— Тётя Поли, меня все так называют.
— Тётя Поли, простите, я так растерялся, что и чай вам забыл предложить.
— Ничего, мы здесь по делу, верно, ведь, Герман?
— Да. — подал голос тот. — Признаться честно, я и сам заслушался вашими историями, кто бы мог подумать, что доктор скрывает такой выдающийся талант.
— Вы мне льстите. Никто из вас не читал моего романа, вдруг он написан неважно…
— Оставьте сомнения, Евгений Дмитриевич. Если переживаете за качество текста, можете обратиться к Полине Сергеевне, она с радостью поправит ваши ошибки.
— Было бы славно. Знаете, тётя Поли, я иногда пишу будто в потоке, словно кто-то свыше диктует мне то, что является из-под пера.
— Милый, я с радостью вам помогу! Обязательно свяжитесь со мной как соберёте рукопись! — она вырвала листочек из записной книжке и, воспользовавшись хозяйским пером, чиркнула на нём адрес. — Не думайте, что мы пытаемся вам льстить, я бы не стала предлагать помощь тому, в ком не была бы заинтересована.
— Я с радостью приму вашу помощь, тётя Поли. — он с благодарностью взял записку из её рук. — Я так заболтался, что совершенно забыл, что мне вот-вот нужно выходить. Боюсь, я мало чем могу быть вам полезен, но вы можете задать мне вопросы.
— У нас их всего два, Евгений Дмитриевич. Это ненадолго. — заверил его детектив. — Насчёт состояния Марии Михайловны, замечали ли вы подавленность, вялость или признаки какой-то душевной болезни у вашей пациентки незадолго до её гибели?
— Такое состояние было в период тоски по скоропостижно скончавшимся родителям и дяде, тогда я выписал ей снотворное и успокаивающие капли. Строго наказал не превышать дозу.
— Как долго это длилось?
— До того, как она встретила своего жениха. Мария Михайловна стала совсем другим человеком после помолвки с ним.
— Что вы имеете в виду?
— Как бы вам объяснить… — задумчиво протянул доктор. — Это лишь мои домыслы и рассуждения, но раньше Мария Михайловна старалась держаться в центре внимания, а с появлением Большакова он будто заменил ей весь мир. Всё, что ни делалось с её стороны, было для него. Выходить в свет — лишь на спектакли с его участием, заботиться о красоте — только, чтобы ему было приятно быть рядом с ухоженной женщиной, сесть на диету — то же самое. Я даже, грешным делом, подумал на приворот!
— Она раньше была довольно видной девушкой?
— Мария Михайловна была богата, красива, прекрасно образована и имела весёлый нрав, о таких обычно говорят как о сердце компании. Но после появления Большакова её интересы полностью сместились лишь в сторону угодливости будущему супругу. Это лишь мои наблюдения со стороны. Поскольку я поддерживал её не только как врач, но и как добрый друг как в моменты скорби, так и в повседневной жизни, то не смог не заметить этих изменений.
— Я не верю в магию приворотов.
— Я тоже, мы с вами люди науки, домыслы не наш удел, и всё же вся эта чехарда выглядела подозрительно.
— Благодарю за ваш развёрнутый ответ. — детектив взглянул на напарницу. — Полина Сергеевна, можете показать Евгению Дмитриевичу список?
— Да, конечно. — тётя Поли протянула доктору исписанный лист бумаги. — Здесь лекарства, которые мы обнаружили в комоде жертвы. Нам показалось, что чего-то не хватает.
Доктор принялся внимательно изучать список, сосредоточенно пробегая взглядом по ровным буквам.
— Всё, что я недавно прописывал пациентке на месте. Однако думаю, что отсутствует Лауданум. Это успокаивающая настойка на `алкоголе, я прописывал её как снотворное и расслабляющее, когда у Марии Михайловны был сложный период в жизни. Однако, насколько мне известно, она не принимала её уже давно. Господи… — он закрыл лицо руками. — Мне давно нужно было его выбросить… Неужели кто-то использовал препарат как орудие убийства?
— Всё возможно. Нужно будет взглянуть на отчёт о вскрытии, хоть он и не даст достаточно информации об отравлении.
— Подскажите, детектив. Какое выражение лица было у Марии Михайловны, когда вы обнаружили её тело?
— Умиротворённое, она будто спала.
Лицо доктора искривила гримаса скорби.
— Говорят, она перерезала вены?
— Именно.
— Это больно. Как человек, умирающий от боли и потери крови мог бы «спокойно уснуть»? А положение пятен крови? Если перерезать вены, наверняка не будешь лежать спокойно, рефлекторные движения всё равно будут сопровождать процесс умирания.
— Она лежала прямо, я бы сказал. — глаза Германа слегка расширились. — Показательно…
— Убийца мог дать ей Лауданум в дозировке, превышающей обычную, дождаться, пока она уснёт и перерезать вены. Она бы даже не проснулась… Препарат в больших дозировках вызывает глубокий сон, от которого порой люди засыпают навсегда.
— Это очень ценная информация. Скажите, сохранились ли у вас рецепты, которые вы выписывали или история болезни Марии Михайловны?
