Дункана, умирает, и для Моргана с Дунканом закрывается тем самым единственный источник тайных знаний Дерини. Денис Арилан становится духовником короля Бриона.
1115 г. — Май: Шон лорд Дерри посвящен в рыцари в Ремуте и становится оруженосцем Моргана.
1116 г. — Весна: Денис Арилан привозит Дункана в Ремут в качестве своего секретаря и помощника. Лето: Дункан становится наставником принца Келсона, которому скоро десять лет.
1117 г. — В результате успешного наставничества Дункана назначают духовником принца.
1118 г. — Денис Арилан, в возрасте 35 лет, становится вторым епископом Ремута под патронажем архиепископа Корригана и избран членом тайного совета Бриона. «Суд».
1120 г. — Июнь: Брион подписывает новый договор о границах с Венцитом Торентским. Сентябрь: Морган едет в Кардосу проследить за выполнением договора. Ноябрь: «Возрождение Дерини». 1 ноября: Брион погибает, отравленный Кариссой. 4 ноября: похороны Бриона. 14 ноября: день рождения Келсона; Морган возвращается в Ремут. 15 ноября: Келсон побеждает Кариссу и коронован в Ремуте.
1121 г. — «Шахматная партия Дерини» и «Властитель Дерини». Стычка с Лорисом и епископами; поход против Венцита Торентского, заканчивающийся поражением Венцита в Линдрутской долине.
1121–1122 гг. — Зима: упрочение двора Келсона в Ремуте. Морган проводит почти всю зиму, разъезжая между Ремутом и Коротом, то давая советы Келсону, то занимаясь своими владениями в Корвине. Дункан разъезжает между Ремутом, Кассаном и Кирни, приводя в порядок дела своего отца и вступая во владение своим наследством, но душой возвращается к своему духовному призванию. Барон Джодрел, блестящий молодой лорд Кирни, становится его преданным приверженцем и едет с ним ко двору, где Келсон сразу же проникается к барону симпатией и назначает его в свой тайный совет.
1122 г. — Январь: Ремутский совет официально осуждает Лориса (находившегося в заключении с предыдущего лета), лишает всех званий и отправляет в пожизненную ссылку в аббатство Св. Иви в Рендалле. (Корриган умирает от сердечного приступа до вынесения приговора). Браден из Грекоты назначен примасом и архиепископом Валоретским вместо Лориса; Кардиель становится архиепископом Ремутским; Арилану отдают Дхассу. Происходит перераспределение епархий между епископами.
1122 г. — 1 мая: Морган женится на Риченде в Марли, обряд совершает Дункан в присутствии Келсона. Затем Морган увозит на лето жену и пасынка в Корвин. Лето: из Марли Келсон отправляется на север и путешествует по Келдишским землям, оценивая боевую готовность ввиду враждебности Торента. Встречает брата своей тети Мерауд, Сэйра де Трегерна, молодого графа Рэндалльского, и привозит его ко двору в качестве еще одного советника. Дункан проводит почти все лето, объезжая свои земли и налаживая управление ими в свое отсутствие. В конце лета расходится слух, что сторонники прежнего меарского королевского рода беспокоятся за независимость Меары, ибо недовольны тем, что частью Старой Меары правит сейчас священник-герцог Дерини.
1122–1123 гг. — Зима: Келсон укрепляет свою власть, строит планы отправиться следующим летом в Кассан, Кирни и Меару и укротить недовольных сепаратистов, показавшись им во всем своем королевском величии. Суды в течение всей зимы. Морган несколько раз ездит в Корвин, поскольку Риченда ожидает их первого ребенка.
1123 г. — 31 января: Риченда рожает Моргану дочь, Бриони Бронвин Морган. Весна: молодой король Алрой Торентский, через несколько месяцев после того, как ему исполнилось четырнадцать, погибает, упав на охоте с лошади. Сразу же распространяются слухи, что несчастный случай подстроен Келсоном, который убоялся силы достигшего совершеннолетия короля Торента. Королем становится девятилетний Лиам, их мать Мораг по-прежнему регентша, и многие лорды Торента соперничают из-за ее руки. Лето: Келсон, проезжая через Меару, Кассан и Кирни с Дунканом, как планировалось, видит, что ситуация в Меаре ухудшается. Морган почти все лето проводит в Корвине, чтобы убедиться, что со стороны Торента им ничто не угрожает, но, после того как умирает их союзник, епископ Карстен Меарский и важная епархия в Меаре остается без управления, он присоединяется в Кулди к Келсону. Конец ноября: Совет епископов собирается в Кулди, чтобы избрать нового меарского прелата, но сначала избирает несколько разъезжающих епископов, среди них Дункана (второго епископа Ремутского, заместителя Кардиеля).
1123–24 гг. — Ноябрь-февраль: «Сын епископа».
1124 г. — Май-июль: «Милость Келсона».
1125 г. — Март-апрель: «Тень Камбера».
Приложение 4Литературные первоисточники Дерини
Как началась серия
Чаще всего мои читатели (если не считать вопроса: «Когда выйдет следующая книга?») задают вопрос: «Как у вас возникла эта идея?» Обычно я отвечаю, что она мне приснилась...
Сновидение преображается в мир, который многие читатели воспринимают как реальный, но существующий в каком-то другом измерении, посредством сложного процесса. Для тех, кому интересен этот процесс, я и хочу показать этапы развития сна в то, что мы знаем сейчас как «Хроники Дерини».
И хотя нижеследующий материал нельзя считать каноническим (в том смысле, в каком являются каноническими романы и рассказы этого сборника — они основаны на «официальном», или «устоявшемся» варианте истории Дерини), без него никакие книги о Дерини вообще не появились бы на свет.
Сон, который породил Дерини
11 октября 1964 года мне приснился очень яркий сон, и, проснувшись, я записала его на двух карточках 3x5 дюймов.
Место действия: приемный кабинет в замке. Молодая вдова-императрица (25 лет) принимает верного генерала своего мужа (40 лет) и его оруженосца (20 лет). На ней — белое ниспадающее одеяние с черным платом и простая изумрудная диадема. Ее маленький сын спит в соседней комнате. Генерал открывает секрет силы покойного императора, сокрытой в причудливой изумрудно-золотой броши, — муж не успел передать ей ключ к тайне, ибо был убит Голубой колдуньей, которая и правит теперь. Генерал мудрый и могущественный человек; он показывает императрице, как добраться до этой силы, — император передал ключ ему; нужно вонзить иглу застежки в руку — через десять секунд начинается передача силы и длится пять минут. Передача проходит успешно; императрица испытывает силу — все в порядке. После того как она получает силу и срок ее траура заканчивается, не исключена возможность любви между нею и генералом.
«Лорды Сорандора»Первоначальный вариант «Возрождения Дерини».
В течение года после этого сна я написала повесть под названием «Лорды Сорандора». Многое я изменила. Королевство приобрело название — «Сорандор», в следующих же книгах оно стало называться Гвиннедом. Малыш стал четырнадцатилетним принцем Келсоном. Героиня, из которого впоследствии появилась Джехана (здесь Сэниль), соответственно стала старше и значимость ее как персонажа поубавилась; исчезла также романтическая привязанность к Моргану. И хотя Дерини как таковые здесь еще не появились, магия несомненно уже сделалась ведущим фактором.
Определилась также основная форма этого мира — и в романе «Возрождение Дерини» можно узнать кое-какие отрывки из «Лордов Сорандора».
Сэниль Сорандорская, стоя перед зеркалом, поправила на своих рыжих волосах траурную вуаль, как делала это каждое утро вот уже целый месяц. Опершись белыми руками о туалетный столик, она долго всматривалась в зеленые глаза, отвечавшие ей из зеркала пристальным взглядом, затем возложила на голову скромный, украшенный гагатом обруч.
— Ваше величество, — тихо обратилась к ней служанка, — вас хочет видеть генерал, сэр Аларик Морган. Ответить ему, что ваше величество не принимает?
— Морган? Нет... я, пожалуй, должна с ним повидаться. Где он?
— В саду, миледи.
— Хорошо. Я приму его на террасе.
Сэниль вышла в озаренные солнцем покои, села в небольшое, обитое черной тканью кресло и расправила складки своего траурного бархатного платья. Ее тут же окружили несколько фрейлин, а сидевший в уголке молодой музыкант принялся перебирать струны сладкозвучной лютни.
Дверь, ведущая в сад, открылась, и на террасу вошел высокий мужчина в черном кожаном костюме, чьи доспехи и меч тускло блестели в рассеянном солнечном свете. Он почтительно наклонил золотоволосую голову и легко опустился на колени у ног королевы, прижав к сердцу руку в перчатке. Сэниль знаком велела ему встать.
— Слушаю вас, сэр Аларик.
— Простите, миледи. Мне следовало приехать раньше, но солдаты встревожены новым положением вещей и глубоко переживают утрату Бриона. Нам всем его очень не хватает.
— Да, это так, — она выжидающе смотрела на него.
— Миледи, я должен поговорить с вами наедине; это крайне важно.
— Сэр Аларик, но я... Хорошо, — она кивком отпустила фрейлин, затем указала на кресло рядом. — Я выслушаю вас, сэр Аларик, во имя той привязанности, которую питал к вам мой муж. Брион часто говорил о вас... рассуждая об управлении и всем таком прочем, — она устремила через комнату невидящий взор. — Возможно, если бы он рассказывал мне больше о своих делах, я была бы готова к тому, что случилось, — сказала она, с горечью поглядев на свои сложенные руки. — Но я узнала о постоянно угрожавшей ему опасности, лишь когда его не стало.
И, подняв взгляд, она с оживлением продолжила:
— Но вы ведь приехали не для того, чтобы послушать мои рассказы о Брионе, генерал?
— Нет, — ответил Морган, покачав головой. Затем резко встал и принялся расхаживать по комнате, нервно стискивая руки.
