— Прошу прощения, — неуверенно вмешалась Анна. — Белая Коллегия?
— Белая Коллегия вампиров, — уточнил я.
— А что, их несколько разных? — удивилась она.
— Угу, — кивнул я. — Красная Коллегия — это те, с которыми воюет сейчас Белый Совет. Такие, похожие на летучих мышей, но способны принимать человеческий облик. Кровососы. Вампиры Белой Коллегии больше похожи на людей. Психопаразиты. Соблазняют своих жертв и питаются их жизненной энергией.
— Но почему ты спросил меня о них, Гарри? — поинтересовалась Элейн.
Я набрал в грудь воздуха:
— Я обнаружил нечто, что позволяет предположить: Джессика Бланш погибла в результате того, что ее энергию пожрал какой-то сексуальный хищник.
Некоторое время Элейн молча смотрела на меня.
— Не укладывается в общую схему, — сказала она наконец. — Что-то изменилось.
Я кивнул:
— В этом уравнении есть дополнительный компонент. Что-то еще.
— Или кто-то.
— Или кто-то, — согласился я.
Она нахмурилась:
— Есть только одна точка, от которой можно раскручивать поиски.
— Джессика Бланш, — кивнул я.
Мыш вдруг вскочил, повернулся мордой к дверям и зарычал.
Я тоже встал, остро осознавая тот факт, что вся моя сила осталась за порогом квартиры, а той магии, что была, не хватило бы даже на то, чтобы выбраться из бумажного мешка.
Свет погас. Мыш продолжал рычать.
— О боже! — выдохнула Анна. — Что происходит?
Я стиснул зубы и закрыл глаза, ожидая, пока зрение адаптируется к внезапной темноте. Обоняния коснулся слабый, но едкий запах.
— Чувствуете? — спросил я.
— Что? — Голос Элейн звучал на удивление спокойно.
— Дым, — ответил я. — Нам надо убираться отсюда. Мне кажется, дом горит.
Глава 12
— Свет, — негромко скомандовал я.
Я еще не договорил, а Элейн уже бормотала слова заклинания, и ее амулет-пентаграмма, почти точная копия моего, засиял зеленовато-белым светом. Она подняла его над головой, держа за серебряную цепочку.
В этом неярком свете я подошел к двери и осторожно дотронулся до нее — так, как учили на занятиях по безопасности в школе. Но ничего особенного не заметил.
— В коридоре огня нет, — сообщил я.
— Пожарная лестница? — спросила Элейн.
— Она рядом, — заверила ее Анна.
Мыш продолжал рычать, не сводя взгляда с двери. Запах дыма усиливался.
— Кто-то или что-то поджидает нас в коридоре.
— Что? — ахнула Анна.
Элейн перевела взгляд с Мыша на меня и прикусила губу:
— Окно?
Сердце мое колотилось очень часто. Не люблю я пожаров. Не люблю получать ожоги. Это больно и некрасиво.
— Может, я и смог бы управлять падением, — сказал я, заставляя себя дышать ровно, спокойно. — Но в доме полно людей, а сигнализация и спринклеры явно выведены из строя. Должно быть, кто-то их заколдовал. Надо поднять жильцов.
Мыш повернул свою лохматую башку и секунду-другую внимательно смотрел на меня. Потом протрусил круг по комнате, тряхнул головой, пару раз потянул в себя воздух — и сделал то, чего я не знал за ним со времен его щенячества, когда он запросто помещался в карман моего плаща.
Он залаял.
Громко. Напористо. «ГАВ! ГАВ! ГАВ!» — с механической монотонностью метронома.
Возможно, суть вещей это мое описание и передало, но вот интенсивность — вряд ли. Всем в Чикаго хорошо известно, как ревет сирена штормового предупреждения. Если вы живете где-нибудь в штатах Среднего Запада, у вас тоже есть такие — системы оповещения о приближающихся торнадо. Возможно, к таким сиренам вы даже привыкли. Я сам жил когда-то ярдах в тридцати от такой — так вот, поверьте на слово, этот звук воспринимается совсем по-другому, когда вы находитесь прямо рядом с его источником. Это не просто завывание. Когда он раздается у вас над ухом, он становится осязаемым — этаким каскадом, размазывающим мозг по стенкам вашего черепа.
Лай Мыша можно было бы сравнить с этим — отчасти. Каждый раз, когда он лаял, клянусь вам, у меня некоторые мышцы самопроизвольно дергались или сжимались, как от инъекции адреналина. Я не смог бы спать даже при половинной громкости такого лая — и это без учета тех доз энергии, что лупили по мне электрическими разрядами с каждым новым «гав!». В тесном пространстве квартиры лай просто оглушал не хуже артиллерийского залпа. Мыш гавкнул так раз двенадцать, а потом смолк. Наступила внезапная тишина, только в ушах звенело.
Прошло несколько секунд, прежде чем уши мои снова обрели способность слышать, и до меня донеслись звуки с этажа над нами: шлепки босых ног, одновременно соскочивших с кроватей. Такие звуки слышишь обычно в казарме при подъеме по тревоге. В квартире за стеной кто-то кричал. Залаяли другие собаки, заплакали дети. Захлопали двери.
Мыш снова сел, поводя башкой из стороны в сторону, уши подергивались при каждом новом звуке.
— Адские погремушки, Гарри, — выдохнула Элейн, широко раскрыв глаза. — Это что… Откуда у тебя настоящая храмовая собака?
