, из пробитого живота, пузырясь, вываливался кишечник.
Макаров отполз на четвереньках, поднялся на дрожащих ногах, уперся гудящей головой в стену. Сейчас танк опять шмальнет, образовалась ленивая мысль.
На улице деловито перекликались фашисты, кто-то посмеивался, постукивал «МР-40». Пошатываясь, Алексей выбрался в коридор, рухнул на колени. «ППШ» Мазинича трещал над ухом, он продолжал удерживать коридор с выходом на черный ход, по которому стелился дым. И неплохо, похоже, удерживал, на пороге валялся труп в немецкой форме. Немцы наседали, стреляли из огорода, но пока не спешили врываться. Видно, мертвое тело на пороге слегка отрезвляло.
— Командир, ты весь в крови… — отшатнулся Мазинич.
— Это не моя кровь, Вадим…
— Где Одинцов? — заорал ему в лицо Вадим. Потом осекся, все понял, заблестело что-то в глазах.
— Вадим, нельзя тут оставаться… — хрипел, давясь кровью, Алексей. — Сейчас танк опять пальнет, зажмут окончательно… В огороде их немного, выскакиваем, они не ждут такого, сразу залегаем… Ориентир — соседский участок…
Он первым устремился на прорыв из раскуроченной хаты. О смерти не думал, они вырвутся, переживут и это! В несколько прыжков одолел коридор, выпрыгнул на улицу, прыжком добрался до мертвого Шевченко, повалился за ним. Немцы были совсем рядом! Двое прятались за дровяником, один корчился за бочкой.
— Вадим, давай! — крикнул Алексей и ударил с вытянутых рук врассыпную. Немцы не выдержали, стали отползать. Один из них набрался храбрости, приподнялся, чтобы выстрелить, его и «успокоил» вылетающий с черного хода Мазинич. Солдат повалился ничком, покатилась с головы пробитая каска. Алексей поднялся, кинулся к дровянику, опустошая магазин. Последний немец вознамерился дать деру, елозил, как таракан, всеми конечностями, в глазах метался ужас. Он заслонился руками, истошно орал, видя, как из ствола вырывается его смерть.
— Вадим, к соседям!
Вот именно, не пора ли навестить соседей? Оба устремились к ограде, которая отзывчиво пала от удара сапогом. Запоздало выстрелил танк. На этот раз танкист взял выше, снаряд пробил остатки здания, взорвался далеко в огороде. Опалило горячим воздухом, взрывная волна подтолкнула в спину. Алексей перекатился в соседний огород, сшибая хлипкие посадки, рядом плюхнулся Мазинич. Поздно отложилось в голове, что вдогонку им заполошно стреляют. Немцы выбегали из-за угла горящей хаты, лезли от дальних соседей. Не могли они упустить возможности захватить (или перебить) офицеров «Смерш»! Надрывался офицер, похоже, все происходящее переставало ему нравиться.
— Вадим, давай, еще один рывок… — пробормотал Алексей. Их прикрывали какие-то жалкие кусты, остатки русской печи «уличного типа».
— Спекся, командир, ногу прострелили… — скрипя зубами, пожаловался Мазинич.
Ногу прострелили выше колена, да так неудачно, черт возьми! Кровь выплескивалась фонтаном! Артерию пробило… Алексей схватил его за шиворот, стал тянуть на себя, перетаскивая через клумбу. Немцы на участке Божковых, вытянулись в цепь, пошли вперед. Он кряхтел, принимая приемлемую позу, умудрился выплюнуть с одной руки остатки магазина.
— Командир, ты что делаешь? — ужаснулся Мазинич и вцепился ногтями в землю. — Обоих же убьют, а у нас задание, забыл? Руки убери, говорю… — Он извивался, отрывал от себя намертво впившиеся пальцы капитана. — Вали отсюда, я прикрою… Да поспеши, командир, обойдут же сейчас…
— Нет уж, парень, вместе уйдем…
— Леха, дурак, отпусти… — Мазинича уже трясло, глаза затягивала поволока. — Это не помощь, пойми, это преступление против народа… Соображай же скорее, эти твари скоро все вывезут с объекта, и получается, что мы подохнем абсолютно задаром… А это обидно, командир, все равно не вытащишь меня, я уже не ходок… Проваливай, говорю… — Он резко оттолкнул от себя Алексея, и тот покатился между грядками.
Ошеломленный, он шарил по земле, тщетно пытаясь найти автомат, в котором все равно не осталось патронов, а Мазинич уже забирался за каменную горку, в руке возник пистолет «ТТ». Вадим успел сделать три или четыре выстрела, но тут, в то место, где он залег, прилетела граната с длинной ручкой, и выстрелы оборвались.