— Миледи, — начал он, — перед тем как отправиться в свой последний бой и пасть от руки Голубой колдуньи, ваш муж рассказал мне во всех подробностях о божественной силе, что передавалась в его королевском роду из рук в руки много лет подряд. Он наверняка и с вами затрагивал порой эту тему, но вы, скорей всего, пропускали такие разговоры мимо ушей, считая эту силу пустым суеверием, оправданием своего рода права на королевскую власть. Во многих случаях так оно и бывает, но только не с Брионом.
Он медленно повернулся к королеве.
— Миледи, узнай Брион вовремя о замыслах Голубой колдуньи — он мог бы спастись... он мог даже при счастливом стечении обстоятельств убить ее. Увы, Брион ее недооценивал... хуже того, он недооценил ее влияние на своих подданных.
От горьких воспоминаний лицо его исказила гримаса, и он буквально выплюнул:
— Его предал друг!
Он стукнул кулаком по ладони, но тут же взял себя в руки, вспомнив, где находится. И, повернувшись к королеве, продолжил с напряженной улыбкой:
— Вы помните оруженосца Бриона, Колина из Фианы? Бедняга Колин! — он вздохнул. — Колдунья очаровала его. И заставила влюбленного парнишку отравить королевское вино. Она сказала, что этой дозы недостаточно, чтобы убить короля. Он всего лишь уснет.
Колин сделал, что ему было велено, и на следующее утро колдунья убила Бриона при помощи магического приема, которого он не ожидал... от этого питья он ослабел и не смог разгадать ее намерений. И когда Колин понял, что натворил, он закололся своим мечом, будучи слишком гордым, чтобы умереть смертью предателя, и слишком несчастным, чтобы жить дальше.
Морган устало опустился в кресло, уронил голову на руки.
— И теперь Голубая объявила перемирие, — хмуро усмехнулся он, — в знак ее уважения к почившему злейшему врагу.
Наступившую тишину нарушили глухие рыдания Сэниль.
— Простите, миледи. Я не хотел бередить ваши раны, но подумал, что вы должны знать, — он посмотрел под ноги. — Как поживает принц Келсон? — спросил он, чтобы сменить тему.
— Хорошо, — ответила Сэниль, силясь вновь обрести спокойствие. — Завтра состоится коронация, как вам известно, — она умоляюще посмотрела на него. — Я надеялась, что для того вы и приехали: увидеть его коронованным.
— Да, миледи, — ответил он. — Только коронованным, как истинный король... каким был его отец.
— Нет! — испуганно прошептала она. — Сила Бриона, если он и вправду обладал ею, умерла вместе с ним. Келсон должен править, как простой смертный! — и она обратила к нему широко распахнутые глаза.
— Келсон не может править, как простой смертный, миледи. Колдунья убьет его, как убила его отца; вы же понимаете это.
— Сила Бриона ею не спасла. И не станет же она убивать беззащитного мальчика!
— Вы и сами понимаете, что станет, миледи, — ответил Морган. — Но по воле Божьей Келсону не придется бороться с Голубой колдуньей, будучи безоружным. У меня есть ключ к силе Бриона... и она должна перейти к Келсону.
— Нет! — прошипела она, привстав с кресла. — Я не позволю вам это сделать. Келсон еще совсем ребенок.
— Не будьте глупы, миледи, — сказал он, хватая ее за плечи и силой усаживая обратно. — Подумайте как следует. Завтра Келсону исполняется четырнадцать лет, и он по закону может быть коронован. И пощадит ли Голубая колдунья, убившая его отца... — он сделал паузу и подчеркнул, — пощадит ли она сына этого отца только потому, что он слишком молод? Она рвется к власти, миледи. Позволит ли она какому-то простому смертному стоять у нее на пути?
— Нет, — хрипло прошептала она, понурившись.
Морган отпустил ее и сделал шаг назад.
— В таком случае вы позволите мне поговорить с ним?
— Да, — покорно согласилась она, — только не дольше часа.
Однако, когда она проводила его глазами до дверей в сад, на лице ее появилось негодующее выражение.
— Что вы сказали моей матери?
Морган, шурша черным шелковым плащом, повернулся на голос, неожиданно раздавшийся за спиной.
— Келсон, — он увидел мальчика, и напряжение на его лице сменилось довольной улыбкой. — Как вы узнали, что я здесь?
Мальчик легко спрыгнул с нескольких ступеней садовой беседки и быстро подошел к молодому генералу.
— Я увидел, как вы вышли от моей матери, и пошел за вами. Я сделал что-нибудь не так? — спросил он, и в серых глазах его мелькнуло опасение при виде удивления друга.
— Нет, нет, мой принц, — ответил Морган, похлопав мальчика по плечу. — Я на самом деле приехал повидаться с вами, а не с вашей матерью. И должен признаться, что сейчас она испытывает ко мне не слишком большую симпатию, — продолжал он. — Я напомнил ей, что вы — король.
Келсон озорно фыркнул.
— Для нее я по-прежнему «ее малыш». Она, кажется, просто не понимает, что завтра я стану королем, — взгляд его сделался задумчивым. — И что, по ее мнению, может еще делать сын Бриона, если не править? Скажите мне вот что, Морган. Вы хорошо знали моего отца. Как по-вашему, смогу ли я когда-нибудь занять его место? Только говорите правду, потому что я пойму, если вы будете мне льстить.
Морган, сложив перед собой руки, задумчиво обошел вокруг юноши, отметил про себя хрупкость его полудетского тела, помня, однако, силу и кошачью грацию его движений. Глядя на Келсона, он словно снова видел Бриона, его открытый взгляд его серые глаза, густую копну блестящих черных волос, царственную посадку головы и ту непринужденность, с которой носил он синее королевское одеяние. Это был Брион Смеющиеся Глаза, Брион Сверкающий Меч, Великодушный Брион, который учил его, мальчишку, фехтовать и ездить верхом; пышный двор которого ошеломлял этого мальчишку своим великолепием; Брион, который просил своего друга поклясться жизнью, что тот будет защищать его сына, если он умрет слишком рано; Брион, который перед своей смертью вручил ключ к своей божественной силе тому человеку, что стоял сейчас перед его сыном.
Морган стряхнул задумчивость и жестом пригласил мальчика сесть.
— Вы — вылитый Брион, мой принц, — сказал молодой генерал, тоже сев на ступеньку. — И он хорошо подготовил вас для той ноши, что ляжет завтра на ваши плечи. Он наверняка предполагал, что вам придется взойти на трон в юном возрасте... пожалуй, он даже ожидал этого, ибо дал вам самое замечательное воспитание, какое только мог.
Он посадил вас в седло чуть ли не с того самого дня, как вы научились сидеть. Ваши учителя фехтования были лучшими из всех, и когда они научили вас тому, что умели, он взялся учить вас сам, и вскоре вы уже побеждали своих наставников. Вы изучали военную историю, стратегию, языки, математику... даже немного астрономию и алхимию.
Ваше воспитание имело также и практическую сторону. Ибо в том, что юному, непоседливому порой наследному принцу дозволялось вопреки правилам сидеть рядом с отцом в зале совета, была своя мудрость. Вы приобретали сызмальства, даже не подозревая об этом, зачатки безупречной риторики и логики, которыми Брион славился не меньше, чем своим умением владеть мечом и своей доблестью. Вы учились давать советы и принимать советы — с разумной скромностью. В результате вы стали понимать, что мудрый король никогда не говорит в гневе и не судит, пока не узнает всех обстоятельств.
Морган помолчал немного, затем задумчиво продолжил:
— Я думаю, что в каком-то смысле вы, мой принц, станете даже лучшим королем, чем Брион. Вы чувствительны, разбираетесь в живописи, литературе и музыке, чего ему не было дано в полной мере, хотя, по моему мнению, это не мешало ему быть прекрасным королем. О, он слушал философов столь же внимательно, как и воинов, но я не уверен, что он действительно понимал их. Вы же понимаете.
Келсон повернул голову и встретился с генералом глазами.
— Вы забыли кое-что, Морган, — сказал он тихо. — Я не обладаю силой моего отца, а без нее все это ничего не стоит, — он нетерпеливо вскочил. — Отец не сказал вам, как мне остаться королем? И что насчет его убийцы? Могу ли я, смертный, противостоять Голубой Колдунье с пустыми руками? Морган, — с мольбою обратился он к другу своего отца, — что мне делать?
— Вы подошли к самой сути, мой принц, — улыбнулся Морган. — Давайте уйдем отсюда. Мы здесь уже слишком долго. Ваша мать не должна нас прервать посреди этого разговора.
И, взяв юного принца за руку, он повел было его подальше от покоев королевы.
Как раз в этот момент в сад суетливо выбежала полная, запыхавшаяся фрейлина.
— Ваше высочество, — пронзительно закричала она, забыв приветствовать принца реверансом. — Мы вас повсюду ищем. Ваша мать, королева, весьма встревожена, вы же знаете, она не любит, когда вы гуляете в одиночестве. Ведь это так опасно... — она запнулась и умолкла, увидев, что принц находится отнюдь не в одиночестве.
— Вы слышали, Морган? — сказал Келсон, поворачиваясь к своему другу. — Это так опасно! Леди Боллистон, — продолжил он сухо, — не будете ли вы так любезны сообщить моей матери, что я гуляю по саду в полной безопасности с генералом Морганом?
Леди Боллистон узнала Моргана, охнула, прикрыла пухлой ручкой рот, и глаза у нее округлились. Она торопливо присела в реверансе и сказала запинаясь:
— Я не узнала вашу светлость.
— И это вполне объяснимо, леди Боллистон, — кивнул он, — поскольку я давно здесь не бывал. Надеюсь, однако, что впредь вы будете проявлять к своему королю несколько больше уважения, — он дружелюбно улыбнулся. — Ваш выход не был образцом приличий.
