То ли это подействовало, то ли охрана не стоила тех денег, что им платили, но меня никто не задержал; я поднялся на лифте на шестнадцатый этаж и приблизился к двери Томасовой квартиры.
Я отпер дверь, для приличия пару раз постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.
Выключатель света находился там, где ему и полагалось быть — рядом с дверью.
Квартира у Томаса оказалась… скажем так — шикарная. Входная дверь открывалась в гостиную, размерами превосходившую всю мою квартиру, вместе взятую, в которой мне могло грозить что угодно, только не агорафобия. Стены были оклеены темно-алыми обоями, а пол устлан угольно-серым ковром. Мебель явно покупалась единовременно, в едином стиле — от диванов до стойки под домашний кинотеатр: хромированная сталь, черная кожа и чуть больше элементов стиля ар-деко, чем предпочел бы я сам. Плазменный телик не влез бы в моего «жучка», и к нему прилагались, разумеется, DVD-плеер, колонки и стеллажи для видео- и аудиодисков. Рядом на полке красовалась новейшая игровая приставка с аккуратно смотанными шнурами. На стене висели два постера: «Волшебник из страны Оз» и «Пираты из Пензанса» — где Кевин Клайн играет короля пиратов.
Ну что ж. Приятно видеть, что брат, похоже, неплохо устроился в жизни. Правда, я так и не знал, за какую работу платят столько денег.
Кухня ни в чем не уступала гостиной: все те же хром и черная кожа, только стены имели белую окраску, а пол вместо ковра был вымощен дорогой белой плиткой. Все содержалось в безукоризненном порядке. Ни одной грязной тарелки, ни одного наполовину выдвинутого ящика, ни крошки, ни бумажки. Все горизонтальные поверхности сияли стерильной чистотой. Я заглянул в шкафы. Ничего лишнего — только аккуратные стопки разобранных по размеру тарелок.
Чушь какая-то. При всех положительных качествах мой брат всегда оставался раздолбаем и пофигистом.
— Я все понял, — сообщил я Мышу. — Мой брат умер. Умер, а на его место поселился какой-то омерзительно аккуратный клон.
Я заглянул в холодильник. Не хотел, но заглянул. Шаря по чужому дому, нельзя не заглянуть в холодильник. Он оказался пуст, если не считать винной полки и едва ли не полусотни бутылок Макова пива — Томас его любит. Мак убил бы его на месте за то, что он хранит его холодным. Ладно, по крайней мере, неодобрительно нахмурился бы, это точно. Подобная реакция Мака приравнивается к гораздо более жесткой реакции большинства людей.
Я залез в морозильник. Он оказался набит под завязку — готовыми обедами трех видов, аккуратно рассортированными в чередующемся порядке. Впрочем, в него влезло бы еще штук девять или десять — я решил, что они все-таки съедены. Должно быть, Томас выбирался в супермаркет раз в пару месяцев. Это уже больше походило на него: пиво и еда, которая готовится одним нажатием кнопки на микроволновке. Для такой готовки не нужно посуды, что и подтвердил осмотр ближнего к морозильнику шкафчика: в нем обнаружилась большая упаковка разовых ножей и вилок. Поесть. Выбросить все, что осталось. Ни готовки, ни мытья посуды.
Я еще раз огляделся по сторонам на кухне и отправился дальше.
Обе спальни открывались в небольшой холл; еще одна дверь вела в ванную. Заглянув в нее, я торжествующе улыбнулся. В ванной царил полнейший кавардак: повсюду лежали зубные щетки и расчески, на полу стояла пара пустых бутылок из-под пива, а вся остальная поверхность кафеля была завалена грязной одеждой. Картину разгрома дополняло несколько валявшихся там и сям початых рулонов туалетной бумаги, тогда как на держателе сиротливо висела пустая картонная трубка.
Я осмотрел первую спальню. Она тоже больше соответствовала стилю Томаса. В ней стояла кровать королевских размеров без выраженного изголовья: только стальной каркас, на котором покоился большой квадратный матрас. Белые простыни, несколько подушек в белых наволочках и большое одеяло в темно-синем пододеяльнике. Все это пребывало в некотором беспорядке. На полу перед распахнутым настежь шкафом валялась одежда. На тумбочке с наполовину выдвинутыми — и почти пустыми — ящиками располагались две корзины с чистым, тщательно выглаженным бельем. Еще в спальне имелась книжная полка, уставленная разного рода художественной литературой, и будильник-радио на тумбочке. В углу стояли, прислоненные к стене, старая кавалерийская сабля и шпага на манер мушкетерских. От взгляда моего не укрылось то обстоятельство, что до них легко можно было дотянуться, не вставая с постели.
Я вернулся в коридор и мотнул головой в направлении гостиной.
— Это все маскировка, — сказал я Мышу. — Парадная часть квартиры. Он хочет, чтобы это производило определенное впечатление. Так, чтобы ни у кого даже мысли не возникло взглянуть на остальное.
Мыш склонил голову набок и посмотрел на меня.
— Может, мне стоит просто оставить ему записку, а?
