Она опустилась на колени обнять Мыша, а потом изрядно удивила меня, когда я тоже оказался в ее объятиях. Еще больше я удивился тому, с какой силой обнял ее в ответ.
Молли иногда проявляет мудрость не по годам. Вот и в этот раз она взяла ключи от «жучка», помахала ими передо мной и, не говоря ни слова, вышла, плотно закрыв за собой дверь.
— Рад, что у тебя все в порядке, — сказал я Мёрфи.
— Угу, — отозвалась она. Голос у нее немного дрожал — даже на этом коротком слове, и ей пришлось сделать глубокий вдох, чтобы говорить спокойнее. — Это было как-то слишком жутко. Даже по твоим обычным стандартам. Ты-то сам как?
— Ничего серьезного, — заверил я ее. — Ты завтракала?
— Не уверена, что у меня желудок после всего этого примет что-нибудь.
— У меня есть хлопья, — объявил я тоном, каким обычно объявляют: «Карамель в глазури из черного шоколада со взбитым кремом и миндальной помадкой».
— О господи! — вздохнула Мёрфи. — Как можно от такого отказаться?
Мы устроились на диване, водрузив Мёрфин рюкзак на журнальный столик. Мёрфи ела хлопья всухую, без молока, доставая пальцами из чашки.
— Ладно, — сказал я. — Сначала о главном. Где моя пушка?
Мёрфи мотнула головой в сторону рюкзака. Я нагнулся и расстегнул его. Мой револьвер сорок четвертого калибра лежал внутри. Там же оказался похожий на картонный ящик автомат Мёрфи. Я взял его, повертел в руках, разглядывая, потом на пробу приложил к плечу.
— Что это, черт возьми, такое?
— Это П-девяносто, — объяснила Мёрфи.
— Прозрачный пластик? — удивился я.
— Это магазин, — сказала она. — Всегда видно, сколько патронов осталось.
— Он крошечный, — хмыкнул я.
— Для такой оглобли, как ты, — еще бы! — согласилась Мёрфи.
— Откуда это у тебя? — поинтересовался я.
— Кинкейд, — ответила она. — В прошлом году. Прислал мне в коробке бельгийского шоколада.
Я отнял приклад, если эту штуку можно назвать прикладом, от плеча, еще раз покрутил в руках и заметил маленькую пластинку с гравировкой.
— «У нас всегда есть Гавайи», — прочитал я вслух. — Что, черт подери, это должно означать?
Щеки у Мёрфи заметно порозовели. Она отобрала у меня автомат — нет, все-таки пистолет-пулемет, — убрала его в рюкзак и застегнула молнию.
— Мы что-нибудь решили насчет того, кто взорвал мою тачку?
— Возможно, Мадригал, — предположил я. — Ты ведь так и не стребовала с него той чашечки кофе, помнишь?
— Он сам виноват — нечего было в это время похищать тебя и пытаться продать на eBay, — заявила Мёрфи.
Я пожал плечами:
— Мстительность и рациональность — не совсем одно и то же.
Мёрфи нахмурилась, и на ее лице появилось давно уже привычное мне выражение подозрительного копа.
— Возможно. Но вряд ли. Он любил мстить лично, собственными руками.
— Тогда кто? — спросил я. — Витторио вообще не имел интереса втягивать в это дело полицию. Наследник лорда Скави — тоже. Лара Рейт и Марконе бомб не закладывают.
— Вот именно, — кивнула Мёрфи. — Если не Мадригал, то кто?
— Жизнь полна тайн, — вздохнул я. — Я все-таки думаю, что это мог быть и Мадригал. А может, кто-то другой имел на это повод, которого мы не знаем. Может, и не узнаем никогда.
— Угу, — буркнула она. — Терпеть не могу такого. — Она тряхнула головой. — Скажи, Гарри, разве порядочный человек не стал бы сейчас расспрашивать, как там его раненые друзья и союзники, а?
— Я так решил, что, если бы имелись плохие новости, ты бы мне уже сказала.
Она исподлобья посмотрела на меня.
— Совершенно, — заметила она, — шовинистически мужской подход.
Я ухмыльнулся:
— И как они все?
— Рамирес в больнице. В том же отделении, что и Элейн, на том же этаже, и мы за ними присматриваем. Неофициально, разумеется.
«Мы» — в смысле, копы. Ай да Мёрфи. Славные ребята.
— Как он?
— Его еще оперировали, когда я уезжала, но врач сказал — прогнозы благоприятные, главное — избежать инфекции. Проникающее ранение в брюшную полость — штука серьезная.
Я хмыкнул и начал подозревать, куда именно отправилась Молли, позаимствовав мою машину.
— Он выкарабкается. А как бедолага с головогрудью, с которым ты так бесцеремонно обошлась?
— Мистер Хендрикс тоже там с двумя из наемников. Марконе поставил своих людей охранять их.
— Копы и громилы, — заметил я. — Большая счастливая семья.
— Интересно, — сказала Мёрфи, — почему Марконе согласился помочь?
Я откинулся на спинку дивана и, закрыв глаза, помассировал затылок рукой.
— Я его подкупил.
— Чем это? — удивилась Мёрфи.
— Местом за столом, — тихо произнес я.
— Ась?
— Я предложил Марконе возможность подписать неписаный закон. В качестве свободно ассоциированного члена.
Мёрфи помолчала, переваривая это.