Леди Боллистон против воли улыбнулась тоже, подумав про себя, что генерал покойного короля, возможно, вовсе не такое чудовище, каким его описывает королева, и пролепетала свои извинения.
— Но ваша мать желает вас немедленно видеть, ваше высочество, — добавила она.
— По поводу приезда генерала Моргана? — осведомился Келсон. Она не ответила, и он кивнул. — Я так и думал. Что ж, скажите госпоже королеве, что я уже совещаюсь с сэром Алариком и хочу, чтобы меня не беспокоили. Не забудьте добавить, что я в полной безопасности, — закончил он сухо.
— Хорошо, ваше высочество, — она еще раз присела и отправилась обратно на террасу. Когда она скрылась из виду, Морган и принц расхохотались.
— Вы знаете, мой принц, по-моему, ваша матушка решила все-таки не допустить нашей встречи, — сказал Морган, опустив юноше на плечо руку в черной перчатке. — Лучше уйти отсюда, пока она не вышла сама нас искать.
Келсон согласно кивнул, и они быстро пошли прочь.
Отец Дункан Мак-Лайн, подняв случайно взгляд от чаши, которую он наполнял святой водой, заметил шедших по двору двух молодых людей. Чтобы лучше видеть, он прикрыл рукою глаза от яркого полуденного солнца. Тот, что помладше, в бархатном плаще, золотое шитье которого так и сверкало в солнечных лучах, — принц Келсон. А старший — глаза молодого священника вспыхнули удивлением и радостью — это же Аларик!
Он поставил на пол пустую бутыль, разгладил помятую сутану и поспешно вышел в галерею.
— Аларик! — он крепко пожал другу руку. — Какой приятный сюрприз! И Келсон, — он обнял юного принца за плечи. — Я просто не верю своим глазам. Сразу два моих самых любимых человека, — сказал он, заводя их в прохладную тень портика. — Однако по лицу Аларика я вижу, Келсон, что это не просто светский визит, не так ли?
— Ты весьма чуток, Дункан, — улыбнулся молодой генерал. — Мне не удавалось тебя перехитрить, даже когда мы были еще детьми. Можем ли мы с Келсоном завладеть тобой и твоим кабинетом примерно на час, чтобы посоветоваться?
Дункан криво усмехнулся, но кивнул.
— Разумеется, ты не мог приехать иначе как по делу, Аларик, — сказал он, подхватывая пустую бутыль и ведя гостей в неф. — Наверное, мне следовало бы стать твоим исповедником... тогда хоть раз в году я уж точно бы тебя видел. Правда, если подумать, это не особенно удачная мысль — слишком хорошо я тебя знаю.
Они остановились в трансепте и поклонились перед алтарем.
— Ладно тебе, Дункан, — посмеиваясь сказал Морган, когда вслед за тем они вошли вместе со священником в боковую дверь. — Я вижусь с тобой куда как чаще; кроме того, от моего замка до столицы пятьдесят миль.
— Нет, Аларик, можешь не оправдываться. Или обещай навещать меня почаще или забудь о моем кабинете... и поищи другое место для обсуждения своих дел.
Он тщательно прикрыл за собой дверь и подошел к маленькому круглому столу в центре комнаты.
— Хорошо, Дункан, — засмеялся Морган, усаживаясь по его жесту вместе с Келсоном за стол. — Даю слово.
Он отцепил от своего пояса маленький кожаный кисет и начал возиться с его завязками.
— Не найдется ли у тебя что подстелить, Дункан? — спросил он, справившись с ними.
Священник еще не успел ответить, как Келсон выдернул из рукава белый шелковый платок и расстелил перед генералом.
— Это подойдет, Морган?
— Вполне, мой принц, — ответил тот, вынимая из кисета и бережно опуская на шелк что-то золотое и сверкающее. — Узнаете, Келсон?
Келсон тихонько вздохнул, широко раскрыв свои серые глаза в благоговейном удивлении.
— Это Огненный перстень, печать силы моего отца.
— Можно взглянуть? — взволнованно спросил Дункан.
Морган кивнул.
Священник поднял за концы шелковый платок, повертел его туда-сюда, приглядываясь к перстню. В алых отблесках драгоценных камней гладкий металлический ободок его излучал теплое сияние. Затем Дункан опустил платок на стол и расправил смявшийся шелк.
— Что ж, это хорошо, — выдохнул он, и в глазах его появилась надежда. — А еще?
Вместо ответа Морган снова полез в кожаный кисет и вынул из него тяжелую эмалевую брошь величиной с кулак. По краю ее шел гравированный золотом орнамент, а на малиновом поле сиял золотой лев на задних лапах.
— Что это?.. — начал Келсон, недоуменно сдвинув брови.
— Ключ, мой принц, — тихо сказал Морган. — Ключ к силе вашего отца.
Он подал брошь Дункану, который быстро осмотрел ее и передал Келсону.
— Брион рассказал мне обо всем, когда я видел его живым в последний раз. Он предчувствовал грозившую ему опасность, ибо заставил меня поклясться, что, в случае, если он погибнет, я передам брошь и кольцо вам, Келсон. К броши прилагаются еще стихи.
— Какие, Аларик? — спросил священник, нетерпеливо наклоняясь к нему. — Ты знаешь их?
— Да. Но из них мало что понятно. Слушайте.
Он начал декламировать, и лицо его приняло отсутствующее выражение:
Ты ищешь силы — будет так, но возрастет она
В канун дня коронации и перейдет сполна
К тебе, коль будет человек святой служить поводырем
И ты колени преклонишь с защитником вдвоем.
Но правой суждено руке перенести страданье:
В нее вонзятся Зубы Льва — для храбрых испытанье.
Когда же ты его пройдешь, претерпевая муку,
Вольется сила чрез кольцо, надетое на руку.
— Да, — сказал Дункан, откидываясь снова на спинку стула и поднимая бровь. — И что же нам с этим делать?
— Погодите, святой отец, — возбужденно начал Келсон. — Первая часть понятна достаточно: «...возрастет она в канун дня коронации и перейдет сполна...» — и означает это, что все должно произойти нынче вечером. «Святой человек», который послужит поводырем — это вы, отец, а «защитник», с которым я должен преклонить вдвоем колена... — он посмотрел на Моргана.
— Верно, мой принц, — кивнул тот. — Наши с Дунканом роли указаны, но вот ваша?.. Третью строфу я пока вообще не понимаю, но в четвертой явно содержится намек на ритуал коронации, когда архиепископ наденет перстень на вашу руку... правую руку! Как же я сразу не догадался?
— Да, конечно, — подтвердил Келсон. — Отец обычно о таких вещах говорил, пользуясь геральдическими терминами. Это на него похоже.
Келсон поднял брошь и вытянул левую руку.
— «Но правой суждено руке перенести страданье: в нее вонзятся Зубы Льва — для храбрых испытанье».
Он посмотрел на брошь, потом на друзей с забавно-удивленным выражением лица.
— Не понимаю, Морган. У льва нет зубов. Как же?..
— Погодите, — Дункан вскочил на ноги, потянулся за брошью. — Дайте-ка посмотреть.
Он внимательно изучил драгоценность, затем перевернул ее и коснулся застежки.
— Конечно же, — пробормотал он, и взгляд его сделался отсутствующим. — Всегда должно существовать какое-то препятствие, необходимость проявить мужество.
Морган медленно встал, не сводя глаз с Дункана.
— Зубы льва — это застежка? — спросил он тихо.
Взгляд Дункана прояснился.
— Да.
Келсон, перегнувшись через стол, провел пальцем по трехдюймовой тонкой золотой игле. И нервно сглотнул.
— Зубы Льва должны вонзиться в мою руку?
Дункан бесстрастно кивнул.
— Это... будет очень больно, да? — спросил Келсон еле слышно.
Дункан снова кивнул.
— Но другого способа нет, так ведь?
— Нет, мой принц, — ответил священник, лицо которого казалось особенно бледным на фоне его темного одеяния.
Келсон опустил глаза.
— Что ж, значит, это надо сделать. Вы приготовите все необходимое, отец?
— Да, мой принц, — ответил тот. — Вы с Алариком должны прийти сюда снова не позже, чем через час после повечерия.
И он низко поклонился.
Келсон тоже склонил голову в знак благодарности.
— Тогда я ухожу, отец. За оставшееся время я должен понять, что значит быть настоящим королем.
Он повернулся на каблуках и вышел с таким видом, словно на плечи его уже легла вся тяжесть королевского сана. Морган заторопился следом.
— Да поможет вам Господь, мой принц, — тихо сказал священник и благословил уходивших.
Морган молча шел по двору за своим юным господином, понимая, что мальчику необходимо побыть наедине со своими мыслями. Келсон тоже молчал, пока они не дошли до дверей, ведущих в королевские покои.
— Морган, — спросил он вдруг, — вы уверены, что мы собираемся сделать именно то, что надо?
— Ну, — задумчиво отвечал Морган, — даже если это не так и магия Бриона потеряна для нас навсегда, мы хотя бы попытаемся что-то сделать. Ведь это право каждого — попытаться, не так ли, мой принц?
— Вы, конечно, правы, Морган, — сказал тот. — Но что, если я не готов?
— Вы куда более готовы, чем вам кажется, — ответил Морган, протягивая руку к двери.
Но не успел он коснуться ручки, как тяжелая дубовая дверь медленно отворилась, и за нею на пороге они увидели испуганную и гневную королеву в сопровождении свиты.
— Где ты был, Келсон? — спросила она.
— С генералом Морганом, матушка. Разве вам не передали?
Сэниль перевела взгляд на Моргана.
— Что вы ему сказали?
Морган скрестил на груди руки.
— Рассказал о его отце, миледи. Можете спросить у него сами.
— Ну, Келсон? — нетерпеливо обратилась она к сыну. — И какою же ложью он тебя потчевал?
