Рамирес выбрался из машины, весь увешанный гранатами, с пистолетом и мечом на поясе и с посохом в правой руке. Он помедлил, натягивая на руку перчатку из толстой кожи, защищенной узкими стальными пластинами, на которых виднелись петроглифы — то ли ацтекские, то ли ольмекские, то ли еще какие-то.
— Это что-то новенькое, — заметил я.
Он подмигнул мне, и мы проверили оружие. Мой револьвер вернулся в левый карман плаща, его — в кобуру.
— Уверен, что не хочешь парочку гранат? — спросил он.
— Я себя с ними как-то неуютно чувствую, — признался я.
— Ну, как знаешь, — отозвался он. — А ты, Молли?
Держа в руке гранату, он повернулся к машине.
Машина исчезла. Только мотор продолжал урчать где-то совсем рядом.
Рамирес присвистнул и помахал посохом в воздухе, пока тот не звякнул о металл.
— Черт, неплохая завеса. Точнее говоря, чертовски хорошая.
— У нее талант, — заметил я.
— Спасибо, — сказала Молли.
Рамирес улыбнулся в направлении, откуда слышался голос, и отвесил галантный, достойный идальго поклон.
Молли сдавленно хихикнула. Мотор чихнул и стих.
— Давайте уже, идите. А то мне совестно сидеть тут, пока вы по пыли пешком…
— Смотреть в оба, — напомнил я. — И шевели мозгами.
— И вы тоже, ладно? — сказала Молли.
— Только не проси его затевать ничего нового, — поддразнил ее Рамирес. — А то он вообще сдуреет.
— Я и так дурею с каждой минутой, — подтвердил я. — Хоть кого спроси.
В невидимой машине шумно вздохнул Мыш.
— Вот видишь? — Я зашагал к воротам поместья.
Рамирес последовал за мной, стараясь не отставать, но ему пришлось ускорить шаг. Мои ноги на порядок длиннее, чем у него.
Ярдов через сто он рассмеялся:
— Ладно, ладно, уговорил.
Я хмыкнул и чуть сбавил шаг. Рамирес оглянулся через плечо:
— Не боишься оставлять ее так?
— К Мышу подобраться непросто, — ответил я. — Даже если они догадаются, что она здесь.
— Хорошенькая, все при ней, и одаренная. — Рамирес задумчиво смотрел в сторону невидимой машины. — Встречается с кем-нибудь?
— Нет, с тех пор как она продырявила психику своего последнего парня и едва не свела его с ума.
Рамирес поморщился:
— Ну да, помню.
К воротам усадьбы мы приближались уже молча, настраивая лица на нужные выражения. В обычной ситуации Рамиреса отличает самоуверенная улыбка, но, когда дело оборачивается серьезно, он напускает на себя холодный, высокомерный вид, при этом взгляд его вроде бы направлен в никуда и в то же время фиксирует все. Я не очень беспокоюсь за то, какое выражение лица у меня, — мои переживания все внутри.
Подходя к готическим кованым воротам, достаточно массивным, чтобы остановить таранящий их джип, я видел внутренним взором лицо Анны и ее серьезные глаза. Оказавшись вплотную к решетке, я трижды ударил по ней посохом и уперся им в землю.
Ворота зажужжали и начали отворяться. Правда, не успели они распахнуться и наполовину, как что-то в районе петель жалобно взвыло, задымило и створки замерли.
— Это ты? — спросил я у Рамиреса.
— Я еще и замок грохнул, — вполголоса подтвердил он. — И камеры, которые видят ворота. На всякий случай.
Конечно, сил у Рамиреса меньше, чем у меня, но теми, что у него есть, он распоряжается с толком.
— Славно, — заметил я. — Я ничего не ощутил.
Лицо его на мгновение осветилось ухмылкой.
— De nada[4]. Я круче всех.
Я шагнул в ворота, не забывая поглядывать по сторонам. Ночь сгустилась почти окончательно, и в лесу царила уютная тьма. Со стороны замка послышался шелест шин по асфальту. Между деревьями мелькнул свет фар. Длинный лимузин, белый «ройс» с серебряными молдингами, вынырнул из-за деревьев и плавно остановился футах в двадцати перед нами.
— Хочешь, чтобы я… — тихо спросил меня Рамирес.
— Остынь, увалень, — сказал я. — Это сэкономит нам время и силы, нет нужды тащиться пешком.
— Ха, — ответил Рамирес, — кое-кто из нас молод и здоров.
Отворилась водительская дверца, и из нее вышел мужчина. Я узнал в нем одного из личных телохранителей Лары. Роста он был чуть выше среднего, худощавый, мускулистый, с короткой армейской стрижкой и острым, настороженным взглядом. Одежду его составлял спортивный костюм цвета хаки, и он даже не пытался скрыть топырившуюся бугром кобуру. Он бросил взгляд на нас, потом на ворота и ограду, достал из кармана рацию и что-то в нее произнес.
— Дрезден? — спросил он.
— Угу.
— Рамирес?
— Единственный и неповторимый, — заверил его Карлос.
— Вы вооружены, — заметил тот.
— До зубов, — согласился я.
Он поморщился, но кивнул.
— Будьте добры, садитесь в машину, — сказал он.
— Зачем? — с невинным видом спросил я.
Рамирес покосился на меня, но промолчал.
— Мне приказано забрать вас, — ответил телохранитель.
— До дома недалеко, — заметил я. — Мы можем и пешком дойти.