— Он хочет расширить свое влияние. — Она подумала еще немного. — Или он считает, что его власти могут угрожать с этой стороны.
— Со стороны кого-нибудь вроде вампиров, — кивнул я. — Не забывай, что Красная Коллегия фактически контролировала проституцию в Чикаго, пока не сгорело заведение Бьянки. А теперь агент Белой Коллегии взял и на ровном месте убил одну из его девушек.
— А мы уверены, что это Мадригал?
— Я уверен, — сказал я. — У меня нет доказательств, но из всех Рейтов в этой истории был замешан он один.
— Но это можно считать случайностью, — возразила Мёрфи. — В том смысле, что убили именно работавшую на Марконе девушку.
— Но ведь убили, — ответил я. — А Марконе не потерпит, чтобы кто-то — кто угодно — убивал его людей.
— А как он станет… как это называется? И чем это ему поможет?
— Свободно ассоциированным членом, — повторил я. — Это значит, что он получает в этом сообществе некоторые права — например, право бросить вызов тому, кто убивает его служащих. Это значит, что, если какая-нибудь сверхъестественная сила попытается выступить против него, у него будет возможность бороться с ней и даже победить.
— А много их, таких членов?
— Всего ничего, — сказал я. — Я просил Боба навести справки. Не больше двух десятков на всю планету. Два дракона, Дракула — настоящий, не малютка Влад, — Архив, исполнительный директор «Монок-секьюритис», один почти бессмертный гуру из Украины… такой, в общем, народ. Все подписали закон в качестве частных лиц. У всех одинаковые права и обязанности. Большинство вряд ли согласится, скажем, радушно принимать в гости компанию вампиров из Черной Коллегии, и наверняка никто из них не захочет оказаться втянутым в конфликт главных сил. И подставляться в качестве потенциальных мишеней тоже никто не хочет, поэтому подпись служит неплохим сдерживающим фактором. — Я задумчиво потер подбородок. — Кстати, ни один простой смертный пока не пытался это сделать. Марконе в этом отношении первопроходец.
Мёрфи покачала головой:
— Ты сможешь устроить это для него?
— Для подписи необходимо поручительство трех других участников соглашения, — сказал я. — Я пообещал ему, что мой голос у него уже есть.
— Ты можешь выступать от имени Совета в этом деле?
— В том, что касается моей зоны ответственности как Стража, еще как могу! Если Совету это не нравится, им не следовало втягивать меня в эту работу.
Мерфи кинула в рот еще горсть хлопьев, задумчиво наморщила нос и бросила на меня проницательный взгляд:
— Ты используешь Марконе.
Я кивнул:
— Это всего лишь вопрос времени, когда кто-нибудь вроде Лары Рейт попытается добиться большей власти в Чикаго. Рано или поздно они полезут на меня толпой, а мы с тобой оба хорошо знаем, что у ОСР руки связаны уставами и политикой. Если Марконе подпишет закон, мы получим неплохие возможности противостоять вторжению. Для этого он обретет и мотивацию, и средства.
— Но он наверняка попытается использовать свой новый статус для того, чтобы утвердить свое положение здесь, — тихо проговорила Мёрфи. — Возможно, найдет себе новых союзников. Новые ресурсы.
— Угу. Меня он тоже использует. — Я покачал головой. — Я понимаю, решение неидеальное.
— Верно, — согласилась Мёрфи. — Неидеальное.
— Но он дьявол, которого мы хорошо знаем.
Несколько минут мы оба молчали.
— Да, — признала Мёрфи. — Знаем.
Мёрфи высадила меня у больницы, и я направился прямиком в палату к Элейн.
Я застал ее одевающейся. Она как раз натягивала джинсы на свои сильные, стройные ноги, не изменившиеся с тех давних дней у Дю Морне. Когда я открыл дверь в палату, она резко повернулась, держа в руке жезл.
Я поднял руки:
— Полегче, стрелок. Мне и без того хватает неприятностей.
Элейн испепелила меня взглядом — впрочем, довольно нежным — и убрала жезл в маленький кожаный чехол на поясе. Она выглядела неважно, но все же намного лучше, чем в прошлый раз, когда я ее видел. Лицо ее оставалось довольно бледным, глаза ввалились, но двигалась она уже легко и уверенно.
— Ты бы не вламывался к людям вот так, — посоветовала она.
— Если бы я постучал, мог бы тебя разбудить.
— Если бы ты постучал, ты бы лишился возможности увидеть меня не совсем одетой, — парировала она.
— Туше. — Я огляделся по сторонам и увидел ее рюкзак. Упакованный. Желудок мой неодобрительно сжался. — Разве тебе не полагается лежать?
Она мотнула головой:
— Ты хоть раз пробовал смотреть дневные телепрограммы? Счастье еще, что этот ящик наконец-то сгорел. А то я бы совсем рехнулась, лежа здесь.
— Как ты себя чувствуешь?
— Гораздо лучше, — ответила Элейн. — И сильнее. Кстати, вот еще повод слинять отсюда. Не хочу, чтобы мне приснился какой-нибудь кошмар, а в результате у какого-нибудь бедного дедули грохнулся аппарат искусственного вентилирования легких.
Я кивнул:
— Значит, назад, в Калифорнию?
— Да. Для одной поездки я здесь натворила достаточно.
Я сложил руки на груди и прислонился к двери, глядя, как она расчесывает волосы, чтобы собрать их в хвост.
— Ты разобрался с ними? — спросила она, не глядя на меня.