— Пожалуйста, матушка, не устраивайте сцен, — сказал Келсон, потихоньку продвигаясь в сторону своих покоев. — Едва ли есть нужда пересказывать вам, о чем мы говорили; вы же знаете, что я должен делать.
Она не ответила, и он обратился к офицеру своей охраны.
— Лейтенант, я ухожу к себе и не желаю, чтобы меня беспокоили до утра. Генерал Морган проведет ночь в моих покоях. Вам ясно?
— Да, ваше величество.
— Вот и хорошо, — Келсон повернулся к матери. — Спокойной ночи, матушка. Я увижусь с вами завтра перед процессией. А сейчас я должен отдохнуть.
Не мешкая более, он вошел в комнату, Морган — за ним, и до оставшихся в коридоре долетел решительный щелчок задвинутого засова. И после секундного замешательства королева со свитой вынуждена была удалиться.
Однако в тени за колоннами таился некто, кого ничуть не смутило и не расстроило то, что принц решил провести остаток дня в уединении. Разлад меж членами королевской семьи только позабавил его, и с мрачной улыбкой он дождался, пока последние звуки шагов затихли в коридоре, затем, запахнув на себе плотнее плащ оруженосца, выскользнул за дверь. Пройдя в королевскую конюшню, где его уже ждал оседланный быстрый конь, он переоделся в темный дорожный плащ и, прежде чем выехать, старательно закрыл лицо широким капюшоном.
Спустя час он был уже далеко за пределами города и, свернув с наезженной дороги на узкую извилистую тропу, поскакал в предгорья. Еще через какое-то время он спустился неверными тропинками по крутым склонам ущелья и совершенно не удивился, когда на дне этого ущелья его вдруг окружили со всех сторон одетые в синие мундиры солдаты.
— Кто идет? — свирепо вопросил их командир, хватаясь за рукоять меча.
— Лорд Ян, приехал повидаться с графиней, — ответил одинокий всадник, отбрасывая капюшон и спешиваясь.
Офицер с низким поклоном принял у Яна повод и сказал уже другим, подобострастным тоном:
— Простите, милорд. Мы вас не узнали.
— Это меня ничуть не удивляет, — сухо заметил молодой лорд, — поскольку я и не хотел, чтобы меня узнали. Открывайте вход.
Он повелительно махнул рукой, и солдаты поспешили исполнить приказание. Лейтенант приложил пальцы к высеченным в камне скалы неглубоким ямкам, и огромная плита сдвинулась в сторону, открыв в стене ущелья проход. Ян в сопровождении солдат вступил внутрь, плита, закрывавшая вход вернулась на место. Затем солдаты разошлись по своим постам, а вновь прибывший зашагал вперед по коридору.
Стук его каблуков отдавался гулким эхом от мраморных плит. Ян шел и думал, с какими неожиданными людьми сводит порой человека стремление к заветной цели. Вот и Голубая колдунья уже вполне ему доверяет, и после того, как они покончат с юным принцем, у него, Яна, будет достаточно времени и возможностей, чтобы самому завладеть силой колдуньи.
Он уверенно спускался по гранитной лестнице, громко звеня серебряными шпорами, и факелы в кованых подставках бросали кроваво-багровые отблески на его каштановую шевелюру, под которой таились еще более кровавые мысли.
Он миновал сторожевой пост, отсалютовал небрежно и, распахнув половинки золотых дверей, проскользнул внутрь. Затем оперся спиною на изукрашенные дверные ручки и, отогнав на время все темные помыслы, остановил пристальный взгляд на женщине, которая расчесывала в этот момент свои длинные, серебристые, отливающие голубизной волосы.
— Ну что, Ян? — осведомилась она, и ее полные красные губы искривились в почти свирепой улыбке.
— Сын Льва засел на ночь в клетку, крошка моя, — вкрадчиво сказал он и не торопясь, с небрежной грацией, приблизился к ней. — В королевском семействе раздоры. Сын холоден с матерью, которая так старается его защитить, и та ссорится с генералом, который распаляет мальчишку рассказами о доблести отца.
Он расстегнул тяжелый плащ, сбросил его на табурет и, отцепив меч, опустился на широкую, застеленную атласным покрывалом кушетку.
— А юный принц? — допытывалась она. — Очень ли ему не по себе в ожидании коронации?
В голосе ее звучала насмешка. Она отложила серебряную щетку на туалетный столик, встала, и газовое платье окутало ее фигуру воздушным лазоревым облаком.
— Думаю, он весьма расстроен, — улыбнулся молодой лорд и прилег, опершись на локоть. — Ушел отдыхать и приказал, чтобы до утра его не беспокоили. Если он вдруг выйдет, мы об этом сразу узнаем.
Его зеленые глаза жадно следили за каждым ее движением.
— Чудесно, Ян, — тихо сказала она, и в голосе ее прозвучали низкие, грудные ноты. Затем она плавно двинулась к нему. — Ты хорошо потрудился, — кончиками пальцев она коснулась его плеча и улыбнулась. — Голубая колдунья тоже желает отдать на ночь такой приказ.
Когда вдали отзвонили после вечерни колокола, Морган вскочил и по-кошачьи потянулся. Подойдя к окну, он приподнял край занавеса, выглянул в сгустившийся сумрак, затем отпустил тяжелую ткань, и та упала на место. Морган подавил зевок, подошел к богато изукрашенному канделябру, зажег свечи и поставил его возле королевской постели.
Келсон внезапно открыл глаза и огляделся по сторонам.
— Кажется, я заснул, — сказал он, приподнявшись на локте. — Нам пора?
— Нет еще, мой принц, — ответил Морган, подойдя к шкафу и рассматривая одежду. — Повечерие еще не отзвонили.
Он выбрал темно-серую шелковую тунику, отделанную золотом и жемчугом, и бросил ее на ближайший стул.
— Это, пожалуй, подойдет.
Затем он устало опустился в кресло возле камина и, рассеянно приглаживая волосы, несколько мгновений смотрел в огонь.
— Вообще-то, если поразмыслить, собраться вам лучше уже сейчас.
— Удивительный вы человек, Морган, — сказал Келсон, глядя на молодого генерала. — Когда вы сказали, что мне надо отдохнуть, я был уверен, что глаз не сомкну, но вы рассеяли мою тревогу своим спокойным голосом и тихими речами, и я заснул.
Морган ответил рассеянно:
— Вы просто очень устали, мой принц.
Он снова уставился в огонь, и Келсон, поняв, что других объяснений не услышит, прошел в гардеробную.
Просидев неподвижно еще несколько секунд, Морган вдруг встрепенулся и вскочил на ноги. Сбросил куртку и кольчугу, быстро ополоснулся над тазом в умывальной комнате и, когда Келсон вернулся, уже снова натягивал кольчугу поверх шелковой рубахи.
— Вы ждете каких-то осложнений? — спросил юноша, глядя встревоженно на ее стальные колечки.
Морган усмехнулся.
— Нет, мой принц, но лучше быть готовым ко всему, — сказал он, зашнуровывая бока. — И я хочу извиниться за то, что был не слишком вежлив с вами. Вы нуждались в утешительных словах, а я был резок. С моей стороны это глупость.
Он слегка подтолкнул принца, проходя мимо, и Келсон слабо, протестующе улыбнулся.
— Не будьте так серьезны, мальчик мой, — сказал Морган, роясь в своем седельном вьюке и доставая черный бархатный камзол с золотой каймой. Его он натянул поверх кольчуги. — Магия вашего отца никак не может повредить сыну — скрытая в тексте угроза относится не к законному наследнику, а к тому, для кого эта магия не предназначена.
Прицепив меч и надев плащ, он подошел к шкафу, вынул темно-красный бархатный плащ и подал юному принцу. Келсон, одевшись, расправил на плечах воротник из черно-бурой лисицы и повернулся к двери.
— Не сюда, — сказал Морган, схватил его за руку и подвел к стене у балконного окна. — Подождите немного...
Отойдя от стены, Морган осмотрелся и встал обеими ногами на одну из плит пола. Затем, вытянув указательный палец, он начертил в воздухе какой-то сложный рисунок, и часть стены с тихим шорохом ушла назад, открыв темную лестницу.
Келсон открыл рот от удивления.
— Откуда это здесь? — спросил он недоверчиво.
— Я полагаю, кто-то когда-то ее построил, мой принц, — заметил генерал, вступая в проход. — Таких во дворце немало. Идемте.
Он подал руку принцу, и, когда Келсон двинулся за ним, колокола вдалеке прозвонили повечерие. Через десять минут они были уже во дворе, и темная громада церкви неясно вырисовывалась перед ними на фоне ночного неба. Под прикрытием темноты они прошли в портик и, никем не замеченные, остановились в нише.
В церкви в этот час было пусто и тихо, тьму рассеивали лишь огоньки поставленных во исполнение обета свечей, слабо озарявшие каменные полы и бросавшие отблески на темные витражи. Перед алтарем склонилась одинокая фигура в черном, очерченная бледным красным сиянием неугасимой лампады. Услышав звук шагов Моргана и Келсона, Дункан повернулся и вышел им навстречу в трансепт.
— Все готово, — шепнул он и провел их в свой кабинет. Больше он не сказал ни слова, пока они не расселись вокруг маленького стола, на котором зловеще мерцала брошь с золотым Львом, лежавшая на малиновой подушечке.
— Келсон, — тихо начал священник, сложив перед собой руки, — то, что я должен сказать, касается главным образом вас.
Келсон с бледным в свете свечи лицом серьезно кивнул, и Дункан продолжил:
— Ритуал будет очень прост: мы войдем в церковь. Вы встанете на колени у ограды алтаря. Я дам вам мое благословение, Келсон; затем вы, своей рукой и по собственному желанию должны будете вонзить зубы Льва в ладонь вашей левой руки. Если Господь с нами, вы почти сразу ощутите прилив силы. Ощущение это должно походить на головокружение. Возможно, вы потеряете сознание. Но я не уверен. Это станет ясно по ходу дела.
