Я не смогу этого объяснить.
Придется надеяться, что Оуэн сообразит держаться от меня подальше.
– Расслабься, Мак, – говорит Уэсли, по-своему истолковав мое напряжение. – Я буду тебя защищать.
Я от души смеюсь:
– Точно. Ты и твои колючие волосы спасете меня от злых монстров.
Уэс достает из кармана куртки цилиндр, встряхивает его, и цилиндр превращается в посох.
Я смеюсь:
– Я и забыла про твою палку! Неудивительно, что тебя заломал шестилетний мальчик. Ты выглядишь так, будто готов разбить пиньяту[5].
– Это посох бо.
– Это палка. Лучше убери ее. Большинство Историй уже и так напугано, Уэс. Ты только все испортишь.
– Ты говоришь о них так, будто они живые люди.
– А ты говоришь так, будто они ими не были. Убери палку, сказала!
Уэсли ворчит, но складывает посох и прячет его в карман.
– Твоя территория, – уступает он, – твои правила.
Снова раздается стук и тихое: «Эй, есть кто-нибудь?» Мы поворачиваем за угол и останавливаем-ся.
В тупике стоит девочка-подросток с рыжими волосами и с ногтями, покрытыми синим облупившимся лаком. Она изо всех сил колотит по двери кулаком.
Уэсли подходит к ней, но я останавливаю его взглядом. Она резко оборачивается и смотрит на меня глазами, заполненными чернотой.
– Мэл, – говорит она. – Бог мой, как ты меня напугала!
Она на взводе, но ведет себя не враждебно.
– Я сама еле держусь. Здесь страшно, – пытаюсь я подыграть.
– Где ты была? – резко спрашивает она.
– Искала выход, – говорю я. – И кажется, один нашла.
Она с облегчением смотрит на меня:
– Вовремя. Показывай где.
– Видишь? – говорю я, опираясь на дверь на Возврат, за которой скрылась девочка. – И никакой палки не понадобилось.
Уэсли улыбается:
– Впечатляет.
И тут кто-то страшно кричит.
Один из тех криков, какие можно услышать только в психбольнице. Животный, отчаянный.
Мы идем назад, выходим на т-образный перекресток, поворачиваем направо и оказываемся в одном холле с неизвестной женщиной. Она очень худа. Коротко стриженную голову она склонила набок и стоит к нам спиной. Судя по сумасшедшему крику, который мы слышали, она, без сомнения, взрослая. Значит, перед нами Дина Блант, 33.
– Моя очередь, – шепчет Уэсли.
Я ухожу в сторону, вглубь прохода, и слышу, как он с громким стуком бьет в стену. Я не вижу женщины, но легко могу себе представить, как она рывком оборачивается к Уэсли.
– Почему, Иэн? – начинает канючить она. Ее голос приближается. – Почему ты заставил меня это сделать?
Я прижимаюсь к стене и жду.
Краем глаза я вижу в глубине прохода какое-то движение и, обернувшись, замечаю блеск серебристых волос в темноте. Я качаю головой, надеясь, что Оуэн меня видит, а если нет, что ему хватит ума не показываться.
– Я тебя любила! – Ее голос все ближе. – Я любила тебя, а ты заставил меня это сделать.
Уэсли делает шаг назад и показывается из-за поворота, слегка косится на меня и останавливает взгляд на женщине. Я могу слышать ее шаги.
– Почему ты меня не остановил? – ноет она. – Почему не помог мне?
– Позволь мне помочь тебе сейчас, – говорит Уэсли, стараясь копировать мой ровный тон.
– Ты заставил меня. Заставил, Иэн, – говорит она, словно вообще не слышит его, словно зациклилась на своем кошмаре. – Это все твоя вина.
Она говорит все громче и громче, пока слова не перерастают в крик, затем в вопль, и потом она появляется из-за поворота, протягивая к нему руки. Они проходят мимо: Уэсли пятится, а она наступает на него шаг за шагом.
Я крадусь за ней по проходу.
– Я могу тебе помочь, – говорит Уэс, но, судя по выражению его глаз, он не привык к таким напряженным ситуациям. Не привык использовать слова вместо силы.
– Успокойся, – в конце концов говорит он, – просто успокойся.
– Что с ней не так?
Этот вопрос задает не Уэс. За его спиной, в тупике, стоит мальчик на несколько лет моложе меня.
Уэс на мгновение отвлекается, а Дина Блант пользуется моментом, чтобы броситься на него. Когда она хватает его за руку, я настигаю ее. Она теряется, и я использую ее собственную силу, чтобы развернуть ее назад, прикладываю руки к ее голове и резко дергаю.
Треск ее шеи четко раздается в Коридорах, и с глухим стуком она падает на пол.
Мальчик издает что-то среднее между хрипом и вскриком. Широко раскрыв глаза от ужаса, он бежит прочь и скрывается за поворотом. Уэсли не гонится за ним, даже не двигается с места. Он смотрит на бездыханное тело Дины Блант. И потом на меня.
Я не могу понять, он онемел от ужаса или от восторга.
– Куда делся твой гуманный подход?
Я пожимаю плечами:
– Иногда его недостаточно.
– Ты чокнутая, – говорит он. – Ты потрясающая девушка. И ты напугала меня до чертиков.
Я улыбаюсь.
– Как ты это делаешь? – спрашивает Уэс.
– Новая фишка.
– Где научилась?
– Случайно. – Это почти правда. Оуэн мне ничего не объяснял.
Тело Истории начинает содрогаться.
– Это долго не продлится, – говорю я, взяв ее за руки. Уэс берет ее за ноги.
