— Не уверен, что это разумно.
— Это моя дочь, мистер Дрезден, — возразила Черити. — Я иду с вами.
Я слишком устал, чтобы спорить. Я просто кивнул и начал спускаться с балкона. На полпути я подвернул ногу, пошатнулся и едва не упал.
Меня подхватила Черити.
Глава 33
— Это Томас, — сообщил я Черити, махнув рукой в сторону брата, поджидавшего нас у церкви. — Он опаснее, чем кажется.
— У меня черный пояс, — пояснил Томас.
Секунду-другую Черити, подняв бровь, смотрела на Томаса.
— Вы тот самый вампир Белой Коллегии, — сказала она, — который водил моего мужа в тот стрип-бар.
Томас одарил Черити белозубой улыбкой:
— Право же, приятно, когда тебя помнят. И работать с кем-то, у кого есть мотивация. — Он ткнул пальцем мне в грудь и добавил, понизив голос: — Для разнообразия.
Взгляд Черити не изменился. Он не выглядел ни ледяным, ни дружелюбным. Казалось, он вообще лишен эмоций. Так смотрят на проходящих мимо больших собак — оценивающе, без экзальтации.
— Я ценю то, что вы бились плечом к плечу с моим мужем. Но я также хочу, чтобы вы понимали: тот, кем вы являетесь, дает мне повод относиться к вам с подозрением. Пожалуйста, не делайте ничего, что могло бы усугубить эти мои подозрения. Я не игнорирую угрозы.
Томас поджал губы. Я почти ожидал, что взгляд его вспыхнет гневом, но этого не случилось. Он просто кивнул:
— Понял, мэм.
— Вот и хорошо, — сказала она, подходя к минивэну. — Вы поедете на заднем сиденье.
Я открыл рот, чтобы возразить, но Томас положил руку мне на плечо и покачал головой.
— Ее машина, ей и устанавливать правила, — негромко сказал он. — Я могу относиться к этому с уважением. Значит, и ты можешь.
Мы забрались в машину и отправились обратно к дому Карпентеров.
— Как Мыш? — поинтересовался Томас.
— Лапа повреждена, — ответил я.
— Им пришлось чертовски здорово постараться, чтобы сделать это, — заметил он.
— Поэтому я и оставил его, — сказал я. — Довольно с него испытывать судьбу. И потом, он поможет Фортхиллу присматривать за детьми.
— Вот-вот, — хмыкнул Томас. — Интересно, мне одному начинает казаться, что Мыш не совсем обычная собака?
— Я всегда так считал, — улыбнулся я.
— Не уверен, что он полностью соответствует стандартам породы.
Черити оглянулась через плечо:
— На вид он похож на кавказца.
— Не может быть. — Я удивился. — Он что, еще и танцевать умеет?
Черити тряхнула головой:
— Это порода собак, выведенных в Советском Союзе, в горах Кавказа, для охраны военных объектов. Одна из немногих пород, достигающих таких размеров. Только им положено быть гораздо агрессивнее, чем ваша собака.
— О, при необходимости он может быть очень даже агрессивным, — заверил я.
Томас углубился в вежливую беседу с Черити о породах собак, а я прислонился головой к стеклу и сразу уснул. Я ненадолго проснулся, когда машина остановилась. Черити и Томас переговаривались, занося в минивэн какие-то вещи. Я снова задремал и не просыпался до тех пор, пока Томас не тронул меня за плечо:
— Мы приехали к тебе домой, Гарри.
— Угу, — пробормотал я. — Сейчас.
Я поморгал немного, прогоняя сон, и выбрался из машины.
— Томас, — сказал я, — свяжись от моего имени с Мёрфи и скажи, что она нужна мне здесь и сейчас. И… вот… — Порывшись в кармане, я нашел там белую салфетку и маркер и написал на салфетке номер. — Позвони по этому телефону. Скажи, что я звоню с личным маркером.
Томас взял у меня бумажку и вопросительно посмотрел на меня:
— А конкретнее?
— Не обязательно. Там знают, зачем они мне нужны. Это просто знак, что им пора встретиться со мной.
— А почему я? — поинтересовался Томас.
— Потому что мне некогда, — отрезал я. — Так что, если не хочешь играть с опасными магическими пророчествами, позвони по этому проклятому номеру и не заставляй меня тратить энергию на объяснения.
— Яволь, Гарри, — буркнул Томас немного обиженно, но я-то знал, что он сделает все как надо.
— Волосы? — повернулся я к Черити.
Она протянула мне чистый белый конверт. Лицо ее застыло как маска.
— Спасибо. — Я взял конверт и направился к двери. Томас и Черити двинулись за мной. — Я буду работать в подвале. Вы двое останетесь в гостиной. Пожалуйста, не шумите и не слишком расхаживайте по комнате.
— Почему? — удивилась Черити.
Я устало отмахнулся:
— Вопросы потом, ладно? Мне нужен максимум сил для того, чтобы найти, куда они забрали Молли, я и так уже начинаю пороть горячку. Дайте мне сконцентрироваться. Скоро все объясню.
«Если жив останусь», — добавил я про себя.
Я почувствовал на себе взгляд Черити и посмотрел на нее. Она коротко, напряженно кивнула. Я отключил обереги, и мы вошли. Мистер подбежал поздороваться. Первым делом он приложился плечом к моим ногам — опыт помог мне сохранить равновесие, — потом потерся боком о ноги Томаса, получив от моего единоутробного брата положенную порцию ласки. После чего изрядно удивил меня, проделав то же самое с Черити.