Келсон, еще более побледневший, тихо вздохнул.
— Есть еще что-нибудь, что я должен знать, отец?
— Нет, сын мой, — мягко ответил Дункан.
— В таком случае, — дрогнувшим голосом сказал юноша, — перед тем, как мы приступим, мне хотелось бы немного побыть одному.
— Конечно, мой принц, — ответил священник, вставая. — Аларик тем временем поможет мне облачиться.
Морган заговорил только в ризнице.
— А вдруг что-то пойдет не так, Дункан? — спросил он, протянув священнику белоснежный стихарь, который тот бережно принял у него из рук. — Это может его убить?
— Это наша единственная возможность, — отвечал Дункан. — Мы оба с тобой знаем, что произойдет, если он встретится с Голубой колдуньей, не обладая силой... это уж точно.
Он поднес к губам край парчовой епитрахили, затем возложил ее на плечи.
— А так у мальчика хотя бы есть шанс. Брион знал своего сына. Я думаю, все должно получиться. Пойдем, — он положил руку на плечо Моргана. — Мы должны сделать все, что в наших силах.
И они вернулись обратно в кабинет, где сидел в ожидании своей участи юный принц.
Келсон же в раздумье смотрел на огонек единственной свечи. Либо он познает вскоре силу своего отца, либо не познает ничего; мысли его обратились к двум верным друзьям, которые сопровождали его на этом пугающем пути в неизвестное: к Моргану, что был другом его отца и едва ли не вторым отцом для него самого, и к Дункану, молодому священнику, который был его наставником с тех пор, как он себя помнил.
Он даже упрекнул себя за то, что мог усомниться хотя бы на миг в их мудрости, и душу его согрела мысль, что этой ночью, что бы с ним ни произошло, они будут рядом. И когда отворилась дверь, он с улыбкой поднялся на ноги, и Морган, увидя доверчивое выражение его лица, ответил ему подбадривающей улыбкой.
— Вы готовы, мой принц? — спросил Дункан, поднимая брошь вместе с подушечкой и передавая ее Моргану.
— Да, отец, — последовал ответ, и все трое вышли в церковь.
Принц и его защитник встали на колени у алтарной ограды, отцепили мечи и положили их на пол перед собой, а священник, приблизившись к алтарю, прочел молитву. Затем, перекрестившись, Дункан поднялся по ступеням, поцеловал алтарную плиту и, повернувшись, протянул к ним руки.
— Dominus vobiscum.
— Et cum spiritu tuo, — ответили они.
— Oremus.
Священник снова повернулся к алтарю, прочел еще одну молитву, завершив ее торжественным: «Per omnia saecula saeculorum». Морган и Келсон ответили тихим «Amen».
Тогда Дункан спустился, остановился перед коленопреклоненным Келсоном и возложил руки на голову юного принца.
— Да благословит тебя Господь Всемогущий, Отец, Сын и Дух Святой. Аминь.
Перекрестил принца, поднял брошь со Львом с ее бархатного ложа и опустил в протянутые руки Келсона.
— Смелей, мой принц, — шепнул он и вернулся к алтарю. — Domine, fiat voluntas tua!
Руки у Келсона слегка дрожали, когда он поднял золотую застежку над левой ладонью. Но, собравшись с духом, он решительно вонзил тонкую иглу в свою плоть. Потемневшая игла вышла с другой стороны кисти, и принц чуть не задохнулся от боли и с тихим стоном, чувствуя, как эта боль разливается огнем по всей руке, пригнулся к полу.
Морган привстал было, чтобы поддержать своего юного господина, но Дункан, повернувшись к ним, прошептал:
— Не надо! Подожди!
Он пристально следил за мучениями принца, и Морган, не смея вмешиваться, снова опустился на колени.
Вскоре стоны юноши затихли, он удивленно выпрямился, и на лице его они отчетливо увидали испуг и смятение.
— Отец, — прошептал он, — все кружится перед мной... — он закачался как пьяный, выражение страха в глазах усилилось, — отец, темно... — и упал на пол.
— Келсон! — вскрикнул генерал, бросаясь на помощь. Дункан тоже подбежал и, встав рядом на колени, осторожно поднял левую руку мальчика.
— Мы оказались правы, — сказал он, выдернув иглу и перевязав ранку платком. — Он получил силу. Все признаки налицо. Пойдем, — он принялся стаскивать с себя облачение, — надо отнести мальчика обратно в его покои. Он проспит до утра, но я пойду с тобой и тоже послежу, чтобы его никто не побеспокоил за это время.
Морган кивнул и, плотнее запахнув на Келсоне красный бархатный плащ, поднял бесчувственное тело на руки. Дункан взял мечи, и, каждый со своей ношей, они вернулись украдкой в покои юного короля.
Там Морган осторожно уложил Келсона на кровать, обмакнул шелковую тряпицу в какую-то едкую жидкость и несколько раз тщательно протер ранку на руке, а затем снова перевязал ее. Дункан в это время расшнуровал Келсону башмаки. Когда священник принялся стаскивать с него плащ, глаза мальчика приоткрылись.
— Святой отец? Морган? — чуть слышно позвал он.
— Мы здесь, мой принц, — Дункан опустился на колени возле кровати и взял мальчика за правую руку.
— Морган, — тихо продолжал тот, — я услышал голос моего отца, а потом испытал престранное ощущение. Словно меня окутал трепещущий солнечный свет... или шелк. Сначала я испугался, но потом...
— Помолчите пока, мой принц, — заботливо сказал Морган, кладя руку на лоб мальчика. — Сейчас вам надо спать, отдыхать. Усните, мой принц. Я буду рядом.
Он еще говорил, когда веки Келсона дрогнули и опустились, и дыхание стало ровным, как при глубоком сне. Морган улыбнулся, пригладил ему взъерошенные волосы и закутал поплотнее в одеяло своего молодого господина. Затем погасил свечи и поманил Дункана за собою на балкон. Они вышли, и на фоне ночного неба из комнаты видны были только два темных силуэта.
— Он очень доверяет тебе, Аларик, — с восхищением сказал молодой священник.
Морган оперся на перила, вглядываясь сквозь тьму в лицо Дункана.
— Как и тебе, друг мой.
— Да, — ответил священник, кладя руки на перила и глядя на спящий город. — Надеюсь, мы навсегда останемся достойными этого доверия. Он слишком молод для ноши, которую мы взвалили на него нынче ночью. И Господь знает, что его новая сила не облегчит нам задачи быть его защитниками.
Морган тихо усмехнулся.
— Мы заботились о Брионе, потому что так нам было легче или потому что любили Бриона, любим его сына и считаем, что так нужно?
— Ты прав, Аларик, — вздохнул священник. — Знаешь, порой я думаю, что ты понимаешь меня лучше, чем я сам.
Морган шутливо толкнул Дункана в бок.
— Не будьте столь серьезны, отец Мак-Лайн. На этот раз ты проделал всю работу. А я был не у дел. И понятия не имел, несмотря на все свое увлечение оккультными науками, к чему может привести этот шаг Келсона.
— Зато, не получи ты от Бриона ключ, мы не сделали бы вообще ничего, — ответил Дункан. — Что бы я мог без броши и стихотворения? — он тихо засмеялся. — Но пора бы нам перестать хвалить друг друга и отправлять меня домой. Если меня здесь застанут, будет довольно неприятно и трудно объяснять мое присутствие. Кроме того, — добавил он, возвращаясь в комнату, — для Келсона я, кажется, больше ничего не могу сделать. Если не случится что-то непредвиденное, он проспит до рассвета. И тебе, Аларик, тоже надо отдохнуть.
Морган согласился, они пожали друг другу руки, и Дункан исчез в потайном ходе, который с шорохом закрылся за ним.
Морган же, расстегнув плащ, придвинул кресло поближе к кровати принца, опустился в него устало и запахнулся в плащ как в одеяло. Несколько мгновений он пристально всматривался в лицо Келсона, но, убедившись, что тот по-прежнему крепко спит, сбросил башмаки и позволил себе расслабиться, зная, что мгновенно проснется, если в комнате что-то изменится.
Морган открыл глаза, когда рассветную тишину вдруг нарушил быстрый и легкий стук в дверь. Мгновенно насторожившись, он вскочил и отодвинул засов. Ему почтительно поклонился камердинер, одетый в красную с синим ливрею.
— Простите, ваша светлость, — настойчиво сказал он, — постельничьи желают знать, когда им можно войти, дабы одеть короля для коронации.
— Пришлите их примерно через полчаса, — ответил Морган, — и пожалуйста, попросите стражу сходить за отцом Мак-Лайном. Его высочество перед началом процессии захочет с ним повидаться.
Камердинер поклонился и поспешил прочь, Морган закрыл дверь. Неслышно ступая, генерал подошел к балкону и раздвинул атласный занавес, впустив бледный утренний свет, затем подкинул дров в камин, чтобы прогреть остывшую за ночь комнату. Он вынул из шкафа толстый шерстяной костюм и, когда надевал его, почувствовал вдруг, что за ним наблюдают. Затягивая на своей тонкой талии пояс, он обернулся и улыбнулся Келсону.
— Доброе утро, мой принц, — весело сказал он, подошел к кровати и присел на краешек. — Ночью температура сильно упала... день вашей коронации обещает быть холодным.
— Который час, Морган? — спросил принц, садясь в постели.
— Не столь поздний, как вы думаете, мой принц, — засмеялся Морган, толкая Келсона обратно на подушки. — Постельничьи придут через полчаса, камердинер уже приготовил ванну, а до начала процессии еще два часа. Как ваша рука?
Он размотал повязку на руке и осмотрел ранку.
— Почти все уже зажило. Обойдемся без повязки. Как вы себя чувствуете?
— Прекрасно, Морган. Можно мне встать?
— Конечно, мой принц, — он показал на гардеробную. — Как явятся постельничьи, я их к вам пришлю.
