Электричества в городе не было. Возвышались дома за оградами. Глухомань частного сектора северной окраины. Какой дорогой ни поедешь, а все равно упрешься в Подъемную улицу, на которой хозяйничают фрицы…
На сиденье рухнул Мазурович. Он дышал, как загнанный конь. Потеснил обоих, развалился. Зубы у парня выбивали чечетку.
— Хоть ты-то жив, парень? — буркнул Алексей, вслепую ведя машину между оградами, которые пока еще выделялись в пространстве.
— Не дождутся, суки… — выдохнул молодой партизан. — Всех покрошу, мать их…
— А вот теперь, товарищи, нам лучше проявить выдержку, — сказал Алексей. — Покрошить фашистов всегда успеем. Мы в Калачане, хотя меньше всего полагали сюда попасть. Но что поделаешь: человек предполагает, а судьба располагает. Шевелите мозгами: куда нам прорываться? Самое соблазнительное — на восток по Подъемной улице, но не проедем. Не забываем, что у нас особо ценный груз.
— Искать убежище… — прошептал Василь. — Загнать машину в какой-нибудь двор… — Он открыл глаза и как-то странно уставился на Эмму. Девушка поежилась от этого взгляда.
— Нет, зажмут, они знают, где мы, и до утра точно располагают временем… Есть идея! — вдруг встрепенулась она. — Мы пытались попасть на песчаный карьер, который прекратил работу, дай бог памяти, еще в конце тридцатых. В округе много подобных предприятий. Есть щебеночный карьер «Заринский» к югу от Калачана. Он работал до лета сорок первого. Там было большое предприятие, глубокие выработки, котлованы. Карьерную технику эвакуировали в Великие Луки, а потом дальше на восток. Немцы даже не пытались запустить предприятие, оно им не требовалось. Там нормальные дороги, которыми никто не пользуется — во всяком случае, тяжелая машина точно проедет…
— Где это? — надеясь на чудо, спросил Алексей.
— Нужно выехать на Рассветную улицу — напротив центральной площади и комендатуры. Можно использовать любой переулок — все дороги приведут на Рассветную улицу. От нее — мимо старого клуба, мимо обувной фабрики… Там будет мостик через овраг, он пока целый. За лесом «барханы» — там здоровый котлован…
— Держи, боец! — Алексей поднял с пола скомканную фуражку, сунул Мазуровичу.
— Что это? — испугался Василь.
— Фуражка обер-лейтенанта Теодора Вальтмана, мир его праху. Надевай и вылезай из люка, но только сильно не высовывайся. Стрелять будешь по команде. Эмма, спрячься под сиденьем…
Глава двенадцатая
Алексей включил ближний свет, прежде чем выехать на Подъемную улицу. Людей трясло, они едва сдерживались. С северной окраины доносилась стрельба — погоня взяла ложный след, оттянув на это дело значительные силы. Он повернул налево из переулка и выбрался на широкую проезжую часть. Ехать в центр — окончательная погибель. Проехав несколько участков, остановился под развесистым деревом, снова погасил огни. Стрельба на севере прекратилась, и, куда направлялись немцы, оставалось лишь догадываться.
— Макаров, поехали, не искушай судьбу… — прошептала Эмма.
Василь спустился на сиденье, он помалкивал, только глаза блестели в темноте.
Что будет дальше? Насколько можно доверять этим людям? Свет фар озарил дорогу — приближалась машина с восточной окраины. До нее еще было далеко, стоило ли играть с огнем? Переулок, который Алексей присмотрел заранее, находился в нескольких метрах. «Опель-блиц» с погашенными фарами тронулся с места, вклинился в узкий проезд. Пока его прикрывали кусты у трансформаторной будки. Маневр был виртуозным — тяжелая махина вторглась в тесное пространство, умудрившись ничего не задеть. Он медленно вел машину, тараща глаза в полумрак. Переулок был необитаем, местные жители попрятались, немцы здесь не появлялись. Свет фар за спиной делался резче, ярче. Вскоре мимо протарахтела грузовая машина с солдатами, и снова стало тихо.
— Василь, нахлобучивай фуражку — и наверх, — приказал Алексей. — Едем на Центральную улицу. И помни, стреляешь только по команде…
Улица Центральная оказалась полностью блокированной! В соседнем квартале стояло несколько машин, возле них переминались «светлячки» — солдаты с фонарями. Немцы шли по дворам — доносился шум, что-то ломалось, кричала женщина. Хлопнуло несколько выстрелов. Алексей повернул направо, включил фары. Ближайший переулок — совсем рядом. Краем глаза он отметил оживление за спиной, засуетились «светлячки» — неопознанная машина! Завелся автомобиль, стоящий поперек дороги, начал разворачиваться. Ладно, время есть. Он прибавил скорость, повел машину к левой обочине… и выругался. Слишком узко, предельно узко, не пролезть! Быстрый взгляд в зеркало — суетятся, гады! Он поддал газу. Метров сто уж как-нибудь осилит! Переулок уже выглядывал — поваленные заборы в глубь проезда, вдавленная трава. Из переулка напротив выехал небольшой грузовичок с крупнокалиберной пулеметной установкой в кузове! Пока не стреляли, видимо, немцы получили сигнал проверить непонятную машину. Охнула Эмма — вот ведь любопытная Варвара, подглядывала, зацепившись за панель! Ругнулся Василь, полез в люк.
— Не стрелять, пока не прикажу… — прошипел Алексей.
Он сбавил скорость, чтобы не вызвать дополнительных подозрений. В тылу продолжалась возня: машина развернулась, тронулась с места, приближались пешие «светлячки». Грузовичок остановился, не выезжая на дорогу, все пространство вокруг него кишело солдатами! Алексей медленно подъезжал.
— Капитан, давай, чего ты ждешь?! — выкрикнул Василь. Он высунулся из окна и крикнул по-немецки: — Солдаты, все в порядке, отставить! Я — обер-лейтенант Теодор Вальтман, направляюсь к майору Зоммеру! Мы отбили машину, которую захватили вражеские диверсанты!
Солдаты опустили автоматы, стали переглядываться. Как же сбивает с толку родная речь! И неважно, какую чушь несут, об этом думаешь во вторую очередь. Теперь сворачивать нельзя, только прямо. Если пропустят, конечно…
— Покажите свое лицо, герр обер-лейтенант! — каркнул унтер-офицер. Вспыхнул небольшой, но энергичный прожектор, совмещенный с пулеметной установкой!
— Огонь, Василь! — взревел Алексей.
И снова начиналось что-то запредельное! Орали луженые глотки, надрывался пулемет. Солдаты метались в «лучах рампы», падали, напичканные свинцом. Мазурович злобно хохотал, водя стволом. Пулеметчик, не успев среагировать, свесился через борт. Лопнул прожектор, но от бесящихся огоньков пламени, как ни странно, было светло. Трещали борта, билось стекло в кабине. Но водитель был жив, он нажал на педаль акселератора, и грузовичок, резво прыгнув вперед, выкатился на проезжую часть. Алексей одновременно выжал газ, и две машины не поделили маленький перекресток! У грузового «опеля» масса и инерция были больше — от удара грузовичок отлетел, как детская машинка и перевернулся. Алексей до упора выжимал подачу топлива, орудовал баранкой. Машину занесло, задняя часть вырвалась вперед. Колеса наезжали на мертвые и живые тела, они упруго пружинили. С места в галоп! И машина ринулась в узкую щель переулка! Пулемет над головой продолжал греметь. Теперь он валил «светлячков», спешащих на выручку попавшим в трудную «жизненную» ситуацию. Невероятно — они практически проскочили! Алексей выжимал все, что мог, из многострадального грузовика. Группа автоматчиков успела добежать до въезда в переулок, били в упор, и снова приходилось молиться, чтобы не попали в колесо. Лихой вираж вправо — улица Рассветная! А здесь все было тихо, здесь фашисты никого не ждали.
Он вел машину по центру проезжей части — на запад. Темнота уже сгустилась, звезды высыпали на небе, робко выбиралась ущербная луна — не бог весть какая лампочка. Проплывали частные домики за заборами, ветвистые деревья, не пострадавшие при обстрелах. Слева показалось что-то знакомое: дом, разбитый танковым снарядом, тихая обитель семейства Божковых. Надо же какой шарман! Он снова сюда вернулся, хотя меньше всего на свете рассчитывал это делать. Несколько кварталов еще отмерить — самое время противнику раскачаться…
— Василь, Василь, ты чего там застрял? — теребила товарища Эмма, ее голос садился от страха.
С Василем было что-то не так. Он давно перестал стрелять, однако не спешил спускаться, видно, зацепился за что-то. Эмма все поняла. Она обняла его безвольно свисающие ноги, потянула на себя. Василь кулем свалился на сиденье, растянулся у Алексея на коленях, свесил голову. Алексей машинально ощупывал волосы парня. Пальцы провалились в дыру, пропитались чем-то липким. Пуля раскроила череп — тупая шальная пуля, прилетевшая непонятно откуда в самый последний момент! Он отодвинул от себя покойника, вцепился в баранку, как клещ. Эмма завыла, схватила фонарик, осветила тело Василя. Лучше бы она этого не делала! Глаза у парня были широко распахнуты — почти живые, а вот все остальное…
— Прекращай плакать, — уговаривал ее Алексей. — Слезами ничего не исправишь. Пригнись, сейчас опять начнется!
Их преследовала машина! В конце концов, это начинало надоедать! И справа от городской площади им наперерез прорывался по переулку броневик. Он вертел головой, оценивал расстояние. Те, что сзади, далеко. Те, что справа, тоже могут подтереться, если он не будет спать! Под тоскливый вой Эммы, под хруст ходовки, от которого стыла кровь в жилах, Алексей вцепился в баранку до омертвения в суставах — и сам завыл, как волк на полную луну!
Полный газ! На соседней улице — комендатура, прочие административные здания (или то, что от них осталось), на Рассветной же — двухэтажное помпезное строение в духе раннего советского классицизма — с колоннами, внушительным фасадом. При социализме — клуб, где советские граждане реализовали свое право на культурный досуг (кино, кружки, танцевальная студия), при немцах — бордель, где проводили свободное время представители «высшей расы» в мундирах офицеров вермахта. За клубом — обувная фабрика…
Поворот между очагом культуры, на дверях которого еще развевались немецкие листовки, и «временно закрытой» фабрикой — и грузовик вышел на щебеночную дорогу. Броневик, несущийся от комендатуры, уже врывался на Рассветную. Монотонными очередями постукивал пулемет. Пули выбивали камни из дорожного покрытия, били недобитые стекла в домах граждан. За броневиком мельтешили фары мотоциклов.