Я хмыкнул и, пробормотав пару-тройку слов себе под нос, сунул на несколько секунд голову под иллюзорно обжигающую воду.
— Ты уловила, что произошло вчера вечером? — спросил я наконец вслух.
— Разумеется, — отозвался Падший ангел.
— И что ты об этом думаешь?
С полминуты Ласкиэль задумчиво молчала.
— Думаю, что Кэррин считает некоторую дистанцию между вами профессиональной необходимостью, но ей кажется, что со временем и при других обстоятельствах все еще может измениться.
Я вздохнул:
— Нет. Не это. Звезды и камни, мне не нужно интимных советов от долбаной чертовки! Я имел в виду тварей, которые нападали на людей на конвенте.
— А-а, — произнесла Ласкиэль без малейшего намека на обиду. — Разумеется, это нападал сверхъестественный хищник.
Каков вопрос, таков ответ, подумал я и подвигал плечом под горячей водой.
— Если так, значит целью нападений было не насилие ради насилия, — задумчиво пробормотал я. — Это объясняет увиденное мною в туалете, где напали на старика. Кто бы это ни сделал, он хотел посеять страх. Причинить боль. Чтобы насытиться… чем? Психической энергией, выделяемой жертвами?
— Объяснение немного упрощенное, — заметила Ласкиэль, — но для смертного, насколько я могу судить, довольно точное.
— Ба, да ты у нас теперь знаток смертных?
— Всегда была таковой, — возразила она. — Не прими за обиду, но тебе стоило бы учитывать, что ваша способность оценивать окружающую ситуацию в значительной степени определяется верой в иллюзии. Во время. В истину. В любовь. В тому подобные вещи. Разумеется, это не ваша вина — но это накладывает некоторые ограничения на вашу способность воспринимать и понимать отдельные явления.
— Я всего лишь смертный, — хмыкнул я. — Так просвети меня.
— Для этого тебе придется расстаться с претензиями на смертность.
Я моргнул от неожиданности:
— Я что, должен умереть?
Она вздохнула:
— Ты снова понял лишь отчасти. Но для доходчивости скажу проще: да. Тебе придется перестать жить.
— Тогда не трудись просвещать меня, — заметил я. — Таких учителей мне и без тебя хватает. — Я прополоскал волосы, потом намылил их шампунем еще раз, отчего начал благоухать как ирландский ручей — так, во всяком случае, гласила этикетка. — Ладно, поговорим о тех, кто остался жив. Они перенесли душевную травму.
— Если теория не ошибается, — согласился голос Ласкиэли. — Если они и правда травмированы душевно, воздействие, похоже, необратимо.
Я поежился. Травмы такого рода проявляются по-разному, но в любом случае достаточно погано. Я видел людей, которых подобные атаки на психику довели до безумия. Мёрфи подверглась однажды такому нападению и потом несколько лет, пока не зажили душевные и психические раны, страдала от ночных кошмаров. Впрочем, приходилось мне видеть и тех, кого вампиры Черной Коллегии, измочалив в психическом отношении, превратили в почти безмозглых рабов — или в обезумевших убийц, в пушечное мясо для новых господ.
Хуже всего, что один из немногих способов это увидеть — отворить чародейское Зрение. А отсюда следует, что каждый чудовищно покалеченный псих гарантированно останется в моей памяти. Навсегда.
Верхняя полка моей ментальной витрины с трофеями и так ломится от всяких жутких «сувениров».
Обманчиво горячая вода струилась по моему телу. Что ж, пустячок, а приятно.
— Уходи, — приказал я Ласкиэли. — Впрочем, — добавил я, — горячую воду пока оставь.
— Как тебе будет угодно, — с вежливым удовлетворением отозвался голос Падшего ангела, и ощущение ее присутствия исчезло окончательно.
Я оставался под душем, пока кожа на пальцах не сморщилась. Или, говоря точнее, на пальцах правой руки — на обожженной левой кожа выглядит сморщенной всегда. Стоило мне выключить воду, как ощущение ледяного холода вернулось, и, пока я одевался, меня колотила дрожь.
Я наполнил миски Мистеру и Мышу, наскоро проглотил какую-то фигню из холодильника и открыл себе банку колы. Подумав, спустился в лабораторию и взял с полки череп Боба.
В темных глазницах замерцали оранжевые огоньки.
— Эй! — сонно пробормотал Боб. — Куда это мы?
— Провести расследование, — ответил я. Поднявшись, я сунул череп в нейлоновый рюкзак. — Ты можешь мне пригодиться. Только мы сегодня будем в местах довольно людных, так что будь добр, держи рот на замке, пока я не расстегну рюкзак, ладно?
— Идет, — отозвался Боб, зевая, и огоньки в его глазницах снова погасли.
Я собрал свой нехитрый магический арсенал: браслет-оберег, кольцо — преобразователь энергии, серебряный амулет-пентаграмму. Сунул в боковой кармашек рюкзака новый, собственноручно вырезанный жезл, оставив рукоять торчать так, чтобы при необходимости мгновенно выхватить. Я взял свой посох и задумчиво покосился на кожаный плащ, висевший на крючке у двери. Я наложил на него заклятия, способные сдерживать самые разнообразные когти, клыки, пули и прочую дрянь, и обычный плащ превратился в своего рода доспехи.
Увы, как и у большинства других доспехов, системы кондиционирования воздуха у него не имелось, так что надень я его на такой жаре — помер бы от перегрева прежде, чем кому-либо представился бы шанс укусить, царапнуть, лягнуть или застрелить меня. Черт возьми, даже синие джинсы, в которых я собирался выходить, покажутся мне слишком тяжелыми задолго до полудня. В общем, плащ остался висеть на крючке.