— Эм… Если уж на то пошло, из места, очень похожего на это. — Я потрепал Мыша по загривку. — Умница пес.
Мыш вильнул хвостом и распахнул пасть в довольной ухмылке.
Левой рукой — в правой я держал пистолет — я отворил дверь и, вытянув шею, посмотрел вправо-влево по коридору. Там и сям метались хорошо видные в дыму лучи фонариков. Слышались крики: «Пожар! Пожар! Выводите всех!»
В коридоре царил хаос. Я не разглядел никого похожего на затаившегося убийцу, — впрочем, скорее всего, если я не видел его или их, то и они вряд ли имели шанс разглядеть меня в столпотворении спешивших покинуть дом сотен людей.
— Анна, где пожарная лестница?
— Э… Там, куда все бегут, — ответила Анна. — Справа.
— Справа, — кивнул я. — Ладно, значит, план таков: выходим вместе с жильцами из дома, пока не сгорели к чертовой матери.
— Тот, кто все это устроил, наверняка ждет нас на улице, — напомнила Элейн.
— Сейчас обстановка для убийства недостаточно интимная, — возразил я. — Но будем осторожны. Мы с Мышем идем первыми. Анна, держитесь за нами. Не отставайте. Элейн, прикрываешь нас с тыла.
— Щиты? — спросила она.
— Угу. Справишься?
Она оскорбленно повела бровью.
— Ладно, — кивнул я. — О чем бишь я? — Я взял в руку поводок Мыша и бросил взгляд на свой посох. — Будем отступать с достоинством.
Мыш разинул пасть и взял в зубы собственный поводок. Я перехватил посох правой рукой, а левую с зажатым в ней пистолетом сунул в карман плаща, чтобы оружия не было видно.
— Анна, положите руку мне на плечо, — велел я.
Пальцы ее послушно сжали мой рукав.
— Отлично. Пошли, Мыш.
Мы с Мышем выбежали в коридор; Анна не отставала ни на шаг. Мы драпали — будем честными, это называется именно так. В лучшем случае, отступали. Нет, все-таки драпали. Тикали. Уносили ноги. Пожар в доме — это ужас; кому-кому, а мне это хорошо известно.
Правда, такого, чтобы дом при этом был полон жильцов, со мной еще не случалось — и признаюсь, я ожидал на порядок больше паники, чем оказалось. Возможно, все дело в том, как разбудил всех Мыш. Никто не оступался и не задевал за стены, как это обычно бывает с теми, кого вдруг пробудили от глубокого сна. Все держали, так сказать, ухо востро и хвост трубой, и, хотя все явно боялись, страх этот помогал эвакуации, а не мешал ей.
С каждым лестничным пролетом дым становился все гуще, и я постепенно начинал задыхаться. Не могу сказать, чтобы это меня ободряло. Большая часть жертв при пожаре погибает от дыма задолго до того, как до них добирается огонь. Впрочем, нам все равно не оставалось ничего другого, как спешить дальше.
Затем мы миновали дым. Пожар начался тремя этажами ниже Анниной квартиры, и огнестойкой двери с этого этажа на лестницу просто не было — только петли с ошметками полотна. Из расположенного за ней коридора густыми клубами валил черный дым. Мы-то прорвались, но над Анной оставалось еще четыре этажа, а лестница быстро превращалась в огромный дымоход. Жильцам этих этажей наверняка приходилось туго, и только Богу известно, чем все это могло для них кончиться.
— Элейн! — прохрипел я.
— Поняла! — откликнулась она, закашлялась и бросилась обратно к зияющему проему.
Дым жадными черными щупальцами потянулся к ней, но она неожиданно царственным жестом вскинула руку — и он разом исчез.
Точнее, не совсем. В дверном проеме что-то мерцало и переливалось, словно кто-то затянул его тонкой мыльной пленкой, а с другой стороны, силясь прорвать ее, набухал и клубился дым. На лестнице разом стало тише, жадный рев огня унялся немного, и стали слышны шарканье ног и людское дыхание.
Несколько секунд Элейн всматривалась в закупорившее проем силовое поле, удовлетворенно кивнула и спокойной, деловой походкой направилась догонять нас.
— Тебе не нужно остаться на случай, если через нее кто-нибудь попытается пройти? — спросил я.
Мыш прижимался к моим ногам: ему явно было страшно и не терпелось покинуть горящий дом.
Она взмахом руки остановила меня, потом внимательно прислушалась.
— Нет, — сказала она наконец. — Эта штука проницаема для живых существ. Соберись. У нас в запасе минута, максимум две.
Проницаема? Ого! Я бы такого ни за что не осилил, тем более без подготовки. Впрочем, в том, что касалось сложных заклинаний, Элейн всегда была сильнее меня.
— Верно, — кивнул я, взял ее руку и положил на плечо Анне. — Пошли, быстро.
А потом вокруг не было ничего, кроме ступеней, мечущихся лучей фонариков, эха голосов и шагов. Я перешел на бег. Не потому, что бегать полезно, а потому, что мне не хотелось, чтобы нас догнали в случае погони. Правда, нельзя сказать, чтобы мы от этой гипотетической погони сильно оторвались: половина моих сил уходила на кашель от дыма, однако я успевал присматривать за Анной и занятой поддержанием щита Элейн, не спотыкаться о Мыша и не падать под ноги тем, кто двигался следом.
К тому времени, когда мы спустились на второй этаж, я уже был в состоянии изготовить свой собственный щит.