С конца жезла сорвался язык — да нет, столб! — ослепительно-белого огня. Даже накатывавший на катер жирный дым сгорел в этой огненной колонне, взмывшей в небо на высоту двадцатиэтажного дома.
Какую магию ни возьми, вся она подчиняется определенным принципам, в том числе всеобъемлющим законам физики. Во всяком случае, закону сохранения энергии. Сотворить энергию из ничего невозможно. Если кому-то приспичило получить двадцатиэтажный столб огня, способного превратить в пар средний танк, энергию для такого разогрева надо откуда-то взять. Большинство моих заклятий питается моей же собственной энергией — силой воли, эмоциями. Впрочем, заклятия могут использовать и внешние источники энергии.
Это заклятие, например, питалось тепловой энергией вод озера Мичиган.
Рев огня и ударной волны, разбежавшейся от него, заглушил остальные звуки, словно их и не было. Озеро испустило внезапный трескучий рык. За какую-то долю секунды водная гладь между нашим катером и соседним пирсом застыла, покрывшись толстым слоем белого льда.
Я пошатнулся от внезапно накатившей на меня усталости. Пропустить через себя такой поток энергии — это вам не фиг собачий, так и травму недолго заработать.
— Бегите! — крикнул я Оливии. — По льду! К тому причалу! Женщины с детьми в первую очередь!
— Убейте их! — рявкнул мужской голос со стороны нападавшего катера.
Вурдалаки взвыли и ринулись вперед, — похоже, вид жертв, готовых вот-вот выскользнуть из западни, лишь добавил им сил.
Я устало привалился к стене рубки и смотрел вслед Оливии и ее спутницам. Они бежали по льду, то и дело поскальзываясь. Лед возмущенно трещал у них под ногами, и по его поверхности медленно, но верно начинала расползаться паутина трещин.
Я стиснул зубы. Несмотря на то что воды озера Мичиган никак не назовешь теплыми, дело происходило в самый разгар лета, и даже тот небольшой кусок поверхности, что я заморозил своим заклятием, состоял из огромного объема воды. Представьте себе, сколько тепла требуется для того, чтобы вскипятить всего один чайник, а потом попробуйте представить это же, только наоборот. Если вам нужно заморозить чайник, то же самое тепло надо отнять. Теперь помножьте это количество тепла на миллиард — поскольку именно столько чайников мне и требовалось заморозить.
Оливия, женщины и дети благополучно добрались до пирса и бросились по нему прочь; страх гнал их быстрее, и это было как нельзя кстати.
— Гарри! — окликнула меня Элейн.
Цепь ее метнулась вперед и опрокинула вурдалака, сумевшего проскользнуть мимо Томаса.
— Они в безопасности! — крикнул я. — Прочь, уходите прочь, быстро! Томас, уносим ноги!
Я выпрямился и изготовил браслет-оберег.
— Пошли, — сказала Элейн, хватая меня за руку.
Я мотнул головой.
— Я тяжелее вас, — выдохнул я. — Пойду последним.
Элейн удивленно нахмурилась, открыла рот, чтобы возразить, потом побледнела и кивнула. Не говоря больше ни слова, она перемахнула через леер и побежала к соседнему причалу.
— Томас! — заорал я. — Ложись!
Томас, не оглядываясь, упал ничком, и вурдалаки торжествующе бросились на него.
Я разрядил все оставшиеся кольца в упор.
Вурдалаки отлетели прочь; впрочем, времени это подарило нам немного.
Томас перекатился по палубе и соскользнул на лед. Я оглянулся: Элейн уже поднялась на причал. Томас несся по льду как ниндзя из японского мультика — огромными прыжками, даже сделав раз в воздухе сальто.
Мне не хотелось прыгать на лед с размаху, но и оставаться в ожидании, пока меня слопает вурдалак, я тоже как-то не жаждал. Постаравшись по возможности смягчить удар, я сразу же рванул к берегу.
Лед захрустел. На втором же шаге под ногой зазмеилась трещина. Черт, скверно. Может, я недооценил количество требуемой энергии. Может, речь шла о двух миллиардах чайников.
Я сделал еще шаг, и лед угрожающе застонал. Трещин становилось все больше. Мне требовалось одолеть всего два десятка футов, но соседний причал вдруг показался мне во многих милях от нас.
За спиной слышались вопли вурдалаков, ринувшихся в погоню, едва они увидели мою спину.
— Плохо дело, плохо дело, плохо, — бормотал я себе под нос.
Лед за спиной внезапно заскрипел, и один из вурдалаков с протестующим воплем исчез в воде.
Новые трещины, шире первой, побежали по льду передо мной.
— Гарри! — заорал Томас, тыча пальцем куда-то мне за спину.
Я обернулся и увидел Мадригала Рейта, стоявшего на палубе «Плавунца» в каких-то десяти футах от меня. Он раздвинул губы в довольной улыбке.
А потом вскинул тяжелый автомат и открыл огонь.
Глава 22
Я заорал как резаный. Вовсе не от страха: во-первых, этим я мобилизовал остаток энергии, а во-вторых, это могло помешать Мадригалу точно прицелиться. Не прекращая акустического воздействия на противника, я съежился в комок. Стороннему, несведущему наблюдателю могло бы показаться, что я впал в детство, с головой накрываясь плащом; на деле я действовал по хорошо отрепетированному, чертовски хитроумному плану, имевшему целью позволить мне пережить несколько следующих секунд.