Зазвонил телефон, и я едва не подпрыгнул на месте от неожиданности. Удостоверившись, что непосредственная угроза инфаркта миновала, я вернулся в гостиную, размышляя, стоит ли мне брать трубку. И решил воздержаться. Возможно, это звонили с поста охраны проверить, что это за незнакомец появился с небольшим ручным мамонтом. Если бы я ответил им в отсутствие Томаса, они запросто могли бы что-то заподозрить. Еще как заподозрить. Оставь же я их беседовать с автоответчиком, и они могут пребывать еще некоторое время в неуверенности. Я подождал немного.
Запищал автоответчик.
— Вы знаете, что делать, — произнес голос моего брата.
Снова пискнул сигнал.
Донесшийся из автоответчика женский голос лился, как теплый мед.
— Томас, — произнес голос — судя по произношению, европейский, и имя моего брата дама произносила как «Тоу-мосс», с ударением на втором слоге. — Томас, это Александра, я ужасно скучаю без тебя. Пожалуйста, мне просто необходимо встретиться с тобой сегодня вечером. Я знаю, у тебя есть другие, что у тебя много других, но я не в силах быть без тебя, ты мне нужен. — Голос ее понизился, пропитанный чувственностью. — Никто другой, никто-никто на свете не мог бы сделать для меня то, что делаешь ты. Прошу тебя, умоляю, не разочаровывай меня. — Она продиктовала номер телефона, и в ее исполнении это прозвучало как прелюдия к сексуальной игре.
К тому моменту, когда она наконец повесила трубку, я начал ощущать себя едва ли не вуайеристом.
— Только этого мне не хватало, — со вздохом заметил я Мышу.
Что ж, по крайней мере, я знал теперь, как Томас утоляет свой голод. Александры и «многих других» для этого, вероятно, более чем хватало. Я ощущал в этом… двусмысленность, что ли? Он удовлетворял демоническую составляющую своей натуры, стараясь набрать как можно больше жертв, чтобы по возможности распределить между ними потенциальный ущерб, не допуская опасных его размеров. Однако это же приводило к тому, что росло число несчастных женщин, помеченных его объятиями, пристрастившихся к тому, что ими кормятся, и целиком покорившихся его обаянию.
В некотором роде Томас обладал властью над ними, а власть, как известно, развращает личность. Она таит в себе уйму соблазнов, и неизвестно еще, насколько стойко держался по отношению к ним Томас.
Я сделал глубокий вдох.
— Не увлекайся, Гарри, не фантазируй. Он твой брат. И он невиновен… по крайней мере, пока не доказано обратное, так ведь?
«Верно», — ответил я сам себе.
Я решил оставить Томасу записку, но бумаги под рукой не оказалось. Ни в девственно-стерильной кухне, ни в гостиной я ее не нашел, в спальне — тоже. Я покачал головой, пробормотал пару ласковых слов в адрес тех, у кого в доме записку оставить не на чем, и вспомнил про вторую спальню.
Я открыл дверь, щелкнул выключателем и застыл на месте.
Комната выглядела как кабинет личного бухгалтера Рэмбо. У одной стены находился рабочий стол с компьютером. Вдоль двух других стен стояли еще два стола, более узких. Один служил для разборки и чистки огнестрельного оружия — двух полуавтоматических пистолетов незнакомой мне марки. Один предмет, впрочем, я узнал — набор для переделки законного полуавтоматического оружия в абсолютно незаконное автоматическое. На втором были разложены оружейные инструменты и различные предметы, вполне годные для того, чтобы без особого труда соорудить из них, скажем, самодельное осколочное взрывное устройство, — тем более что ящики под столом подозрительно напоминали стандартную укупорку для взрывчатки.
В голове моей мелькнула еще одна мысль, которая мне очень не понравилась: из всего этого можно соорудить фугас, а можно и просто зажигательную бомбу.
На одной из стен висела пробковая доска, к которой кнопками крепились бумаги. Схемы. Фотографии.
Медленно, на негнущихся ногах я приблизился к доске.
Фотографии изображали мертвых женщин.
Я узнал их всех.
Жертвы.
Фотографии были сделаны поляроидом — немного зернистые, с цветом, искаженным вспышкой, но ракурсы примерно совпадали со снимками из полицейских досье. С одной только разницей: все полицейские снимки имели в углу маркировку — дату и инвентарный номер на квадратике самоклеющейся пленки. И конечно, к каждому полицейскому снимку прилагался листок с точной привязкой к помещению и его обстановке.
На Томасовых снимках ничего такого не было.
Из чего следовало: снять их могли только до того, как на место прибыла полиция.
Срань господня…
О чем только думал мой брат? На кой черт он оставил всю эту фигню напоказ? У всякого, имеющего хотя бы слегка предвзятую точку зрения относительно происходящих событий, не останется ни малейшего сомнения, что Томас был там до приезда полиции. Что это он убийца. Если даже мне, его брату, это кажется чертовски странным…
— Адские погремушки! — со вздохом сказал я Мышу. — Хуже этого обернуться уже не может. Правда?
Чья-то тяжелая, уверенная рука постучала в дверь квартиры.
— Охрана, — произнес мужской голос. — И полиция Чикаго. Будьте добры, откройте дверь, сэр.
Глава 8
У меня было всего несколько секунд на размышление. Если охрана вызвала копа, значит они увидели во мне серьезную угрозу. И если я выкину что-нибудь подозрительное, они обязательно осмотрят квартиру — обязаны это сделать. А если это случится и они увидят то, что скрыто у моего брата в его оружейной, я навлеку на нас обоих столько неприятностей — мало не покажется.