— Спасибо, — очень тихо произнесла она.
— Хелен, — сказал Марконе. — Не будете ли вы так добры оставить нас на пару минут?
— Это ненадолго, — заверил я ее. — Мне здесь не нравится.
Хелен чуть улыбнулась мне и соскользнула с колен Марконе:
— Если вам от этого станет легче, мистер Дрезден, могу вам сказать по секрету, что ему ваше присутствие здесь тоже не нравится.
— Видели бы вы, насколько подлетают страховые взносы после ваших посещений, Дрезден. — Марконе покачал головой. — А меня еще называют вымогателем. Хелен, пришлете к нам Бонни с той папкой?
— Разумеется.
Хелен покинула офис. Брюнетка Бонни в своем потрясающем спортивном костюмчике впорхнула в кабинет с картонной папкой в руках, одарила меня белозубой улыбкой с рекламы «Колгейта» и упорхнула обратно. Марконе открыл папку, достал стопку бумаг и принялся просматривать их. Добравшись до последней страницы, он перевернул ее, подвинул ко мне через стол и достал из кармана авторучку:
— Вот тот контракт, который вы мне прислали. Будьте добры, подпишите.
Я подошел к столу, взял всю пачку и начал читать с первой страницы. Никогда не стоит подписывать контракт, не прочитав его, даже если вы чародей. Точнее, если вы чародей, это еще важнее. Принято шутить, что, подписывая что-либо, вы отдаете вашу душу или перворожденного наследника. В моем мире такое вполне возможно.
Марконе, похоже, не возражал против этого. Он сложил пальцы домиком и ждал с терпеливым спокойствием досыта накормленного кота.
Контракт поручительства за нового участника соглашения был стандартный, и, хотя его перепечатали заново, Марконе не изменил в нем ни слова. Возможно. Я продолжал читать.
— Значит, это вы предложили Хелен имя Деметра? — поинтересовался я, переворачивая страницу.
Выражение лица Марконе не изменилось.
— Да.
— А что с Персефоной?
Он уставился на меня.
— Персефона, — объяснил я. — Дочь Деметры. Ее унес властелин подземного царства.
Взгляд Марконе сделался ледяным.
— Он держал ее там, в Гадесе, но Деметра заморозила весь мир до тех пор, пока остальные боги не убедили его вернуть Персефону матери. — Я перевернул еще страницу. — Девушка. Та, что лежит в коме. Которую вы держите в частной больнице и навещаете каждую неделю. Это ведь дочь Хелен, правда? Та, которая случайно угодила под пулю в одной из ваших разборок.
Марконе не пошевелился.
— Газеты писали, что она погибла, — сказал я.
Я прочитал еще несколько страниц, прежде чем Марконе ответил:
— У Тони Варгасси, моего предшественника, если не ошибаюсь, был сын, Марко. Марко решил, что я начал представлять собой угрозу его положению в организации. Стрелял именно он.
— Но девушка не умерла.
Марконе покачал головой:
— Это поставило Варгасси в щекотливое положение. Если бы девочка пришла в сознание, она могла бы опознать в стрелявшем его сына, и ни один суд присяжных в мире не колебался бы, отправляя за решетку бандита, застрелившего милую маленькую девочку. Но если бы девочка умерла, а Марко опознали, для него это означало бы обвинение в убийстве.
— А в Иллинойсе убийца несовершеннолетней девочки получает смертельную инъекцию, — кивнул я.
— Совершенно верно. Коррупция в те годы была чрезвычайно высока…
Я фыркнул.
На мгновение на лице Марконе снова мелькнула его легкая улыбка.
— Прошу прощения. Скажем так: Варгасси бесцеремонно вмешивался в деятельность официальных органов. Он объявил о смерти девочки. Он убедил медицинского эксперта подписать фальшивое заключение, а саму девочку переправил в другую больницу.
— Ну да, — кивнул я. — Если бы в стрелявшем опознали Марко, Варгасси мог бы продемонстрировать девочку. Смотрите-ка, она вовсе не мертва…
— Вполне возможно, — согласился Марконе. — И если бы некоторое время все шло спокойно, он мог просто уничтожить все документы.
— И ее саму, — сказал я.
— Да.
— А что случилось со стариком Тони Варгасси? — поинтересовался я.
Марконе блеснул зубами:
— Его настоящее местонахождение неизвестно. Равно как и Марко.
— Когда вы узнали о девушке?
— Спустя два года, — ответил он. — Все было устроено через подставной фонд. Она могла просто… — Он отвернулся от меня. — Просто лежать там. Анонимно. Никто бы не знал, кто она такая.
— А Хелен знает? — спросил я.
Он мотнул головой. Потом помолчал еще немного.
— Я не могу вернуть Персефону из Гадеса. Смерть дочери почти уничтожила Хелен — и ее мир до сих пор скован льдом. Если она узнает, что ее дочь… просто лежит, не живая и не мертвая… — он покачал головой, — это окончательно добьет ее, Дрезден. А мне бы этого не хотелось.
— Я обратил внимание, — тихо сказал я, — что большинство юных леди, работающих здесь, — ровесницы ее дочери.
— Да, — кивнул Марконе.
— Не могу назвать это здоровым исцелением.
— Да, — согласился Марконе. — Но это то, что ей нужно.