Мадригал Рейт приходится Томасу двоюродным братом, и внешность у него похожая: темные волосы, изящное бледное лицо. В общем, хорош собой, хотя и не настолько, конечно, как Томас. К сожалению, силой и скоростью он тоже не уступал Томасу; и если он стрелял хотя бы вполовину так хорошо, как Томас, не попасть в меня он не мог — с такого-то расстояния.
И он не промахнулся.
Заговор, который я наложил на свой плащ, не раз и не два сослужил мне добрую службу. Он защищал меня от когтей, клювов и клыков, даже от осколков битого стекла спас однажды. Он смягчал силу удара самых разнообразных предметов, как тупых, так и острых. В общем, он неоднократно спасал мне жизнь в потенциально опасных для здоровья ситуациях. Но на такое я никак не рассчитывал.
Существует огромная разница между тем оружием, которым пользуются обычные чикагские громилы, и тем, что состоит на вооружении в армии. Боевые пули в стальной оболочке, в отличие от обычных, свинцовых, не плющатся. Они тяжелее, летят с большей скоростью, и энергия их целиком сконцентрирована в точке соприкосновения с целью — а это значит, что рассчитаны они не на то, чтобы, деформируясь или разлетаясь на осколки, причинять телу максимум повреждений, а на то, чтобы пробить насквозь все, что встретится на пути. Самый совершенный бронежилет почти бесполезен, когда огонь ведется из армейского стрелкового оружия, тем более когда дистанция стрельбы составляет всего десять футов.
Пули ударили в меня не серией отдельных попаданий, как я ожидал, а одним непрерывным шквалом грохота, давления и боли. Мир пошел кругом. Я кубарем покатился по трескающемуся льду. Солнце обнаружило просвет в клубах дыма и било мне в глаза. На меня волной накатила тошнота, а этот чертов свет в глаза сделался просто невыносимым. Я вдруг разом лишился сил и, хотя понимал, что должен сделать что-то важное, никак не мог вспомнить, что именно.
…Если бы не этот чертов свет, продолжавший жечь мне глаза…
–..Здесь было бы не так плохо, — буркнул я Рамиресу и прикрыл глаза рукой от жгучих лучей солнца в Нью-Мехико. — Каждое утро так и кажется, будто кто-то втыкает иголки мне в глаза.
Рамирес, одетый в армейские штаны с распродажи, свободную белую футболку, широкополую тропическую шляпу цвета хаки — одно поле пристегнуто, второе раздолбайски оттопыривается в сторону — и солнечные очки-ленту, отозвался своей обыкновенной белозубой улыбкой и тряхнул головой:
— Ради бога, Гарри, кто мешал тебе захватить очки?
— Не люблю очки, — признался я. — Какие-то совершенно посторонние штуковины на глазах… они меня раздражают.
— Что тебя больше раздражает — очки или перспектива ослепнуть? — поинтересовался Рамирес.
Глаза немного привыкли к свету, и я опустил руку; сильно прищурившись, солнце уже можно было терпеть.
— Заткнись, Карлос.
— Кто у нас сегодня самый ворчливый чародей? — произнес Карлос тоном, каким разговаривают обычно с любимой собакой.
— Будь ты всего на пару лет старше, и с такого количество пива на сон грядущий у тебя тоже башка затрещит. — Я добавил про себя еще несколько ругательств, мотнул головой и взял себя в руки, стараясь выглядеть таким, каким представляют себе опытного чародея, то бишь перестал хныкать. Хмурый вид, правда, никуда не делся. — Кто у нас сегодня?
Рамирес достал из кармана записную книжку и полистал ее.
— Ужасная Двойня, — ответил он. — Близняшки Трейлмен.
— Ты шутишь. Им же еще двенадцати не исполнилось.
— Шестнадцать, — возразил Рамирес.
— Двенадцать, шестнадцать, — проворчал я. — Один фиг, дети.
Улыбка Рамиреса померкла.
— Им некогда быть детьми, дружище. У них талант заклинателей, поэтому они нам нужны.
— Шестнадцать, — повторил я. — Адские погремушки! Ладно, давай сначала позавтракаем.
Мы с Рамиресом отправились в столовую. Место, которое Люччо выбрала для обучения будущих Стражей основам боевой магии, некогда являлось городком, выросшим в одночасье во время рудного бума и так же в одночасье вымершим, когда жила медной руды, вызвавшей его к жизни, иссякла. Располагался он довольно высоко в горах, и, хотя Альбукерке лежал меньше чем в сотне миль к юго-востоку от нас, мы могли бы с таким же успехом разбить лагерь на поверхности Луны. О цивилизации здесь не напоминало ничего, кроме нас самих, обветшалых останков города и таких же обветшалых останков шахты на горе над ним.
Мы с Рамиресом проталкивали в качестве названия этого места Кэмп-Бубум — во-первых, в память о том буме, из-за которого возник город, а во-вторых, с учетом того, что в магии, которой мы здесь обучали, тоже хватало всяких разных «бум» и «бабах». Люччо наложила на эту идею вето; правда, нас подслушал кто-то из учеников, так что к вечеру второго дня это место иначе чем Кэмп-Бубум уже не называли, как бы ни морщились при этом некоторые старшие товарищи.