– Так вот как ведут себя взрослые? – спрашивает он, пока мы тащим Дину Блант к ближайшей двери на Возврат.
Ее веки начинают дрожать. Мы прибавляем ходу.
– О нет, – говорю я, когда мы подходим к двери, – обычно все гораздо хуже.
Я поворачиваю ключ, и холл заполняют лучи белоснежного света.
Уэс угрюмо улыбается:
– Прекрасно.
Дина Блант начинает всхлипывать, когда мы втаскиваем ее внутрь.
– Ну, – говорит Уэсли, когда голос женщины затихает за дверью и сменяется абсолютной тишиной, – кто следующий?
Спустя пару часов лист становится безупречно чистым, а мне удается провести один час пятьдесят девять минут, не размышляя о Бене и о том, как его ящик скрылся в стене. Не думая о загадочном Библиотекаре-нарушителе. И о смертях в Коронадо. Охота и погоня вытесняют все, но стоит нам остановиться, беспокойство охватывает меня с удвоенной силой.
– Закончили? – спрашивает Уэс, устало опираясь о стену.
Я смотрю на пустой лист и складываю его прежде, чем успевает появиться какое-нибудь новое имя.
– Кажется, да. Все еще хотел бы получить мою территорию?
Он улыбается:
– Для себя одного – нет, а в комплекте с тобой – с удовольствием.
Я пинаю его ботинок своим, и, как ни странно, обувь образует преграду, через которую почти не пробирается шум Уэсли. Небольшая вспышка, только и всего.
Мы шагаем назад через Коридоры.
– Я бы не отказался от какой-нибудь выпечки от Бишопов, – признается он. – Как думаешь, у твоей мамы что-нибудь найдется?
Мы подходим к отмеченным дверям, и я вставляю ключ в скважину двери I – той, которая ведет в холл на третьем этаже. Хотя это большой риск, я так устала и так хочу в душ, что не могу идти окольным путем. Я поворачиваю ключ.
– А овсяное печенье с изюмом подойдет? – спрашиваю я, открыв дверь.
– Конечно. – Он придерживает ее для меня. – После вас.
Все дальнейшее происходит безумно быстро.
Из ниоткуда появляется История.
С потрясающей прытью, будто я прокручиваю воспоминания. Но это не воспоминания, это реальность, и у нас нет времени. Тело кажется размытым от быстрого движения, как клякса: копна рыжих волос, зеленое пятно толстовки, худые руки подростка. Я помню, как отправляла его на Возврат. Но это не мешает шестнадцатилетнему Джексону Лернеру с силой врезаться в Уэсли и отбросить его в сторону. Я тянусь, чтобы закрыть дверь, но Джексон ногой бьет меня в грудь. Меня пронзает боль, и я падаю, судорожно пытаясь вдохнуть. Пальцы Джексона хватают дверь, и она захлопывается.
Он убежал.
Во Внешний мир, в Коронадо.
Глава двадцать пятая
На одно ужасное, тягучее мгновение я замираю, не зная, что делать.
История выбралась на свободу, а я могу думать только о том, как обрести дыхание. Потом мгновение заканчивается, и мы с Уэсом оказываемся на третьем этаже в Коронадо. В холле никого нет.
Уэс спрашивает, все ли в порядке, я делаю глубокий вдох и киваю, через боль в груди.
Я не надела кольцо, и мне не нужно читать стены, чтобы выследить Джексона. Его зеленая толстовка мелькает на лестничной клетке рядом с моей квартирой. Я бегу за ним, а Уэс направляется к южной лестнице за лифтами. Шаги эхом раздаются внизу, и я спрыгиваю на второй этаж в тот момент, когда он закрывает дверь. Я успеваю увидеть, как Джексон выбегает на лестничную площадку нижнего этажа, но внизу уже подоспел Уэсли и преградил ему путь в вестибюль и дальше, наружу.
Он в ловушке.
– Джексон, стой! – задыхаясь, говорю я.
– Ты соврала, – рычит он, – нет там никакого дома!
Его широко открытые глаза полны ужаса, и на мгновение мне кажется, будто я снова с Беном, он срывается, а мои ноги словно приросли к полу, и я ничего не могу сделать. Джексон разворачивается и выбивает дверь в ближайшую квартиру.
Уэс бросается вперед, а я сбрасываю оцепенение и бегу к двери квартиры, в которой скрылся Джексон.
За сломанной дверью 2С оказывается уютное и вполне обжитое пространство. Джексон уже на полпути к окну, когда Уэс кидается ему наперерез через диван. Он успевает схватить его за локоть и развернуть. Джексон вырывается и бежит к выходу в прихожую, но я догоняю и впечатываю его в стену, разбив большой постер в стеклянной рамке.
В ванной шумит душ и кто-то громко и фальшиво напевает. Джексон отбрасывает меня в сторону и собирается нанести удар. Я успеваю увернуться, и его ботинок на тяжелой резиновой подошве бьет в стену. Пока он не пришел в себя, я хватаю его за запястье и тяну на себя. Локтем ударив в грудь, отправляю на пол. Когда я пытаюсь прижать его к полу, он отбивается и лягается, вновь ударив меня в грудь. Не в силах терпеть боль, я его отпускаю.
Джексон поднимается на ноги и выбегает в гостиную, но тут подоспевает Уэсли. Он обхватывает его рукой за шею и тянет изо всех сил, но Джексон бьется как бешеный, заставляя его отступить на несколько шагов. Под коленками у Уэсли оказывается стеклянный кофейный столик, и он оступается. Они вместе падают. Когда они с грохотом падают на пол в россыпи битого стекла, душ в ва