Келсон, неприязненно морща нос, отбросил одеяло и встал.
— Зачем они мне, Морган? Я и сам могу одеться.
— Затем, что в день коронации короля должны одевать постельничьи, — засмеялся Морган, подталкивая его к двери. — Завтра вы, коли пожелаете, можете уволить хоть всю свою личную прислугу, но сегодня вас будут одевать, как подобает королю, — ибо вам надлежит думать о своих королевских обязанностях, а вовсе не ломать голову над тем, как справиться со всеми этими странными одеждами... и, стало быть, придут постельничьи, числом шесть, — он в притворном ужасе вскинул брови.
— Шесть! — взвыл Келсон и, войдя в гардеробную, весело захихикал. — Морган, порой я думаю, что вы нарочно говорите такое...
Дверь за ним закрылась, и конца фразы Морган не услышал.
Он усмехнулся и пошел было к камину, но, увидев в зеркале на стене свое отражение, резко остановился. Ну и вид у него! Глядя печально на измятую тунику, он подумал, что она была слишком хороша, чтобы в ней спать, потом провел рукой по заросшему подбородку. Другой одежды все равно нет, ничего не поделаешь, а борода... Он достал бритву, мыло и принялся за дело, и едва успел покончить с выросшей за ночь щетиной, как раздался стук в дверь.
— Войдите, — сказал он, стирая мыло с лица.
Дверь открылась, из-за нее выглянули два голубых глаза под копной прямых темных волос.
— Ага! — послышался голос их хозяина. — Наш сердцеед заботится о своей наружности. Держи! — и Дункан бросил удивленному другу большой узел.
— Что?.. — начал Морган. — Дункан, где ты это раздобыл?
— А, — небрежно сказал молодой священник, подходя к рывшемуся в узле Моргану. — Я подумал, что Королевскому Поборнику для коронации может понадобиться соответствующее одеяние.
— Королевскому Поборнику? Откуда ты знаешь?
— Видишь ли, Келсон иногда говорит мне то, чего не говорит даже тебе. Да и кто, интересно, мог бы им стать, если не ты, бешеный боевой жеребец? Я, что ли?
Морган довольно усмехнулся, покачал головой и начал стягивать с себя мятую одежду.
— Как рука Келсона? — спросил священник, подавая ему алую шелковую рубашку. — Когда ты перевязывал ее ночью, мне почудился запах мераши, — он искоса поглядел на Моргана.
— Рука в порядке, — смущенно ответил Морган, надев рубашку и зашнуровывая ее, — но я надеялся, что ты не узнаешь мерашу. Одного моего старого наставника весьма огорчит, что о занятиях его оккультными науками стало известно священнику.
— Так и прекрати это, Аларик. Терпеть не могу это твое увлечение магией, которой тебе не дано владеть, — он передал генералу черные шелковые чулки и штаны. — Где Келсон?
— Принимает ванну. Он тоже огорчен... из-за постельничьих; не понимает, почему не может одеться сам. Я объяснил ему, что это одно из тяжких испытаний королевского сана и что сегодня с их присутствием всяко придется смириться.
Дункан усмехнулся.
— Когда он увидит все, что должен надеть, он им только обрадуется, — священник протянул Моргану легкую кольчугу и сел. — Перед праздничными службами я сам радуюсь, что у меня есть помощник для облачения. Да... — протянул он задумчиво, — там столько мелких застежек и шнурков...
— Ладно, рассказывай, — смешливо фыркнул Морган, натягивая кольчугу, — тебе же все это очень нравится.
Затем он надел начищенные до блеска черные ботинки, поданные Дунканом, и тут в дверь снова постучали.
— А вот и они, — сказал Морган, застегивая последнюю пряжку. — Войдите.
В дверь прошли друг за другом шесть человек в красных ливреях, нагруженные одеждой, шкатулками и узлами, и поклонились.
— Ваша светлость, мы королевские постельничьи, — заявил первый.
Морган кивнул и направил их в гардеробную Келсона. Когда они исчезли за дверью, он покачал головой и улыбнулся.
— Мне жаль бедного мальчика. Ты же знаешь, как он ненавидит наряжаться.
Дункан пожал плечами и передал Моргану черный бархатный камзол, отделанный золотом и рубинами.
— Ему придется к этому привыкнуть, Аларик.
Он помог Моргану расправить широкие рукава так, чтобы в разрезы их выглядывала нижняя алая рубашка, потом повязал вокруг тонкой талии генерала широкий атласный пояс.
— Ну и ну, — проворчал он, прицепляя к незаметному кольцу на поясе Моргана меч. — Из тебя, пожалуй, получится самый красивый Поборник всех времен.
Морган повернулся перед зеркалом с гордостью ребенка, получившего новую игрушку.
— А знаешь, Дункан, — поддразнил он весело, — ты ведь прав!
Дункан шутливо шлепнул его по руке, чуть не выронив приготовленный плащ с красным подбоем.
— Но к тому же и самый тщеславный из всех Поборник!
Он увернулся от ответного тычка и погрозил Моргану пальцем из-за кресла.
— Эй, эй! Не забывай, что я твой духовный отец и говорю тебе это для твоего же блага!
От смеха они оба чуть не упали.
— Скорее, — выдохнул Морган, — прикрой мое великолепие плащом, пока я не лопнул от гордости!
Слова эти вызвали новый приступ веселья, и, застегнув кое-как плащ на плечах Моргана, они, обессилев от смеха, повалились в кресла.
Из-за двери гардеробной высунул голову один из постельничьих.
— Что случилось, ваша светлость? — спросил он, округлив глаза.
Морган, еще задыхаясь, только отмахнулся.
— Нет, нет, все прекрасно, — ответил он, беря себя в руки. — Готов ли принц Келсон? Отцу Мак-Лайну пора идти в собор.
— Готов, святой отец, — сказал Келсон, входя в комнату.
Морган и Дункан, не веря своим глазам, одновременно поднялись на ноги — неужели это тот самый мальчик, который стоял ночью в соборе на коленях, дрожа от страха? Теперь они видели перед собой короля в белых шелках и атласе, похожего на юного ангела, сияющая белизна одежд которого была расцвечена лишь рубиновой и золотой отделкой по подолу и краям рукавов. На плечи его был накинут великолепный атласный плащ цвета слоновой кости, жесткий от золота и драгоценных камней, в руках Келсон держал лайковые перчатки без единого пятнышка и позолоченные серебряные шпоры. Черноволосая, цвета воронова крыла голова его была непокрыта, как подобает некоронованному монарху.
— Я вижу, вам уже сообщили о вашей новой должности, Морган, — сказал он смешливо. — Вот, — он протянул шпоры, — это вам.
Морган опустился на одно колено, почтительно склонив золотоволосую голову.
— Мой принц, у меня нет слов.
— Пустое, Морган, — криво улыбнулся принц. — Главное, чтобы вы не лишались дара речи, когда мне будет нужен ваш совет, — и жестом велел ему подняться. — Возьмите же шпоры, и пусть мои постельничьи помогут вам завершить одевание, а я пока побеседую с духовником.
Он вышел вместе с Дунканом на балкон и прикрыл дверь. Сквозь балконное стекло им был виден раздосадованный Морган, за которого теперь принялись постельничьи.
Келсон улыбнулся.
— Как по-вашему, отец, он очень сердится?
— Сомневаюсь, мой принц. Он был слишком горд, когда вы вошли, чтобы долго сердиться.
Юный принц коротко улыбнулся и посмотрел на раскинувшийся внизу город.
— Отец, — спросил он тихо, — что делает человека королем?
— Вряд ли кто-нибудь ответит вам на этот вопрос, сын мой, — задумчиво сказал Дункан. — На самом деле короли, возможно, не так уж и отличаются от обыкновенных людей; разница лишь в том, что на них возложена более суровая ответственность.
Келсон некоторое время обдумывал его слова, потом опустился перед священником на колени.
— Благословите меня, святой отец, — сказал он, наклоняя голову. — Я совсем не чувствую себя королем.
Томас Грейсон, архиепископ Сорандорский, в ожидании часа коронации с благоговением и немалым опасением взирал на собравшуюся возле его дворца толпу. Невзирая на холод в это ноябрьское утро на улицы вышло столько народу, сколько не собиралось даже в день коронации Бриона пятнадцать лет назад. Но люди не ликовали, как полагалось бы в такой день, они стояли тихо, и на лицах их читалось только напряженное и испуганное ожидание.
«Они знают, с кем должен встретиться их король, — думал он угрюмо, — и боятся за него, как и я. И неужели мы будем вот так стоять молча и смотреть, как он погибает, и никто не придет ему на помощь? Вдруг Морган и Дункан все-таки придумали что-то, нашли какой-то неожиданный выход? Можно ли на это надеяться?»
Он вздохнул смиренно и отошел от окна, чтобы приготовиться к облачению. Придет Дункан, соберется свита, и они отправятся к дверям собора — ждать прибытия своего нового короля, дабы ввести его в храм и представить подданным.
Взяв в руки брошь со Львом, Келсон рассеянно провел по ней пальцем, затем, спохватившись, приколол к тунике.
— Кареты готовы, мой принц, — сказал Морган, заглянув в дверь. — Выходим?
— Да, — ответил Келсон, напоследок окидывая взглядом свои покои.
— Покои ваши никуда не денутся и после коронации, мой принц.
— Разумеется, — хмуро ответил Келсон, — но я-то думал о том, окажусь ли я здесь еще раз или нет.
Морган быстро вошел в комнату и взял Келсона за руку.
— Не желаю и слушать таких разговоров, — он вывел принца в коридор, где ожидала почетная стража. — Через три часа вы станете законным королем Сорандора, и никто не может вам в этом помешать, даже наша голубая подружка.
Они спустились по лестнице во двор, где собралась процессия, и Келсон мрачно улыбнулся.
— Постараюсь помнить об этом, — сказал он, — хотя, боюсь, у нашей голубой подружки на сей счет несколько иные планы.
Чтобы посмотреть на выезд своего молодого господина, во двор вышли все королевские домочадцы, и, когда принц со своим телохранителем шел к экипажу королевы, народ расступался перед ними.
В больших зеленых глазах Сэниль при виде преобразившегося сына явственно отразилось удивление, и на приветствие Келсона, поцеловавшего ей руку, она ответила нерешительной улыбкой.
— Келсон, сын мой, — пробормотала она, когда он помог ей забраться в экипаж, — ты стал мужчиной. Я не думала...
Морган, стоя в стороне, эту перемену в королеве отметил с удовлетворением. И с одобрением отнесся также к тому, что по случаю коронации сына она отказалась от траура, хотя утрата ее была еще так свежа. Она надела темно-зеленое бархатное платье, чудесно оттенявшее белизну ее кожи и рыжие волосы, — Брион любил, когда она носила этот цвет, — и о трауре напоминало лишь черное кружево на ее изумрудной диадеме.
Глядя сейчас на сына, она вся светилась, как в былые времена, до смерти мужа. И, когда Келсон отправился наконец к своей карете, ее взгляд вослед ему, все ее существо, казалось, так и лучились любовью и гордостью.
Юный король поднялся в экипаж, обменялся с Морганом победными взглядами, и Морган подал знак распорядителю начинать выезд. Затем молодой генерал, гарцуя на своем черном жеребце рядом с королевской каретой, отсалютовал монарху, и процессия медленно тронулась к Сорандорскому собору.
— Хватит ходить туда-сюда, Ян, — рявкнула Голубая колдунья, опуская на свои серебряные волосы сапфировую диадему. — Ты действуешь мне на нервы.
Ян остановился.
— Извини, крошка, — сказал он добродушно. — Но я столько ждал этого дня, и мне не терпится выйти. Ты же знаешь, как я не люблю ждать.
— Да, — загадочно улыбнулась она, — знаю. Надеюсь только, что ты не будешь разочарован. Пусть этот принц-выскочка и не имеет силы своего отца, но нам придется еще иметь дело с Морганом, — она поднялась на ноги. — Ох, уж этот Морган. Будь осторожен с ним, Ян. Я боюсь его и боюсь власти, которую он имеет над нашим юным принцем. Ты должен постараться сразить его в самом начале поединка — иначе он может тебя одолеть. Ходят слухи, что он еще и магией занимается, но я думаю, это несерьезно. Как бы там ни было, его необходимо уничтожить. Ты понимаешь это?
Ян вкрадчиво поклонился.
— Конечно, крошка, — сказал он нараспев и, подняв ее шелковый плащ, поднес ей. Про себя же подумал: «А после того как мы расправимся с Морганом и принцем, я с удовольствием расправлюсь с тобой».
Он закрепил у ее белоснежного горла холодную, украшенную драгоценными камнями застежку плаща и сказал:
— Лошади и эскорт ждут нас у входа, миледи.
— Благодарю, милорд Ян, — отозвалась она, бросив на него косой взгляд. — Что ж, пора выходить.
В ответ на ее выразительный жест Ян с поклоном и расшаркиванием открыл двери. И, в сопровождении четырех стражников в голубых мундирах, колдунья и Ян двинулись по мраморному коридору на встречу с принцем Келсоном.
Под монотонное бормотание архиепископа Келсон, стоя на коленях, заново переживал события последнего часа. Когда торжественная процессия достигла собора, архиепископ Грейсон и еще дюжина прелатов ввели его внутрь и представили подданным как их истинного монарха, после чего он принес перед ними и Всемогущим Господом свою королевскую присягу. Затем в знак божественности его права на власть он был помазан священным елеем и преклонил колени, дабы получить благословение архиепископа.
Архиепископ прочел свою молитву, Келсон встал, и несколько священников сняли с него драгоценную атласную мантию, которую он носил как принц Сорандора, дабы облечь его теперь символами нового сана. К каблукам его прицепили золотые рыцарские шпоры, и Морган, Королевский Поборник, вынес из алтаря Меч Державы, который Келсон поцеловал, затем меч вернули в алтарь; Дункан и еще несколько прелатов уже надевали на него блистающую красную королевскую мантию, когда тишину нарушил вдруг раздавшийся на улице перед собором топот подкованных сталью копыт. Потом за тяжелыми дверями собора послышался угрожающий звон обнажаемого металла.
Келсон, садясь в коронационное кресло, стоявшее спинкой к выходу, бросил на Моргана короткий вопросительный взгляд, тот кивнул и придвинулся ближе. И когда архиепископ вручил юноше королевский скипетр, двери собора с грохотом распахнулись и по нефу пронесся порыв ледяного ветра, заглушив на мгновение глуховатое бормотание священнослужителя.
Затем в нефе зазвучали чьи-то шаги, и замерший Келсон смотрел, как холодеет лицо Моргана и как рука его Поборника тянется к рукояти меча. Архиепископ тем временем поднял Огненный перстень, сверкающий золотом и рубинами.
Взмолившись про себя, чтобы Бог послал ему силы противостоять колдунье, Келсон вытянул руку. И когда холодный металлический ободок скользнул на указательный палец, он коротко, торжествующе улыбнулся, и двое друзей его с трудом удержались от такой же улыбки. Шаги, звучавшие уже в трансепте, внезапно замерли, и Келсон заметил, как побледнело лицо его матери.
Архиепископ же, стараясь не обращать внимания на незваных гостей, поднял украшенную драгоценными камнями и тончайшей резьбой корону Сорандора.
— Молим Тебя, Господи, благослови корону сию и слугу Твоего Келсона, на чью голову ныне возлагаешь Ты ее, как знак королевского величия. Да преисполнится он милостью Твоею всех добродетелей монарших. Возблагодарим же Царя Небесного, Господа нашего.
В полнейшей тишине, ибо все молчали в страхе, корона была возложена на голову нового короля, и вслед за тем о ступени алтаря лязгнула сталь, нарушив эту тишину.
Келсон поднялся, взглянул на латную рукавицу на нижней ступени — смысл ее был вполне очевиден — и, величественно повернувшись к тем, кто вызывал его на бой, не торопясь выступил вперед.
— Что нужно вам в храме Господнем? — спросил он, и в голосе его прозвучала властная, спокойная сила, заставившая всех присутствующих забыть на миг о его юности.
— Твоя смерть, Келсон, — ответила Голубая колдунья, насмешливо приседая в реверансе. — О чем ты спрашиваешь? Ради твоего трона я уже убила многих.
Она сладко улыбнулась. Ян и еще дюжина вооруженных воинов рядом с нею смотрели на молодого короля с вызовом.
— Ваши шутки, графиня, нынче утром не кажутся мне забавными, — холодно сказал Келсон. — К тому же, позволив своим людям войти сюда с оружием, вы преступили все границы. Вы совсем не уважаете обычаи народа, которым надеетесь править? Не уважаете и правил собственного перемирия?
Графиня равнодушно пожала плечами и показала на латную рукавицу, лежавшую между ними.
— Вы забыли про вызов, ваше величество? Мне казалось, ваш знаменитый Поборник просто жаждал сразиться со мной, — и холодно продолжила: — Вот мой вызов, и вот мой Поборник. Отважится ли ваш слуга поднять перчатку?
Морган, чуть покраснев, двинулся было вперед но Келсон остановил его взмахом скипетра.
— И вы посмеете обнажить против меня оружие в храме? — обратился Келсон к поборнику в голубых одеждах.
В ответ Ян вкрадчиво поклонился и выдернул со свистящим звуком меч из ножен.
— Тысячу раз да, принц Келсон, — сказал молодой лорд, вскидывая меч. — И если он не спустится и не сразится со мной, я поднимусь и убью его там, где он стоит.
— Попридержи язык, предатель, пока ты не победил, — Морган выхватил свой меч из кожаных ножен и спрыгнул со ступеней навстречу нетерпеливому противнику, подхватив по пути рукавицу. — Ради короля Келсона я принимаю твой вызов и отвечаю на него!
Он швырнул рукавицу к ногам лорда Яна.
— Прекрасно, Морган, — задумчиво сказал Ян, рассматривая своего противника и почти лениво поводя мечом перед собою, — наконец-то мы встретились. Что ж, давай решим наш маленький спор раз и навсегда!
Внезапным выпадом он попытался сразу прорвать оборону Моргана, но генерал оказался хитрее, и меч его принялся плести стальную гулящую паутину, без труда отражая все атаки. Проверив же умение Яна, Морган перешел в наступление и через несколько секунд уколол противника. Ян, как и было рассчитано, взбешенный полученным ударом, очертя голову бросился вперед, и, хотя ему удалось парировать очередной выпад, он открылся, и ответный удар Моргана пришелся в его незащищенный бок. Меч выпал из его руки, Морган выдернул свой клинок, и Ян с удивленным и мгновенно побледневшим лицом опустился на пол. А Морган, презрительно кивнув головой, вытер лезвие о запятнанный кровью плащ молодого лорда и спокойно пошел обратно к своим товарищам.
— Морган! — отчаянно вскрикнул Дункан.
Тот мгновенно обернулся, отпрянул, но все же не успел уклониться от летевшего ему в спину кинжала. Он недоверчиво схватился за плечо, меч выскользнул из внезапно онемевших пальцев, а Ян, лежавший на полу в дюжине ярдов от него, отрывисто рассмеялся.
— Я изумлен, Морган, — взгляд его уже туманила близость смерти. — Весьма неосторожно с твоей стороны оставлять раненому врагу оружие. Но это хорошо, — он задохнулся, вскинул руку в последнем салюте, — ты еще можешь последовать за мной...
Он тяжело рухнул на пол и умолк навсегда. Морган растерянно смотрел на своего бывшего противника.