Я покачал головой. Эти кошки… Принципиальности ни на грош.
Черити, хмурясь, осмотрелась по сторонам.
— Здесь очень ухоженно, — заметила она. — Я ожидала больше… хлама.
— Он вообще производит обманчивое впечатление, — заявил Томас и полез в холодильник.
Я не стал реагировать на подначки. У меня не было времени на положенное полное ритуальное очищение и медитацию, но за день я изрядно изгваздался, как телесно, так и духовно, поэтому обойтись без душа не решился. Я закрылся в спальне, разделся, зажег свечу и полез под душ. Холодная вода хлестала по телу, и я драл кожу мочалкой, пока она не сделалась розовой, как у младенца, а потом как следует вымыл голову.
Все это время я искал у себя в мозгу какое-нибудь тихое местечко, укрытое от боли и чувства вины, от страха и гнева. Я отодвинул в сторону все ощущения, кроме связанных с душем, и без особых осознанных усилий мои движения приобрели ровный ритм ритуала, не уступающего японской чайной церемонии, а обыкновенная душевая превратилась в священное место для медитации.
Я мечтал оказаться в своей постели. Мне ужасно хотелось спать. Хотелось тепла. Смеха. Я выделил каждое из этих желаний по очереди и отложил в долгий ящик до тех пор, пока мой мир не сделается таким местом, в котором я смогу позволить себе подобные вещи. Впрочем, с одной, последней эмоцией я не справился. Несмотря на все усилия, я не смог помешать страху отыскать лазейку в мои мысли. Первое включение Маленького Чикаго представляло собой одну огромную неизвестную величину. Если мои расчеты верны, в моем распоряжении окажется чертовски мощное средство наблюдения за происходящим в городе.
Но если я допустил хоть небольшую ошибку, Молли погибла. Или хуже чем погибла. И тогда я точно узнаю, что же это за свет в конце длинного туннеля.
От этого страха я отделаться не мог. Он намертво встроился в ситуацию. Поэтому, вместо того чтобы бороться, я попробовал найти с ним общий язык. В умелых руках и страх может превратиться в нечто полезное. Я оставил для него в голове маленькое уютное местечко, что-то вроде умственной корзинки для мусора, — приходилось надеяться, что он не вздумает выпрыгнуть оттуда в самый неподходящий момент.
Я вышел из-под душа, вытерся и снова облачился в свой белый халат. Стараясь не растерять концентрации, я забрал свой рюкзак, белый конверт и спустился с ними в лабораторию. Люк за собой я закрыл. Если Маленький Чикаго взлетит на воздух, наложенные мною заклятия не позволят энергии вырваться из подвала, что должно значительно ограничить размеры ущерба. План, конечно, не идеальный, но другого у меня не было.
Нельзя сказать, чтобы эта мысль меня очень грела, когда я остановился перед моделью на столе. Всего одна крошечная ошибка…
Я положил конверт на край стола, рюкзак — на полку, а сам двинулся вокруг стола, зажигая свечи спичками. Сделать это с помощью заклятия было бы быстрее и проще, но для намеченного мне требовалась вся остававшаяся энергия до последней капли. Поэтому зажигание каждой свечи я превратил в небольшой ритуал, сосредоточиваясь на своих движениях, на точности, на взаимодействии холода и тепла, света и тьмы, огня и тени.
Я зажег последнюю свечу и повернулся к Маленькому Чикаго.
Здания сияли в свечном свете серебром, воздух вибрировал от встроенной в модель энергии. Чуть слышный голосок здравого смысла нашептывал мне, что зря я это затеял. Напоминал, что я могу облажаться, потому что устал и разбит, и что гораздо разумнее поспать и предпринять попытку со свежими силами.
Этот голос я тоже отодвинул в сторону. Время колебаний истекло. Я повернулся лицом к столу и врезанному в столешницу кругу из серебра.
Ласкиэль возникла между мной и столом — в своем обычном белом хитоне, с рыжими волосами, заплетенными в тугую косу. Она выставила обе руки перед собой.
— Я не могу тебе это позволить, — негромко сказала она.
— Ты, — заметил я так, словно это касалось меня очень мало, — почти так же некстати, как тот телефонный звонок.
— Это лишено смысла, — настаивала она. — Хозяин мой, я умоляю тебя изменить свое решение.
— Мне некогда спорить с тобой, — буркнул я. — Надо дело делать.
— Дело? — переспросила она. — Ты имеешь в виду — увиливать от своих обязанностей?
Я слегка склонил голову. В моем нынешнем состоянии все эмоции, которые я испытывал, казались чрезвычайно далекими и почти несущественными.
— Как это?
— Посмотри на себя, — проговорила она тихим, рассудительным тоном, каким обращаются обычно к психам или горьким пьяницам. — Прислушайся к себе. Ты устал. Ты ранен. Ты отягощен виной. Ты напуган. Ты просто уничтожишь себя.
— И тебя вместе со мной? — спросил я.
— Именно, — подтвердила она. — Я не страшусь конца существования, хозяин мой, но мне не хотелось бы исчезнуть из-за того, что кто-то слишком самонадеян, чтобы понять, что он задумал.