Похоже, в последнее время меня касались очень редко.
— Черт подери, Лаш, — пробормотал я. — Я же просил тебя не делать этого.
Пальцы на мгновение замерли.
— О чем это ты, Гарри? — спросил голос Элейн.
Я заморгал и открыл глаза.
Я лежал на кровати в полутемном гостиничном номере. Панели потолка потемнели от возраста и протечек. Меблировка оказалась под стать потолку: нехитрая, недорогая, обшарпанная от долгого использования.
Элейн сидела, скрестив ноги, в изголовье кровати. Моя голова уютно покоилась на ее коленях — как много-много раз в незапамятные времена. Мои ноги свисали с края кровати — тоже как тогда, в доме, который редко вспоминается мне даже во снах.
— Я тебе сделала больно, Гарри? — настаивала Элейн.
Выражения ее лица я не видел, потому что для этого мне пришлось бы повернуть голову, а даже думать об этом пока не хотелось — но голос ее звучал встревоженно.
— Нет, — сказал я. — Нет, просто очухался не до конца. Извини.
— А-а, — протянула она. — А кто такая Лаш?
— Не из тех, кого мне хотелось бы обсуждать.
— Ладно, — сказала она, и на этот раз в ее голосе не было ничего, кроме мягкого согласия. — Тогда полежи еще несколько минут, дай мне закончить. Твой друг-вампир сказал, что за больницами могут следить.
— Что ты делаешь? — спросил я.
— Рэйки, — ответила она.
— Наложение рук? Эта штука действует?
— Принципы у нее вполне здравые, — отозвалась она, и я почувствовал, как что-то шелковистое скользнуло по моей щеке. Ее волосы. Я узнал их на ощупь и по запаху. Она сосредоточенно склонила голову. Голос ее сделался чуть более отрешенным. — Мне удалось соединить их с некоторыми основными принципами перемещения энергии. Я не научилась пока справляться с критическими травмами или инфекциями, но в том, что касается ушибов и растяжений, это эффективно — даже сама удивляюсь.
И правда — головная боль прекратилась, словно ее и не было. Напряжение в голове и шее исчезало, да и мышцы спины и плеч тоже расслабились.
И меня касалась прекрасная женщина.
Меня касалась Элейн.
Мы просто не двигались с места еще некоторое время. Она по очереди дотрагивалась руками до моих щек, шеи, груди. Пальцы ее медленно, ритмично поглаживали мою кожу, едва касаясь ее. Судя по всему, в какой-то момент я остался без рубахи. Вся боль, усталость, напряжение уходили, оставив за собой только легкое облачко эндорфинов. Ее руки были теплыми, неторопливыми, бесконечно терпеливыми и бесконечно уверенными.
Наслаждение.
Я купался в ощущениях.
— Ладно, — сказала она неизвестно сколько времени спустя. — Как ты себя чувствуешь?
— Неописуемо, — ответил я.
— Ты всегда так говоришь, когда я тебя касаюсь. — В ее голосе я услышал улыбку.
— Я не виноват, что это правда.
— Подлиза, — сказала она, и пальцы ее легонько шлепнули по моему плечу. — Дай мне встать, обезьяна.
— А если я не хочу?
— Ох уж эти мужчины! Стоит уделить вам хоть каплю внимания, и вы превращаетесь в натуральных неандартальцев.
— Угхм, — отозвался я и медленно сел, ожидая приступа дурноты при оттоке крови от головы. Этого не случилось.
Я нахмурился и ощупал череп. Сбоку обнаружился синяк, которому полагалось чертовски болеть. Вместо этого я ощутил при нажатии лишь легкий дискомфорт. Мне приходилось получать по тыкве, и не раз. Я знаком с последствиями хорошего удара. Это напоминало именно такой, только спустя неделю.
— Я долго лежал в отключке?
— Около восьми часов, — пожала плечами Элейн. Она встала с кровати и потянулась. Смотреть на это оказалось так же приятно и интригующе, как мне помнилось с давних пор. — Я вроде как не слежу за временем, когда сконцентрирована на чем-то.
— Я помню, — прошептал я.
Элейн застыла, и ее зеленые глаза затуманились, встретившись с моими. Минуту мы расслабленно, благостно молчали.
— Надеюсь, что помнишь.
Сердце мое дернулось, забилось быстрее, и в голове принялись роиться всякие мысли.
Мысли, ни одна из которых не могла быть на текущий момент реализована.
Я увидел, что Элейн одновременно со мной пришла к тому же выводу. Она опустила руки и снова улыбнулась.
— Извини, — сказала она. — Я, наверное, засиделась немножко.
И удалилась в ванную.
Я подошел к окну и, раздвинув ребра дешевых жалюзи, выглянул на улицу. Мы находились где-то в южной части города. На город опускались сумерки, и, по мере того как удлинялись тени, выползая из-под домов, по одному начинали зажигаться фонари. Я пошарил взглядом по окрестностям, но не увидел ни разрезавших воду акульих плавников, ни круживших в небе стервятников, ни заурядных вампиров или вурдалаков, притаившихся неподалеку и ждущих удобного момента, чтобы напасть. Впрочем, из этого вовсе не следовало, что их нет поблизости.