— Полагаю, это перестаёт быть врачебной тайной в связи со смертью пациента.
Доктор в два счёта нашёл среди своих завалов историю болезни и продемонстрировал детективу запись о назначении Лауданума.
— Мы вынуждены конфисковать документ как улику.
— Сделайте всё, что в ваших силах, чтобы найти её убийцу. Бедная девочка этого не заслужила.
— Благодарим за содействие следствию, если у нас возникнут дополнительные вопросы, мы навестим вас вновь.
— И будем ждать вашей книги. — ободряюще похлопала его по плечу тётя Поли. — Вы не должны винить себя в том, что убийца мог воспользоваться выписанным вами препаратом. Поверьте, он точно нашёл бы способ сделать это иначе, не будь его под рукой.
— Так она хотя бы умерла во сне. — убито прошептал доктор и тяжело вздохнул.
— Вы, кажется, торопились на приём? — напомнил ему Герман.
— Ох, точно, сегодня я такой рассеянный.
Ещё один документ был зафиксирован в архиве тёти Поли. (Мысленная заметка: врачебный почерк довольно сложен для понимания! Нужно больше практики!)
Глава 4На благо
Александринский императорский театр стал пунктом отправления для тёти Поли и детектива Васнецова. Величественное здание в стиле ампир с высокой белой колоннадой возвышалось над площадью, тенью нависая над зелёным сквером, в центре которого журчал фонтан. В нишах фасада притаились греческие музы Талия и Мельпомена, символизирующие комедию и трагедию, что рука об руку шли на сцене театра. Квадрига Аполлона в движении заставляла на секунду замереть, приковывая к себе взгляды, хотелось изучить и навсегда запечатлеть в памяти напряжённые мышцы вставших на дыбы скакунов и уверенный взгляд покровителя искусств.
Тётя Поли изредка ходила на театральные постановки со своей подругой Ларой, которая обожала светские мероприятия, на которых была знакома буквально с каждым и, как правило, успевала с этими многочисленными людьми пообщаться всего за один вечер. Что касается детектива Васнецова… Он никогда не посещал подобные места, театры, да и вообще всё, что имело отношение к искусству, казалось ему чем-то далёким от скромного понимания обычного служителя закона.
— Помнится мне, четыре года назад здесь начали играть Ревизора. Аншлаг тогда был полный, поскольку ведущую роль играл знаменитый Николай Осипович Дюр. Даже Ларе с трудом удалось достать билеты! Ты когда-нибудь бывал в театре, Герман?
— Всё было не до того. Я никогда не понимал искусства.
— Возможно, дело в том, что ты даже не пытался его понять?
— Думаю, вы правы. — он криво улыбнулся и открыл перед старушкой дверь, пропуская ту внутрь.
Никаких проблем на входе не возникло, но в гримёрки их, ожидаемо, не пустили, и попросили подождать, пока труппа закончит с примерками образов и выйдет к ним в зрительный зал. Детективы присели в удобные бархатные кресла, окружённые богатой, помпезной обстановкой, окрашенной в золотые и благородно-пурпурные оттенки резных деталей, тяжёлых штор, скрывающих императорскую ложу, и высокого расписного потолка, к которому уходили полукруглые балконы. Каждый предмет интерьера был пропитан духом высшего общества, привыкшего проводить в подобных местах свой вечерний досуг. На Германа вся эта вычурная и чуждая простому работяге обстановка давила, а тётя Поли, уже бывавшая здесь, в который раз лишь молча восхищалась внутренним убранством столичного театра.
Постепенно актёры начали появляться в зрительном зале, рассаживаясь в креслах на рядах позади детективов, чтобы тем было удобнее вести диалог.
— Надеюсь, мы не сильно задержимся, у труппы плотное расписание. Особенно теперь, когда срочно пришлось менять ведущего актёра. — обратился к ним режиссёр.
— Мы здесь как раз по поводу вашего прошлого ведущего актёра Большакова Владислава Андреевича. Сейчас он находится под следствием, и мы пытаемся понять мотив возможно совершённого им преступления. — постарался говорить повежливее детектив Васнецов, прекрасно видя по хмурым лицам, что люди напротив устали не хуже детективов в отделе магического правопорядка.
— Но ведь мы никак не связаны с убийством Сухаревой. Чем можем помочь следствию? — спросила одна из ближайших актрис.
— Однако вы связаны с ключевым подозреваемым. Я бы хотел узнать, каким человеком был Владислав Андреевич в ваших глазах. Какие у вас с ним были отношения?
— Сначала Влада никто не замечал и не брал в расчёт. — ответила всё та же девушка. — Я бы назвала его обычным, таких немало в нашем деле, но в один прекрасный день наш руководитель…
— Я дал шанс Большакову. — ответил за неё режиссёр. — Парень был толковый и исполнительный, так что я решил попробовать его в роли первого плана.
— После этого карьера Влада пошла в гору, и из милого, скромного юноши он превратился в надменного, самодовольного хама. — она сложила руки на груди.
— Так обычно бывает, когда слава резко сваливается кому-то на голову. — пожала плечами её более возрастная коллега. — Многие актёры проходят через этот период.
— Но это не повод вести себя по-свински с коллегами!