Солдаты вермахта, стреляя на бегу, кинулись вперед, перепрыгивая через поваленную изгородь.
Дымовая завеса хорошо помогла. Алексей нырнул за подвернувшуюся бочку и пополз среди облетающей жимолости и малины. За спиной кричали, разбегались солдаты. Потеряли его в дыму! Он поднажал, энергично работая конечностями и закусив губу. Гора сухой травы, на которую он пытался взгромоздиться, оказалась верхушкой компостной ямы, и он провалился в нее, упав на спину. Сухая солома сомкнулась над головой, но не полностью, оставались щели, сквозь которое он видел небо, затянутое облаками. В яме было тесно, но Алексей сумел нащупать кобуру, вынул «ТТ», сподобился передернуть затвор… и потерял сознание.
Придя в себя, он сразу услышал звуки стрельбы в городке. Где-то на Центральной улице били карабины Симонова, прогремел «ППШ». Эти звуки быстро задавили хлопки «маузеров» и лай «косторезов». Рычали танки и другая техника. Немцы снова заняли Калачан. Как долго они смогут тут продержаться? День, два, пока советское командование будет выискивать резервы. Потом отступят, чтобы не оказаться в котле. Хотя зачем им тут торчать два дня? Максимум день, чтобы разобраться с делами на объекте. Прав полковник Вяземский — объект представляет немалую ценность…
Словно через вату в ушах, доносилась немецкая речь. Хрустели сухие ветки, покатился ржавый таз, посланный каким-то «футболистом». Немцы шли широким фронтом, прочесывая огороды. Значит, не видели в дыму, в какую сторону он подался. Прогремела очередь, посыпались гнилые доски.
— Заглянуть в сарай не хочешь, Карл?
— Сейчас заглянем… Пусто, Гюнтер, сбежала куда-то эта сволочь…
Автоматчик прошел практически рядом. Шаг влево — и провалился бы в яму. Насмешливые выкрики доносились из дома, солдаты обыскивали все жилые постройки. Испуганно вскрикнула женщина, что-то упало с крыльца. Трещало дерево, солдаты крушили мебель. Наконец голоса стали затихать. Кажется, пронесло… Зубы выстукивали морзянку. Чувство стыда не уменьшалось. Нечто абсурдное: сдали город, как летом 41-го — практически без сопротивления! Гарнизон крохотный, только со стрелковым оружием. Ни танков, ни орудий, ни минометов. Восемь десятков красноармейцев, разбросанных постами по городу, да на объекте душ тридцать… Кранты, похоже, гарнизону…
Голоса затихли, но вражеское присутствие ощущалось. Алексей знал, что немцы где-то рядом, еще не смирились с потерей офицера советской контрразведки. Он снова проваливался в небытие, приходил в себя, распахивал глаза. Несколько раз ему мерещилось, что к яме кто-то подходит, отбрасывает траву, нагибается. Он вскидывал ствол… и видел только небо, которое почти не менялось.
Потом к его убежищу действительно кто-то подошел, но он уже не реагировал. Человек опустился на колени, тихо пробормотал: «Не стреляйте, я не сделаю вам ничего плохого», стал отбрасывать траву. Алексей открыл глаза и обнаружил, что над ним склоняется женщина лет пятидесяти, обычная, с простым лицом. Голову обтягивал серый платок. У нее были живые выразительные глаза, которыми она сейчас смотрела на человека в советской офицерской форме.
— Не бойтесь, — повторила она, — немцы ушли, они далеко. Я здесь живу, вы на моем участке…
Алексей решил, что это галлюцинация, и тряхнул головой. Видение не пропадало, наоборот, стало четче.
— Успокойтесь, я не сдам вас немцам… — шептала женщина. — У меня муж и брат погибли от рук эсэсовцев, сына забрали в Германию, ему едва исполнилось шестнадцать… Вставайте, пока нет никого, пойдемте в дом… Вы же не ранены?
— Кажется, нет. — Он стал ощупывать себя. Головная боль притупилась, он вновь обретал способность мыслить и существовать, — Подождите, а как вы узнали, что я здесь?
— Я смотрела в окно, видела, как вы провалились в яму… Потом ко мне в дом пришли немцы, все обыскали, шкаф перевернули… Вам повезло, что вас не нашли, они совсем рядом проходили… Пойдемте скорее в дом, будем надеяться, что во второй раз они не придут. А если придут, есть хороший тайник на чердаке. Он за потайной дверцей, там мой муж хранил ценные вещи, когда мы уезжали к родственникам на неско