Четыре с лишним десятка подростков разбили свои палатки внутри каменных стен церкви, построенной когда-то в отчаянной попытке навести хоть какой-то порядок в хаосе Дикого Запада. Люччо жила с учениками, но мы с Рамиресом и еще двое молодых Стражей, помогавших в учебном процессе, поставили палатки в развалинах того, что некогда представляло собой салун или бордель, а может, и то и другое вместе. Весь день, с утра до вечера, мы натаскивали своих подопечных, а когда с наступлением ночи воздух свежел и ученики засыпали, мы резались в покер, пили пиво, и, если я принимал чуть больше своей обычной дозы, я даже мог побренчать что-нибудь на гитаре.
Рамирес с дружками поднимались поутру свежими как огурчики, словно дрыхли с девяти вечера. Чертовы молодые ублюдки. Временную столовую устроили рядом с колодцем, вода в котором даже в эту чертову жару оставалась холодной — если как следует покачать насос. Собственно, вся столовая состояла из нескольких складных столов; готовили и накрывали на стол дежурные ученики. Как правило, утренняя трапеза ограничивалась миской сухого завтрака, зато к этому прилагался кофе, так что я худо-бедно оставался в живых и даже не порывался укокошить кого-нибудь, — правда, это в основном потому, что завтракал я один, прежде чем кто-либо успевал напороться на меня ворчливого.
Я взял миску хлопьев, яблоко, большую кружку благословенного напитка и отошел чуть в сторону. Рядом опустилась на камень Люччо.
— Доброе утро, — сказала она.
Люччо состояла в рядах Белого Совета пару сотен лет и из всех чародеев заслуженно считалась одной из самых опасных. Однако по ее внешности предположить это было трудно. Выглядела она девушкой младше Рамиреса: длинные вьющиеся каштановые волосы, очаровательное юное лицо с совершенно убийственными ямочками на щеках. Когда мы с ней познакомились, она выглядела совсем по-другому: стройной, обветренной, седой дамой в годах — просто с тех пор она столкнулась с чернокнижником по прозвищу Собиратель Трупов. Тот, проживавший тогда в нынешнем теле Люччо, вызвал ее на поединок, а потом проделал свой фирменный трюк — обменялся с ней телами. Я догадался об этом прежде, чем Собиратель Трупов освоился на новом месте, — и пустил ему пулю в голову. Собирателю пришел конец, но это лишило Люччо возможности получить свое тело обратно. Так и вышло, что моими, можно сказать, усилиями она застряла в юном и очень симпатичном теле. Это не позволяло ей лично участвовать в боевых действиях, и она, поручив руководство вооруженными силами Белого Совета своему заместителю, Моргану, теперь руководила учебным лагерем, в котором будущие Стражи осваивали науку убивать гадов прежде, чем те убьют их.
— Доброе утро, — отозвался я.
— Вам вчера письмо пришло, — сказала она, доставая из кармана конверт.
Я взял его, пробежал взглядом адрес и вскрыл:
— Гм…
— От кого? — поинтересовалась она тоном человека, занимающего время вежливой беседой.
— От Стража Йошимо, — ответил я. — Порасспрашивал ее немного насчет генеалогии. Хотел выяснить, не приходился ли ей родственником один мой знакомый.
— И как? — спросила Люччо.
— Приходился, — ответил я. — Но отдаленным. Интересно. — Я замолчал, но Люччо вежливо хмыкнула, приглашая продолжать. — Мой друг — потомок Шо Тая.
— Боюсь, это имя мне незнакомо, — призналась Люччо.
— Так звали последнего короля Окинавы, — пояснил я и задумчиво нахмурился. — Бьюсь об заклад, это не простое совпадение.
— Не совпадение?
Я покосился на Люччо и тряхнул головой:
— Простите. Это, можно сказать, побочный проект… скорее, любопытство. — Я еще раз мотнул головой, сложил письмо от Йошимо и убрал его в карман джинсов. — К обучению боевой магии это отношения не имеет, так что мне лучше на время выбросить это из головы.
— А-а, — произнесла Люччо, но дальше допытываться не стала. — Дрезден, мне хотелось кое о чем с вами поговорить.
Я неопределенно хмыкнул.
Она повела бровью:
— Вы никогда не задумывались, почему вам не вручили меча?
Стражи, как правило, ходят с серебряными мечами: это и знак принадлежности к чародейским вооруженным силам, и большое подспорье, если дело доходит до драки. Это не простые мечи: в них тоже заключена сложная, очень мощная магия, дающая их обладателям изрядное преимущество в бою.
— О! — кивнул я и отхлебнул горячего кофе. — Если честно, я не особенно задумывался об этом. Я решил, что вы мне не доверяете.
Она нахмурилась.
— Ясно, — кивнула она. — Нет. Вовсе не из-за этого. Если бы я вам не доверяла, я бы не доверила вам и серого плаща.
— Скажите, а что мне такого сделать, чтобы вы мне больше не доверяли? — поинтересовался я. — Потому что, вы уж не обижайтесь, у меня нет никакого желания носить этот чертов плащ.
— Никаких обид, — сказала она. — Но вы нам нужны, поэтому придется вам оставить этот плащ при себе.
— Черт подери!
Она улыбнулась на мгновение — тяжелая глубина и одновременно утонченность этой улыбки совсем не вязались с ее юным лицом.
