– Думаете? – Она с удовольствием смотрит на них. – Я нашла лак в каком-то старом шкафу. Роланд сказал, сейчас это последний писк.
Я ничуть не удивлена – в дополнение к чтению бульварных журналов, у Роланда есть еще одна слабость – разглядывать новоприбывшие Истории.
– Точно, он в этом разбирается.
Она перестает улыбаться:
– Мисс Бишоп, чем я могу помочь?
Ее загадочные цепкие глаза следят за мной.
Я на мгновение теряюсь. Я бы могла рассказать ей о том, что ищу, но скорее всего мной уже израсходован весь месячный норматив Лизиного терпения – слишком часто я ходила к Бену. И никаких подношений и сувениров из внешнего мира, способных заинтересовать ее, у меня нет. С Лизой мне спокойно и уютно, но если я попрошу ее и она откажет, мне уже не пройти мимо стола.
– А Роланд здесь? – непринужденно спрашиваю я. Ее взгляд на мгновение вспыхивает, но затем она снова утыкается в свои фолианты.
– Девятое крыло, третий зал, пятая комната. Последний раз видела его там.
Я улыбаюсь и шагаю к дверям.
– Повторите, – приказывает Лиза.
Я закатываю глаза, но бубню, как попугай:
– Девять, три, пять.
– Не заблудитесь, – предупреждает она.
Я прохожу в Атриум и замедляю шаги. Стекло в потолке потемнело, будто на небо над ним опустилась ночь. Несмотря на это в Архиве светло, хотя не видно ни одной лампы или люстры. Когда шагаешь по залам, словно погружаешься в бассейн с водой. Восхитительной, свежей, кристально чистой водой. Она придерживает тебя и омывает волнами. Это потрясающее ощущение. Дерево, камень, витражи и тишина. Я усилием воли заставляю себя опустить голову и уткнуться взглядом в пол. Повторяя как заклинание: девять-три-пять, – я выхожу из Атриума. Здесь легко впасть в блаженное оцепенение.
Сверху Архив, наверное, походит на лоскутное одеяло – с годами к нему добавляются все новые и новые отсеки. В одной части холла, который я прохожу, отделка из более светлой древесины, а таблички на ящиках поистерлись. Я подхожу к пятой комнате, и здесь уже все по-другому – мраморная отделка и низкие потолки. Здесь много разных мест, и неизменно только одно – всепоглощающая тишина.
Роланд стоит у открытого ящика спиной ко мне. Его ладонь лежит на плече какого-то человека.
Стоит мне переступить порог, и одним тихим, почти неразличимым движением он закрывает ящик и поворачивается ко мне. Я замечаю, что его глаза полны невыразимой грусти, но пролетает мгновение – и он снова становится самим собой.
– Мисс Бишоп.
– Добрый вечер, Роланд.
В центре комнаты стоят стол и пара стульев, но он даже не приглашает меня сесть, настолько погружен в свои мысли.
– Все в порядке? – спрашиваю я.
– В полном, – машинально отвечает он. – Что привело тебя сюда?
– Одна просьба.
Он сердито хмурит брови, и я тут же спохватываюсь:
– Не Бен. Честное слово.
Роланд оглядывается и выводит меня в другую комнату, где нет полок и ящиков.
– Излагай, – медленно говорит он.
– В моей комнате произошло нечто ужасное. Убийство.
Он изгибает бровь:
– Откуда ты узнала?
– Потому что я прочла.
– Мисс Бишоп, нельзя без особых на то оснований читать предметы. Мы обладаем этим даром не для того, чтобы…
– Знаю-знаю. Опасное любопытство. Не прикидывайся, что ты ему совершенно не подвержен.
Его губы изгибаются в легкой улыбке.
– Разве не существует какого-нибудь способа сделать… – Я показываю на полки неподалеку. Ряды тел, ряды жизней.
– Сделать что?
– Расследование? Найти жителей Коронадо. Ее, скорее всего, убили в марте. Где-то между 1951 и 1953 годами. Если мы найдем эту девушку в Архиве, мы можем прочесть ее и выяснить, кем была она и кем был тот, кто…
– Но зачем? В угоду твоему любопытству? Не для этого хранятся все эти данные…
– А для чего?! – взвиваюсь я. – Мы должны оберегать прошлое. А теперь кто-то пытается уничтожить его. В хрониках Коронадо отсутствуют целые годы. Причем именно те, когда убили эту девушку. А парень, убивший ее, – скрылся. Он убежал. Мне нужно выяснить, что именно произошло. Мне нужно знать, ответил ли он по заслугам, и я не могу…
– Так вот в чем дело! – едва слышно произносит Роланд.
– Ты сейчас о чем?
– Дело не в том, чтобы раскрыть убийство. Это все из-за Бена.
Мне будто отвесили унизительную пощечину.
– Вовсе нет. Я…
– Не стоит меня недооценивать, мисс Бишоп. Послушай, ты замечательный Хранитель, но я понимаю, почему ты так не любишь оставлять имена в своем Архивном листе. Дело не в простом любопытстве, это связано с желанием закрыть старые счеты.
– Ну и пусть. Это не отменяет того, что в моей комнате произошло нечто ужасное и кто-то пытается это прикрыть.
– Людям свойственно совершать плохие дела, – тихо говорит Роланд.
– Пожалуйста. – Меня одолевает отчаяние. Я нервно сглатываю. – Дед всегда говорил, что Хранителям требуется всего три вещи: умение, везение и интуиция. У меня все они есть. И я буквально нутром ощущаю: что-то здесь не так.