Это меня немного угнетало. Я привык к своему плащу, и его заговоренная кожа не раз и не два спасала мне жизнь. Каким-то уязвимым я себя ощущал, отправляясь без него навстречу сверхъестественным конфликтам. Поэтому я снял с другого крючка поводок Мыша и пристегнул карабин к ошейнику, на что пес оживленно завилял хвостом.
— Ты сегодня со мной, — сказал я ему. — Надо, чтобы кто-нибудь прикрывал меня сзади. Может, потом поделюсь с тобой хот-догом.
При упоминании хот-дога Мыш завилял хвостом еще оживленнее. Он фыркнул, преданно потерся тяжелой башкой о мое бедро, и мы вышли на улицу ждать Мёрфи.
Она свернула с улицы к дому и не без опаски посмотрела на Мыша, когда я открыл дверцу и пес запрыгнул на заднее сиденье. Машина качнулась и слегка просела на рессорах под его тяжестью.
— Его у тебя не укачивает?
Мыш вильнул хвостом и, вопросительно склонив голову набок, одарил Мёрфи зубастой собачьей ухмылкой. Так и казалось, что он сейчас спросит: «Укачивает? Это еще что такое?»
— Хитрюга! — буркнул я и уселся рядом с Мёрфи. — Мы с ним хорошенько поработали над вопросами гигиены, как только я сообразил, каким здоровым он у меня вымахает. Он будет паинькой. — Я оглянулся назад. — Верно?
Мыш точно так же ухмыльнулся и мне. Я нахмурил брови и изобразил строгий взгляд. Он ткнул меня носом в плечо и улегся на сиденье.
Мёрфи вздохнула:
— Будь это любая другая собака, я бы заставила ее ехать в багажнике.
— Верно, — согласился я. — У тебя имеется отрицательный опыт общения с собаками.
— С крупными собаками, — поправила меня Мёрфи. — Отрицательный — только с крупными.
— Мыш не крупный. Он компактного телосложения.
Она покосилась на меня, трогая машину с места:
— Ты в багажнике тоже поместишься, Гарри. — Она посмотрела на меня внимательнее и нахмурилась. — У тебя губы синие.
— Перестоял под душем, — объяснил я.
Она вдруг улыбнулась:
— Не хотел, чтобы что-то отвлекало тебя от дела? Пожалуй, я могу расценивать это как комплимент моей сексуальности.
Я застегнул ремень безопасности:
— Из больницы что-нибудь слышно?
Мёрфи тут же перестала улыбаться и некоторое время вела машину молча. Она кивнула, не глядя на меня; лицо ее сделалось непроницаемым.
— Плохо, да? — спросил я.
— Юноша, которого привезли на «скорой», умер. Девушка, которую этот тип ударил еще до твоего появления, имеет шанс выкарабкаться, но она в коме. Не реагирует на внешние раздражители. Просто лежит.
— Угу, — негромко буркнул я. — Я ожидал чего-нибудь в этом роде. А другая девушка? Рози?
— Повреждения болезненные, но жизни не угрожают. Ей наложили швы и лубки, а когда узнали про беременность, оставили в больнице для более детального обследования. Похоже, у нее есть шанс сохранить ребенка. Она в сознании и говорит.
— Уже что-то, — сказал я. — А Пелл?
— Все еще в реанимации. Он все-таки в возрасте, да и избили его сильно. Врачи говорят, с ним все будет в порядке, если каких-нибудь осложнений не появится. Он слаб, но в сознании.
— Реанимация, — вздохнул я. — У нас не будет возможности поговорить с ним где-нибудь в другом месте?
— Тебе не кажется, что врачи немного удивятся, если мы пригласим человека в тяжелом состоянии выйти попить кофе? — заметила она.
Я хмыкнул:
— Тогда тебе придется допросить его в одиночку. Я боюсь даже заходить туда под контролем их сложного оборудования.
— Даже на несколько минут? — спросила она.
Я пожал плечами:
— Не могу гарантировать стопроцентного контроля над своей энергией. — Я помолчал немного. — Ну, не совсем. Вот этаж погромить, если нужно, — это запросто, а удержать технику от поломок — это как получится. Есть, конечно, шанс, что, если я зайду всего на несколько минут, ничего страшного не случится. Но иногда электроника сходит с ума, стоит мне просто пройти мимо. Я не могу рисковать, когда от этого зависит человеческая жизнь.
Мёрфи выгнула бровь, но понимающе кивнула:
— Может, мы сможем поговорить с ним по внутренней связи или еще как-нибудь.
— Или еще как-нибудь. — Я потер глаза. — Ох, боюсь, денек нам предстоит тот еще.
Глава 16
Если подумать, все больницы выглядят более или менее одинаково, однако больница Милосердия, куда отвезли жертв нападения, каким-то образом ухитрилась избежать стандартного стерильного, полного тихой безнадеги образа. Старейшая больница в Чикаго, основанная церковью, она так и осталась католическим заведением. Ее с самого начала построили необычно большой, однако знаменитые чикагские пожары конца девятнадцатого века наполняли ее под завязку. В чрезвычайных обстоятельствах врачи могли оказывать здесь помощь в шесть или семь раз большему количеству пострадавших, чем в других тогдашних больницах, так что даже самые отъявленные критики перестали ворчать насчет того, сколько ценной земли под нее угрохали.