— Мисс Рейт просила меня заверить вас, что по приказу ее отца она дает вам личную гарантию безопасности в соответствии с неписаным законом.
— В таком случае, — заявил я, — мисс Рейт могла бы и лично сообщить мне об этом.
— Не сомневаюсь, что она с радостью сделает это, — кивнул телохранитель. — В доме, сэр.
Я сложил руки на груди:
— Если она так занята, что не может поднять свою безупречную задницу и подъехать сюда, почему бы вам не передать ей, что мы зайдем завтра?
Что-то негромко загудело, и одно из задних стекол «ройса» скользнуло вниз. Заглянуть в темный салон я не мог, но бархатистый женский смех услышал отчетливо.
— Вот видите, Джордж. Я вам говорила.
Телохранитель поморщился и огляделся по сторонам:
— Они что-то сделали с воротами. Они открыты. Вы подвергаетесь опасности, мэм.
— Если бы в их намерения входило убить меня, — возразил женский голос, — поверьте мне, Дрезден мог бы уже без труда это сделать, и, мне кажется, его спутник, мистер Рамирес, тоже не испытал бы с этим особых проблем.
Рамирес чуть напрягся.
— Откуда она меня знает? — процедил он сквозь зубы.
— На свете не так уж много людей младше двадцати пяти, покатавшихся верхом на зомби-динозавре и сделавшихся региональными командующими Стражей, — ответил я. — Готов поспорить, у нее имеется досье на всех ныне живущих Стражей.
— И на некоторых курсантов, — подтвердил женский голос. — Джордж, будьте добры.
Телохранитель смерил нас ровным, оценивающим взглядом и, не убирая руки с рукояти пистолета, отворил дверцу машины.
Из «роллс-ройса» вышла властительница Белой Коллегии.
Лара… ее очень трудно описывать. Я встречался с ней всего несколько раз, и каждая встреча становилась для меня сильным потрясением: мгновение оглушительного восхищения ее внешностью и острое вожделение, не слабеющее по мере общения. В ней нет ни одной черты, которую я охарактеризовал бы как особенно потрясающую. Ничего такого, что можно было бы объявить безупречным. Ее внешность — нечто большее, нежели просто сумма составляющих, которые и сами по себе о-го-го какие.
Волосы у нее, как у Томаса, темные, слегка вьющиеся и такие блестящие, что даже звезды в них отражаются с синеватым переливом. Кожа у нее молочно-белая, и если на ее теле и есть родинки, я их, во всяком случае, не видел. Темно-розовые губы чуть великоваты для довольно узкого лица, но это не раздражает — скорее придает ему чувственности и, я бы сказал, сексуальности.
Но конечно, по-настоящему разят наповал ее глаза. Большие, серые, с синими прожилками. Главное, они полны жизни — внимания, интереса к другим, ума и юмора — настолько, что, расслабившись и пустив слюну, вы можете не заметить в них испепеляющей, демонической страстности и ненасытного, хищного голода.
Стоявший рядом со мной Рамирес сглотнул. Я понял это лишь потому, что услышал характерный звук. Когда на сцену выходит Лара, никто не отворачивается.
На ней был белый шелковый деловой костюм, юбка которого была на дюйм-другой коротковата, да и каблучки белых туфель чуток длинноваты, из-за чего приходилось делать над собой усилие, чтобы не глазеть на ее ноги. Многие женщины с таким цветом кожи, как у нее, опасаются ходить в белом, но на Ларе этот наряд смотрелся как тога античной богини.
Она прекрасно понимала, какой эффект производит на нас, и губы ее изогнулись в легкой довольной улыбке. Она не спеша направилась в нашу сторону, нарочито медленно переставляя ноги, чуть покачивая бедрами. Движение это казалось… до ужаса прекрасным. Неприкрытая, чувственная женственность клубилась вокруг нее густым невидимым облаком, в котором забывший об осторожности мужчина мог бы и утонуть.
В конце концов, папашу своего она в нем утопила, не так ли?
Не все то золото, что блестит, — уж мне ли не знать. Как бы соблазнительно она ни выглядела, как бы возбуждающе — до оттопыривания штанов — она ни двигалась, она оставалась Опасностью. С большой буквы «О». Более того, Лара — вампир, хищник, которому жизненно необходимо питаться человеческой энергией. И, несмотря на наше сотрудничество в прошлом, я оставался человеком, а она — тем, кто питается людьми. И если бы я повел себя как добыча, изрядная часть ее натуры наплевала бы на политику и выгоду. Она просто хотела бы меня слопать.
Поэтому, когда она приблизилась и протянула мне руку ладонью вниз, я изо всех сил постарался изобразить скучающий вид.
Я взял ее холодные — гладкие, красивые, изысканно мягкие… черт подери, Гарри, да не обращай ты внимания на свой член, пока он тебя не угробил! — пальцы, склонился над ними в вежливом полупоклоне и отпустил, не поцеловав. Если бы я это сделал, не уверен, что смог бы удержаться от того, чтобы не укусить их — так, чтобы попробовать на вкус, пока есть возможность.
Я выпрямился, и она на угрожающе долгую секунду встретилась со мной взглядом.
— Уверены, что не хотите попробовать, Гарри? — спросила она.
Волна животной страсти — возможно, не моей собственной — прокатилась по моему телу. Я улыбнулся, снова вежливо поклонился и чуть напряг волю. Руны и символы на моем посохе засветились зловещим оранжевым Адским Огнем.