Он слегка склоняет голову набок. Это хороший знак. Он готов пойти мне навстречу.
– Сделай одолжение, – прошу я. – Просто помоги выяснить, кем она была, а я узнаю, кем был он.
Он напряженно выпрямляется, но все же извлекает из кармана небольшой блокнот и делает в нем какие-то пометки.
– Посмотрим, что можно сделать.
Я улыбаюсь – не в полную силу, а осторожно, чтобы он не почувствовал себя побежденным – просто чтобы выразить благодарность.
– Большое спасибо, Роланд.
Он мученически вздыхает.
Я чувствую поскребывание в кармане и вытаскиваю Архивный листок. Мелани Аллен, 10. Я слегка поглаживаю цифру кончиком пальца. Ровесница Бена.
– Все нормально? – непринужденно спрашивает он.
– Просто ребенок. – Я убираю листок в карман, и собираюсь уйти, но мешкаю.
– Буду держать тебя в курсе, – говорит он, понимая причину моей задержки.
– Я у тебя в долгу.
– Как всегда, – говорит он уже мне в спину.
Я возвращаюсь в приемную, где Лиза перелистывает книги, сосредоточенно прищурившись.
– Так скоро уходите? – окликает она.
– Еще одно имя. – Она это знает. Ведь это она распределяет задания. – В Коронадо всегда найдутся дела.
– Старые здания…
– Я знаю.
– Мы перераспределяем и упорядочиваем движение Историй, так, как только можем, но вам стоит всегда быть наготове.
– Прекрасно.
– Я с уверенностью могу сказать, что здесь вы столкнетесь с более напряженным графиком, чем на старой территории. Может, вдвое или втрое. Не больше…
– Вдвое или втрое?
Лиза скрещивает пальцы.
– Мир неспроста предлагает нам новые испытания, не так ли, мисс Бишоп? – мягко говорит она. – Разве вы не хотите попасть в Отряд?
Ненавижу такую формулировку. Так все Библиотекари завуалированно дают понять: попробуй справиться с этим.
Она пристально смотрит на меня поверх очков, словно выжидая.
– Что-нибудь еще, мисс Бишоп?
– Нет, – бубню я. Лиза редко бывает такой жесткой. – Думаю, это все на сегодня.
– Доброй вам ночи, – говорит она, слегка помахав золотистыми ногтями, и снова принимается за работу. Я отправляюсь в Коридоры, чтобы найти Мелани.
В те мгновения, когда за мной закрываются двери Архива и я ступаю в Коридоры, меня обволакивает ощущение тишины и покоя. Не такого, как в Атриуме, но тем не менее спокойствия и равновесия. И когда вдалеке я слышу крик или слабое эхо шагов, любой другой шум – все это напоминает мне, почему на самом деле мне так хочется замереть на месте. Дело не в покое, а в страхе. Дед говорил, что только трусы и идиоты презирают страх. Лишь благодаря чувству страха мы можем выжить.
Я касаюсь пальцами старой замшелой стены, ключ позвякивает у меня на запястье. Я закрываю глаза и тянусь в прошлое, чтобы ухватиться за нить воспоминаний. Пальцы и ладони понемногу немеют. Только я собираюсь отмотать воспоминания в поисках Мелани Аллен, как слышу резкий звук: металл царапает о камень.
Я моргаю и отступаю от стены. Звук раздался слишком близко.
Я иду ему навстречу по Коридору и поворачиваю за угол.
Тут никого нет.
Замерев, я достаю Архивный листок из кармана, но на нем значится только имя десятилетней Мелани.
Звук раздается снова, пронзительный и неприятный, как скрип ногтей о стекло. Я спешу дальше, поворачиваю и вдруг…
Из темноты вылетает нож.
Он блестящей молнией описывает дугу, я роняю листок и отскакиваю назад. Клинок прочерчивает линию в воздухе, чуть не касаясь моего живота. Я прихожу в себя и начинаю энергично уворачиваться, а нож ломтями нарезает пространство, неуклюжий и резкий, но быстрый. Его держит массивная ладонь со сбитыми костяшками, и ее обладатель такой же грубый и мощный. Он высок и мускулист и заполняет собой весь проход. Глаз почти не видно под сросшимися кустистыми бровями, зрачки черны. Видно, что он находился на свободе так долго, что мог сорваться. Почему он не высветился на моем листе?
Душа уходит в пятки, когда я узнаю тесак в его руке – это нож Джексона. Лезвие длиной с мой локоть уходит в массивную темную рукоятку, и где-то там, под его ладонью, скрывается отверстие для пальцев.
Он делает замах, и я приседаю, пытаясь выиграть время, чтобы подумать, но он слишком быстр, и все, что мне удается, – удерживаться на ногах и не позволять разделать себя, как праздничную индейку. В проходе слишком мало места для нас двоих, поэтому я разбегаюсь, опираясь одной ногой о стену, толкаюсь и впечатываю его голову в другую стену носком ботинка. Раздается звук, похожий на треск кирпичей, но он даже бровью не ведет, и мне приходится перевернуться, чтобы избежать его нового выпада.
Приседая и уворачиваясь, я понимаю, что вынуждена шаг за шагом отступать – он теснит меня к выходу.
– Где ты раздобыла этот ключ, Эбби?
Он уже сорвался. Глядя на меня, он видит кого-то другого. Кем бы ни была эта Эбби, он ей явно не рад.