— Дело в том, что все мечи должны изготавливаться индивидуально под каждого отдельно взятого Стража. Этим занималась лично я — а сейчас вышло так, что я больше не способна это делать.
Я нахмурился и сделал еще глоток.
— Потому что… — Я сделал неопределенный жест рукой в ее сторону.
Она кивнула:
— Это тело не обладает магическим потенциалом того, прежнего. Я даже не знаю, удастся ли мне когда-нибудь восстановить свой прежний уровень, но в любом случае ожидать изменений в скором времени не приходится. — Люччо пожала плечами. Лицо ее оставалось бесстрастным, но я не сомневался, что она с усилием сдерживает в себе досаду и горечь. — Остается ждать, пока кто-нибудь не сумеет соединить мою методику со своими способностями или пока я не восстановлюсь в достаточной степени. Боюсь, раньше новых клинков не будет.
Я похрустел хлопьями и глотнул еще кофе:
— Должно быть, это очень нелегко. В смысле, новое тело. После того как вы столько лет жили в другом.
Она повернулась ко мне, удивленно округлив глаза:
— Я… Да, это так.
— Но вы привыкаете, правда?
Она задумчиво уставилась в свою миску.
— Головной боли хватает, — тихо произнесла она. — Чужие воспоминания. Наверное, они принадлежали настоящей хозяйке этого тела. Чаще всего я вижу их во сне. Я вообще плохо сплю. — Она вздохнула. — И потом, я уже сто сорок лет как забыла о том, что такое сексуальное желание или месячные.
Я очень осторожно проглотил прожеванные хлопья, чтобы не поперхнулся.
— Послушать, так это очень… гм… беспокойно. И неприятно.
— Очень, — произнесла она все так же тихо. Ее щеки слегка порозовели. — По большей части — да. Спасибо, что спросили. — Она сделала глубокий вдох, резко выдохнула и встала, разом вернувшись в обычное целеустремленное состояние. — Так или иначе, мне кажется, вы заслужили объяснения.
— Да ничего такого, — сказал я. — Но спасиб…
Утреннюю тишину разорвали автоматные очереди.
Люччо развила спринтерскую скорость прежде, чем я успел оторвать задницу от камня. Я не считаю себя неповоротливым. Я достаточно побывал в переделках, чтобы не каменеть при внезапной вспышке насилия. Впрочем, на долю Люччо переделок выпало вдесятеро больше моего, так что она просто была быстрее и вообще круче меня. Пока мы бежали, до нас доносилась продолжающаяся стрельба, крики, потом пара оглушительных взрывов и совершенно нечеловеческий вопль. Я догнал Люччо, когда мы, обогнув выступ горы, выбежали к столовой, и я не стал опережать ее.
Я до глупого галантен. Но не дурак.
На месте столовой царил разгром. Повсюду валялись перевернутые столы, рассыпавшиеся по земле хлопья мешались с кровью. Я увидел двух упавших подростков: один кричал, другой молча свернулся калачиком, и его трясло. Остальные залегли ничком. Футах в тридцати от них, в единственной сохранившейся стене кузницы, зияло огромное круглое отверстие — такие обычно остаются в тех местах, куда попадает разряд энергии Рамиреса. Рядом валялся оторванный ствол какого-то крупнокалиберного оружия. Только ствол — казенная часть, приклад и тот, кто за него держался, похоже, исчезли вместе с недостающими в стене кирпичами.
В отверстии возникла голова Рамиреса. Половина его лица была забрызгана какой-то темно-коричневой жижей.
— Капитан, ложитесь!
Свистнули и ударили в грязь в футе от ног Люччо пули; через секунду до нас донесся и звук выстрелов.
Люччо даже не замедлила бега. Она выбросила вперед правую руку с растопыренными пальцами. Что именно она сделала, я не разглядел, но воздух между нами и склоном горы вдруг заволокло дымкой.
— Где? — крикнула она.
— Здесь, у меня, двое раненых вурдалаков! — крикнул в ответ Рамирес. — Еще как минимум двое — выше по склону, метрах в ста двадцати.
Пока он докладывал, из-за угла разбитой стены выскочил другой Страж, нацелил свой посох куда-то вверх и яростно выкрикнул слово заклинания. Послышалось басовитое гудение, блеснула вспышка, и иссиня-белая стрела молнии, сорвавшись с конца посоха, ударила в склон примерно в том месте, откуда слышались выстрелы. Здоровенный валун, в который она угодила, рассыпался фонтаном каменных брызг — сквозь выставленную Люччо завесу это выглядело довольно причудливо.
— Осторожно! — крикнул Рамирес. — Они захватили двоих ребят!
Второй Страж испуганно покосился на него и тут же нырнул в укрытие: со склона снова открыли стрельбу. Он испустил короткий сдавленный вскрик и схватился за ногу. Одна из лежавших недалеко от него учениц тоже охнула, и щека ее окрасилась кровью.
— Черт! — зарычала Люччо.
Она остановилась, подняла другую руку, и висевшее в воздухе марево сгустилось, переливаясь красками, словно декоративные масляные светильники.
Частые очереди сменились одиночными выстрелами: завеса мешала нападавшим прицеливаться. С каждым выстрелом подростки вздрагивали и охали.
— Курсантам лежать! — громко скомандовала Люччо. — Не шевелитесь. Не шумите, чтобы не выдать своего положения противнику.