Дункан и священники бережно усадили Моргана на ступени, встревоженный Келсон, подхватив и перекинув через руку край тяжелой мантии, подошел к своему другу и наклонился над ним.
— Простите, мой принц, — пробормотал Морган, и бисеринки пота выступили над его верхней губой — Дункан в это время осторожно исследовал раненое плечо. — Я сделал глупость, повернувшись к нему спиной, даже и к умирающему.
Дункан выдернул тонкий клинок, генерал вздрогнул, скрипнул зубами, но тут же обмяк, едва не потеряв сознание. Молодой священник принялся перевязывать рану. Келсон коснулся руки друга утешающим жестом, потом выпрямился и спустился на несколько ступеней к Голубой колдунье.
— Игра окончена, графиня. Вы можете уйти.
Колдунья, находившаяся под защитой своих солдат и своей магии, лишь сардонически улыбнулась.
— О, да наш юный принц расхрабрился! Можно было бы даже поверить, будто он имеет в своих руках какую-то силу, — она смерила его с головы до пят ледяным взором. — Но мы-то все знаем, что сила его отца умерла вместе с ним месяц назад, не так ли? — и сладко улыбнулась.
— Знаем ли, графиня? — возразил Келсон. — Возможно, вы просто хотите рискнуть своей жизнью и силой и проверить, так ли это. Но я предупреждаю вас. Если вы вынудите меня показать мою силу, пощады я вам не обещаю.
— Пощады для Голубой от тебя, Келсон? Нет, думаю, сын Бриона блефует, и я утверждаю, что это блеф.
Она отступила на несколько шагов, подняла руки, и мгновенно позади нее вспыхнул полукруг бледно-голубого огня.
— Ну, Келсон, замкнешь ты круг и сразишься со мной, как велит древний обычай, или мне просто поразить тебя на месте своей магией? Что скажешь?
Келсон некоторое время презрительно смотрел на нее; затем кивнул в знак согласия, передал скипетр камергеру и спустился в трансепт. Одним плавным движением он поднял руки, и красная мантия заструилась с его плеч.
Позади него вспыхнул темно-малиновый огненный полукруг, концы которого приблизились к концам голубого.
Голубая снисходительно кивнула и произнесла начало заклинания:
Заклинаю Огнем, Землей и Водой
И Воздухом — да оставят сей круг
Все силы. Он чист. И никто живой
В него не войдет, ни враг и ни друг.
Морган с силой дернул Дункана за рукав.
— Дункан! Понимает ли он, что происходит? Если он завершит заклинание, круг замкнется, и его не разорвать, пока кто-то из них не утратит всю силу.
— Не знаю, Аларик. Но если он завершит заклинание, значит, он владеет магией Бриона. Ведь Келсона этому не учили.
И Келсон ответил:
Застыло Пространство, и Время стоит.
Никто не покинет круга, доколе
Здесь двое. И кто из двоих победит,
Тот круг разомкнет и выйдет на волю.
Келсон умолк, и оба полукруга соединились, вспыхнув единым фиолетовым пламенем; соперники оказались замкнутыми в тридцатифутовом пространстве, где им предстояло сразиться.
— Как вызванный, ты имеешь право первого удара, умненький мой короленок.
Келсон отказался от своего права, и глаза колдуньи чуть расширились, однако, она, похоже, ожидала этого, ибо кивнула одобрительно и, сложив ладони, вытянула перед собой руки. Затем, что-то неразборчиво бормоча, развела их в стороны, и в пространстве меж ее ладонями засветилась голубая сфера.
Сфера начала расти и вскоре, достигнув размеров человека, приняла форму воина в полных доспехах, с голубым щитом в одной руке и блистающим мечом в другой. Воин этот, излучавший голубое сияние, огляделся, увидел принца и двинулся к нему.
Келсон размышлял не долее секунды; он возложил правую руку на левую и вытащил из сжатого кулака сияющий малиновый меч. И когда голубой воин приблизился, из левой руки Келсона вылетела молния и разбила голубой меч, а сам Келсон отрубил воину голову. Тот с глухим стуком рухнул на пол и растаял, как растаяло и оружие Келсона.
Голубая колдунья в досаде сжала кулаки, но тут же принялась творить новое заклинание, и люди в церкви тревожно зашептались, боясь за своего отважного молодого короля.
Дитя Дагона, любимец Баэла,
Повинуйся зову, услышь приказ:
Я заклинаю Сына Мрака
Явиться ко мне сейчас.
Приди, порази тщеславного принца,
Да найдет он погибель в твоем огне.
И власть, что он захватил незаконно,
Верни Голубой колдунье — мне.
Когда она умолкла, раздался грохот, и перед нею в воздухе начал сгущаться черный дым, принимая форму какого-то крупного призрачного существа, похожего на человека, но с чешуйчатой кожей и огромными когтями и зубами. Оно стояло в центре круга, моргая глазами, когда Келсон начал читать свое заклинание:
Властитель Света, блеск и сиянье,
Услышь слугу своего
И помоги защитить народ,
Королем признавший его.
Дай мне силы очистить круг,
Сразить порожденье зла
И вернуть его в ад, откуда к нам
Голубая его призвала.
Адская тварь ринулась к нему, разинув зубастую пасть, изрыгавшую голубое пламя, но Келсон уже дочитал заклинание. И пальцем, на котором горел рубин, он резким движением указал в пол в нескольких ярдах от морды чудовища.
В этот самый момент солнце выглянуло из-за облаков, лучи его пробились сквозь высокое витражное окно, и на пол, в то самое место, куда указал Келсон, легло вдруг яркое, многоцветное пятно. Адская тварь вбежала в него и тут же вспыхнула голубым огнем, задымилась, и все зрители дружно ахнули. Она визжала и корчилась в агонии, но никак не могла вырваться из светового пятна, которое словно сжигало ее плоть. Наконец она, завертевшись, рухнула со страшным криком, протянула к Голубой лапу, словно обвиняя ее, и затихла. Затем чудовище исчезло, растаяли последние струйки едкого голубого дыма, и на полу, где оно лежало, остались лишь играющие красные и золотые блики.
Келсон опустил руку, зловеще сверкнул Огненный перстень на его пальце, и в тот же миг солнце снова скрылось за облаками. По церкви, тихий, как журчание ручейка, пронесся вздох облегчения, а Келсон посмотрел на свою соперницу, и глаза его ярко блеснули.
Теперь, колдунья, хватит нам играть,
Я не желаю больше расточать
Тебе в угоду силы, что даны
Мне для защиты собственной страны.
Я в свой черед назначу испытанье —
Огонь рассудит наши притязанья.
Кто устоит пред огненной стеной,
Тот будет править этою страной.
Он вытянул руку с перстнем в сторону своего злейшего врага, и колдунья приняла его вызов со всей своей неукротимой гордостью. В тот же миг ее половина круга заволоклась голубым туманом, а его — малиновым, и там, где проходил раздел, запылала полоса фиолетового огня. Полоса эта, пока оба мага нащупывали слабые места противника, неистово колебалась, но уже через несколько мгновений начала неумолимо продвигаться к Голубой.
Та стала медленно пятиться, дюйм за дюймом, пытаясь сохранить свои позиции, но вскоре натолкнулась спиной на непроницаемую границу круга. Тихо вскрикнув, она оглянулась, потом упала на колени и, когда сила Келсона поглотила остатки ее силы, закрыла голову руками.
На мгновение весь магический круг заполнился малиновым туманом, а потом его не стало. Лишь всхлипывала, скорчившись на полу, женщина, теперь простая смертная, а на нее смотрел юный король, ошеломленный своей первой победой.
Затем Келсон медленно опустил руку и с бесстрастным лицом обратился к солдатам Голубой колдуньи.
— Кто из вас командир?
Под его твердым взглядом они замялись, потом вперед выступил один, в мундире лейтенанта, и почтительно поклонился.
— Я, милорд, — он неуверенно глянул на свою бывшую госпожу и продолжил: — Мое имя — Бреннан де Колфорт, и я отказываюсь от клятвы верности, которую давал Голубой. Я клянусь, что никогда не стану причинять вам зла, и прошу простить меня и моих людей.
— Вероломный пес! — выплюнула Голубая, вскакивая. — Как ты смеешь?
— Тише, — сказал Келсон и повернулся к своему Поборнику. — Морган, что вы скажете?
Тот поднялся на ноги и, поддерживаемый Дунканом, подошел к принцу.
— Это небольшой, но знатный род из северного Ланспера, мой принц. Древний и гордый.
— А вы, святой отец?
— Я не слышал, чтобы де Колфорты изменяли своей клятве, мой принц, — ответил Дункан.
— Что ж, хорошо. Я делаю вам следующее предложение, Де Колфорт: я прощу вас и тех из ваших людей, кто пожелает принести мне клятву верности, с одним условием — вы сопроводите Голубую в Шепару, в изгнание, затем возвратитесь в свои земли и никогда не станете досаждать более мне и моим подданным.
Де Колфорт упал на одно колено и отсалютовал, подняв к груди сжатый кулак в латной рукавице.
— Со всем смирением принимаю прощение вашего величества и клянусь по мере моих сил всегда соблюдать условия этого прощения.
Остальные солдаты тоже, пав на колени, отсалютовали королю. Пока они поднимались на ноги, в соборе стояла тишина, а потом раздался чей-то крик:
— Долгие лета королю Келсону!
И крик этот подхватили сотни сотен голосов.
Архиепископ и духовные лица, а затем Поборник и лорды королевства опустились на колени и принесли клятву верности новому королю. И когда Келсон в сопровождении своей свиты собрался выходить из собора, солнце вдруг снова пробилось сквозь витраж, и у ног короля на пол легло разноцветное сверкающее пятно. Все замерли. Келсон же, бросив беспечный взгляд на окно, улыбнулся и вступил в это пятно; в солнечном свете вспыхнули пламенем драгоценности его одеяния, и под ликующие крики он вышел из собора, дабы показаться своему народу.