Я обдумал это, продолжая читать. Возможно, Хелен имела право знать правду о дочери. Черт, да наверняка имела. Но кем бы ни являлся Марконе, он не дурак. Если он считает, что правда о судьбе дочери сокрушит Хелен, возможно, так оно и есть. Ну да, ей стоит это знать. Но есть ли у меня право принимать такое решение?
Возможно, нет — даже если бы Марконе не приложил все усилия к тому, чтобы убить меня, попытайся я сделать это. Он вложил в девушку и ее судьбу гораздо больше, чем я.
Потому что именно эту тайну я увидел, заглянув в душу джентльмена Джонни Марконе много лет назад. Тайну, которая давала ему силу и волю править его преступной империей.
Он чувствовал себя ответственным за девочку, которая приняла предназначенную для него пулю.
Он правил чикагским преступным миром безжалостно и эффективно. Он всегда пресекал на корню любые проявления насилия. Несколько человек пострадали в разборках. О виновных в этом гангстерах никто больше не слышал. Я всегда полагал, что Марконе просто хочет выступать в роли предпочтительной альтернативы менее разборчивым конкурентам, которые заняли бы его место, схвати его полиция.
Я даже не рассматривал такой возможности, что он действительно переживает за боль, причиненную невинным людям.
Конечно, это не меняло ровным счетом ничего. Он продолжал заправлять бизнесом, который убивал больше людей, чем все шальные пули, вместе взятые. Он был и оставался преступником. Нехорошим парнем.
Но…
Он оставался дьяволом, но дьяволом, которого я знаю. И ведь он мог быть куда хуже.
Я дочитал контракт до последней страницы и обнаружил на ней места для трех подписей. Две подписи уже стояли.
— Донар Ваддерунг? — спросил я у Марконе.
— Исполнительный директор «Монок-секьюритис», — ответил тот. — Осло.
— И Лара Рейт, — пробормотал я.
— Поставившая свою подпись от имени отца, Белого Короля, правителя Белой Коллегии. — В голосе Марконе прозвучали легкие нотки иронии. Кукольное представление ни в коем случае не обмануло его.
Я посмотрел на третью, пустую строчку.
И без лишних слов поставил свою подпись.
Наш мир неидеален. Но я делаю все, что в моих силах.
— Гм, — протянул Боб-череп, вглядываясь в мою левую руку. — Это выглядит так, как будто…
Я сидел у себя в лаборатории, положив руку на стол. Череп обследовал мою ладонь.
Отметину на ней я носил уже несколько лет — маленький клочок неповрежденной кожи на изуродованной жуткими ожогами ладони. Клочок, в точности воспроизводящий по форме древний знак — имя Ласкиэли.
Отметина исчезла.
На ее месте светлело бесформенное пятнышко розовой кожи.
— Похоже, что знака там больше нет, — сообщил Боб.
Я вздохнул.
— Спасибо, Боб, — сказал я. — Всегда приятно выслушать мнение профессионала.
— Ну а чего ты ожидал? — возразил Боб. Череп повернулся на столе и чуть наклонился, заглядывая мне в лицо. — Гм. И говоришь, ее отражение тебе больше не отвечает?
— Нет. А она всегда выпрыгивала, стоило мне сказать «оп!».
— Любопытно, — сказал Боб.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну судя по тому, что ты мне рассказывал, психическая атака на твое сознание, блокированная ее отражением, была довольно жесткой.
Я вздрогнул при одном воспоминании об этом.
— Угу.
— И процесс, который она использовала для ускорения твоего мозга и блокирования воздействия извне, тоже носил травматический характер.
— Верно. Она сказала, что это может привести к повреждению мозга.
— Так-так, — произнес Боб. — Я думаю, к нему и привело.
— Чего-о?
— Видишь, что я имел в виду? — радостно спросил Боб. — Ты уже тупеешь.
— У Гарри иметь молоток, — сказал я. — Гарри разбивать глупый болтливый черепа.
Для парня, лишенного ног, Боб сдал назад быстро и даже, я бы сказал, изящно.
— Полегче, шеф, не возбуждайся. Но про мозговую травму я серьезно.
Я нахмурился:
— Будь добр, объясни.
— Я говорил тебе, что отражение в твоем сознании было вроде как записью настоящей Ласкиэли, так?
— Угу.
— И эта запись хранилась у тебя в мозгу, в той его части, которую ты обычно не использовал.
— Верно.
— Я думаю, эта часть и травмирована. Вот я смотрю сейчас на тебя, босс, и вижу: вся твоя голова испещрена крошечными отверстиями.
Я недоуменно моргнул и ощупал голову пальцами:
— Ничего такого не чувствую.
— Это потому, что твой мозг не ощущает повреждений. Ему удается чувствовать повреждения остальных частей тела. Но поверь мне, повреждения есть. Мне кажется, они и стерли отражение.
— Стерли… ты хочешь сказать, как…
— Убили его, — сказал Боб. — С технической точки зрения его и не существовало — в реальности. Как его записали, так и стерли, и…
Я нахмурился еще сильнее:
— И что?
— И еще… исчезла часть тебя самого.
— Уверен, что заметил бы это, — хмыкнул я.
— Часть не тела, — терпеливо, как слабоумному, объяснил Боб, — а твоих жизненных сил. Твоего ци. Твоей души.