Прошагав к двери, я осторожно коснулся ее левой рукой. Элейн наложила на нее заклятие-оберег — почти незаметное, но крепко сработанное, достаточное, чтобы отшвырнуть любого, кто попытается открыть дверь, футов на десять-двенадцать. Идеальная штука для тех случаев, когда ты ожидаешь неприятностей и готов в любой момент уносить ноги. Достаточно дождаться, пока нехорошего парня выбросит в окно, а потом слинять, пока тот не пришел в себя.
Я услышал, как Элейн выходит из ванной позади меня.
— Так что случилось? — спросил я.
— А что ты помнишь?
— Мадригал открыл огонь из автомата. Яркая вспышка. Потом я оказался в воде.
Элейн остановилась рядом со мной и тоже выглянула наружу сквозь жалюзи. Рука ее коснулась моей, и наши пальцы сами собой переплелись в знакомом до боли жесте. На мгновение в груди моей заныло от новой волны воспоминаний о тех полузабытых днях.
Элейн чуть вздрогнула и закрыла глаза. Пальцы ее легко сжали мои.
— Мы боялись, что он убил тебя, — призналась она. — Ты упал, а пули крошили лед вокруг тебя. Ты провалился в воду, и тогда вампир… как ты его назвал — Мадригал?.. скомандовал вурдалакам, чтобы те добили тебя в воде. Я отослала Оливию и остальных на берег, а сама с Томасом прыгнула в воду искать тебя.
— Кто двинул меня по башке? — спросил я.
Элейн пожала плечами:
— Или пуля отрикошетила от твоего толстокостного черепа, не пробив плаща, или ты сам ударился о льдину.
Что ж, пуля вполне могла отрикошетить от моей башки — спасибо заговоренной коже моего плаща. Мысли об этом хорошо отрезвляют — даже меня.
— Спасибо, — сказал я. — Что вытащила.
Элейн повела бровью, закатила глаза и вздохнула:
— Мне было скучновато, хотелось чем-то себя занять.
— Я так и думал, — заверил я ее. — А что Томас?
— С ним все в порядке. Он оставил машину рядом с портом. Я села за руль этой твоей клоунской тачки, и мы все кое-как затолкались в две машины и убрались оттуда. Если повезет, у Мадригала будет больше проблем с полицией, чем у нас.
— Не-а, — убежденно мотнул головой я. — Слишком просто. Он улизнул. Где Томас?
— Он сказал, что подежурит на входе. — Элейн нахмурилась. — Вид у него был… бледный очень. Он отказался остаться с теми, кого он спас. Со мной тоже, если на то пошло.
Я хмыкнул. Там, в порту, Томас выступал, так сказать, в форме супервампира. Даже при нормальных обстоятельствах он чертовски силен для мужчины его роста и сложения. Но даже чертовски сильные мужчины не бросаются в рукопашную с вурдалаками, вооруженные только большой палкой, и тем более не выходят из нее целыми и относительно невредимыми. Томас мог добавлять себе сил — и немало сил, — но не навсегда. Демоническая составляющая души моего брата превращала его в богоподобное создание, но она же распаляла его голод, сжигая все жизненные силы, что он накапливал к этому времени, в обмен на повышение, так сказать, технических характеристик.
После такой потасовки Томас не мог не испытывать голода. Такого голода, что он не мог положиться на свою выдержку в помещении, полном тех, кого он считал… гм… съедобными. В число которых входили все спасенные, кроме детей, ну и меня.
Должно быть, это причиняло ему боль.
— А что с Орденом? — тихо спросил я.
— Не хотела возвращаться до тех пор, пока не буду уверена, что верну туда всех в целости и сохранности. Я звонила им каждые два часа, чтобы проверить, все ли у них в порядке. Сейчас еще раз позвоню.
Еще не договорив, она сняла трубку и набрала номер. Я ждал. Она молчала. Спустя несколько секунд, она положила трубку.
— Не отвечают, — тихо произнес я.
— Нет, — кивнула она.
Повернувшись к шкафу, Элейн сняла с перекладины свою цепь, продела в петли своих джинсов вместо пояса и застегнула чуть изогнутой деревянной пластиной, оплетенной цветными кожаными полосками.
Я приоткрыл дверь, высунул голову в сумерки и огляделся. Томаса я нигде не увидел, поэтому громко свистнул, помахал рукой и, убрав голову, закрыл дверь.
Долго ждать не пришлось: за дверью послышались Томасовы шаги.
— Гарри, — забеспокоилась Элейн. — Оберег…
Я предостерегающе поднял палец, потом сложил руки и принялся ждать, глядя на дверь. Дверная ручка шевельнулась; последовал тяжелый удар, возглас удивления и громкий лязг пустых мусорных баков.
Я открыл дверь и увидел брата, валявшегося на спине посреди стоянки в окружении разлетевшегося мусора. Пару секунд он смотрел в небо, потом тяжело вздохнул и сел, хмуро уставившись на меня.
— Ох, извини, — произнес я с видом трехлетнего ангелочка, категорически отрицающего, что это он стащил пирожное, в котором перепачкался по уши. — Я ведь должен был предупредить тебя о потенциально опасной ситуации, так? Я имею в виду, с моей стороны было бы вежливо предупредить тебя. И разумно. И почтительно. И…
— Да понял, понял, — буркнул он, безуспешно пытаясь стряхнуть с одежды всякую липкую дрянь. — Господи, Гарри, все-таки ты порой бываешь совершенным придурком.
— Тогда как ты ухитряешься неделями подряд вести себя как полнейший идиот!
Тут вперед выступила Элейн: