— Я не самонадеян, — возразил я.
— Еще как! Ты знаешь, что это, возможно, тебя убьет. И если выйдет именно так, ты освободишься от всякой ответственности за то, что случилось с девушкой. В конце концов, ты героически погиб при попытке найти ее и вернуть. Тебе не придется присутствовать на ее похоронах. Тебе не придется объясняться с Майклом. Тебе не придется признаваться ее родителям в том, что их дочь мертва из-за твоей некомпетентности.
Я не ответил. Эмоции подобрались чуть ближе.
— Это не что иное, как изощренный способ самоубийства, предпринятого в момент слабости, — продолжала Ласкиэль. — Я не хочу видеть, как ты уничтожишь себя, хозяин мой.
Я смотрел на нее.
Я поразмыслил над ее словами.
Ее слова могли стать правдой.
Это не имело значения.
— Отойди, — буркнул я. — Пока я сам тебя не отодвинул. — Тут я спохватился. — Постой-ка. Что это я? Можно подумать, ты в состоянии мне помешать.
Я просто шагнул сквозь образ Ласкиэли к столу, на котором лежал белый конверт.
Белый конверт закружился на месте, а потом внезапно превратился в дюжину конвертов — совершенно неотличимых друг от друга, и каждый вертелся юлой.
— Очень даже в состоянии, — негромко произнесла Ласкиэль. Я поднял взгляд и увидел, что она стоит с противоположной стороны стола. — Я была свидетельницей начала времен. Я видела, как возник из ничего ваш смертный мир. Я наблюдала, как рождаются звезды, как соткалась ваша планета, как в нее вдохнули жизнь, как вырос ваш род, что правит ею. — Она оперлась о стол обеими руками и наклонилась ко мне, буравя взглядом ледяных голубых глаз. — До сих пор я вела себя так, как подобает гостю. Но не принимай приличия за слабость, смертный. Молю тебя, не заставляй меня предпринимать дальнейших действий.
Я сощурился и сделал попытку включить Зрение.
Прежде чем я успел это сделать, моя левая рука вспыхнула.
Больно, больно, БОЛЬНО! Огонь пожирал мою руку, как ни пытался я сбить его браслетом-оберегом. Воспоминания об ожоге в том захваченном вампирами подвале захлестнули меня, и нервные окончания с готовностью откликнулись.
Я сдержал крик, стиснув зубы с такой силой, что они едва не начали крошиться.
Это иллюзия, напомнил я себе. Воспоминание. Призрак, не более того. Он не может навредить вам, если только вы сами не позволите ему сделать это. Я изо всех сил оттолкнул от себя воспоминание, нацелив на него острие моей воли.
Иллюзия дрогнула, и боль исчезла, а огонь погас. Мгновение спустя организм впрыснул в кровеносную систему заряд эндорфинов, и концентрация начала рушиться. Я тяжело привалился к столу, держась за него правой рукой, а левую рефлекторно прижимая к груди. Потом опустил взгляд на конверты и сосредоточивался на них до тех пор, пока все иллюзорные не сделались прозрачными. Тогда я протянул руку и взял настоящий конверт.
Ласкиэль пристально следила за моими действиями. Ее прекрасное лицо выражало несгибаемую решимость.
— Рано или поздно я прорвусь через все, что ты ставишь на моем пути, — выдохнул я. — И ты сама это прекрасно знаешь.
— Да, — согласилась она. — Но тебе не удастся сосредоточиться на заклинании, пока ты не избавишься от меня. Я могу заставить тебя потратить все силы на сопротивление, и тогда ты тоже не сможешь работать. Даже если я просто задержу тебя до рассвета, дальнейшие твои попытки потеряют смысл. — Она вздернула подбородок. — Что бы ни случилось, твое заклятие не будет успешным.
Я негромко усмехнулся, и Ласкиэль чуть нахмурилась.
— Ты забыла одно обстоятельство, — сказал я.
— Какое?
— Получается заколдованный круг. Если ты будешь раскачивать лодку, я могу погибнуть, пытаясь осуществить заклятие. Выходит, все эти упражнения — в любом случае попытка самоубийства. Так стоит ли стараться?
Она стиснула зубы:
— Ты скорее убьешь себя, чем прислушаешься к разумным доводам?
— Я бы назвал это непредумышленным убийством, а не убийством в чистом виде.
— Ты сошел с ума.
— Дай мне пару таблеток «Алка-Зельтцер», и у меня еще и пена изо рта пойдет. — Я посмотрел на Ласкиэль в упор. — Есть девочка, которой нужна моя помощь. Я скорее умру, чем брошу ее в беде. Я в любом случае испытаю заклятие, и точка. Так что отвали.
Она разочарованно покачала головой и отвернулась:
— У тебя очень много шансов погибнуть.
— Бывало и больше.
Я достал из конверта прядь детских волос, положил на стол нож и зажег церемониальные свечи. Черт возьми, Падший ангел был прав. Страх опасно зашевелился во мне, и пальцы затряслись так сильно, что первая спичка сломалась, не успев загореться.
— Если ты должен это сделать, — заговорила Ласкиэль, — попытайся, по крайней мере, остаться в живых. Позволь мне помочь.
— Ты можешь помочь мне, заткнувшись и убравшись к чертовой матери, — ответил я. — Адским Огнем мне здесь не поможешь.
— Возможно, — согласилась Ласкиэль. — Но есть и другой способ.
Краем глаза я заметил слабое мерцание и, повернувшись, увидел медленно пульсирующее серебристое сияние над полом в самом центре моего магического круга на полу. В двух футах под этим местом покоился Темный Динарий, в котором заключалась остальная часть Ласкиэли.
— Возьми монету, — предложила она. — По крайней мере, я смогу защитить тебя от побочных реакций. Умоляю тебя, не бросайся своей жизнью безрассудно.
Я прикусил губу.
Черт подери, мне не хотелось умирать. А мысль о неудаче при спасении Молли представлялась мне едва ли не более страшной, чем смерть. Владелец одной из тридцати древних серебряных монет получал в свое распоряжение чудовищную силу. С такой поддержкой мне, возможно, удалось бы справиться с заклятием, и, даже если бы оно пошло вразнос, я смог бы выжить под защитой Ласкиэли. Непонятно откуда, но я знал, что при желании мог бы достать монету из-под бетона за мгновение.
Секунду-другую я смотрел на серебристое свечение.
А потом повернулся к Ласкиэли и раздраженно прищурился:
— Ты еще здесь?
Лицо Ласкиэли застыло в бесстрастной маске, однако, когда она заговорила, в голосе ее звучала едва уловимая, но явственная угроза:
— С тобой гораздо проще иметь дело, когда ты спишь, мой хозяин.
И она исчезла.
Страх клокотал во мне крутым кипятком. Я пытался унять его, но прежней степени отстраненности достичь так и не удавалось — до тех пор, пока я не подумал о юном Дэниеле, каким я увидел его своим магическим Зрением: раненый мальчик, защищавший свою семью от того, что послал на их дом я.
Я подумал о братьях и сестрах Молли. О ее матери, ее отце. О полной смеха, радости и веселья буйной жизни, которой жила семья Майкла.
А потом я уколол кончик пальца ножом, дотронулся до ранки локоном детских волос и положил волосы в Маленьком Чикаго. Вторую каплю крови я использовал для того, чтобы замкнуть круг и начать заклинание. Я закрыл глаза, сосредоточился и, пробормотав длинную фразу на латыни, вдохнул в модель жизнь.
На мгновение мир вокруг меня размылся, а потом я вдруг увидел, что стою на столе, у входа в мой собственный дом. Поначалу мне показалось, что серебристая модель резко увеличилась в размерах, но затем я понял, что дело обстоит как раз наоборот. Это я уменьшился до масштаба Маленького Чикаго, точнее, мои чувства воспринимали мир изнутри модели, тогда как тело мое стояло исполинским Годзиллой у стола, бормоча слова заклинания.
Я закрыл глаза и подумал о Молли, о капле моей крови на пряди ее волос, и, к моему удивлению, мое уменьшенное «я» понеслось по улице. Усилий для этого требовалось не больше, чем крутить педали велосипеда. Мостовая подо мной и окружавшие меня здания светились белой энергией, гудевшей как высоковольтные провода.
Звезды и камни, Маленький Чикаго заработал! Еще как заработал! Ликование охватило меня, и скорость моего полета по улицам возросла. Я несся по городу, а вокруг мелькали неясные, призрачные образы людей, что двигались в эту минуту по настоящему Чикаго. Но потом заклятие дрогнуло, и я вдруг понял, что ношусь по кругу, как потерявшая след гончая.
Что-то не сработало.
Я чуть напрягся и обнаружил, что стою, тяжело дыша, в своем настоящем теле, глядя на Маленький Чикаго сверху вниз.
Не дав себе отдышаться, я взял рюкзак и вывалил Боба к себе на колени.
Глаза его сразу же загорелись.
— Пойми меня правильно, громила, ты мне нравишься, — заявил он. — Но не настолько.
— Заткнись, — укоротил я его. — Я только что пытался использовать Маленький Чикаго для того, чтобы найти след Молли. Не удалось.
Боб изумленно моргнул:
— Неужели получилось? Модель действительно заработала? И не взорвалась?
— Сам видишь, — буркнул я. — Все работало отлично. Но я использовал самое простое поисковое заклятие и не смог обнаружить ее следа. Что не так с этой чертовой штукой?
— Положи меня на стол, — попросил Боб.
Я выполнил его желание. С минуту он молчал.
— Все в порядке, Гарри. Модель работает как надо.
— Черта с два она работает! — вскипел я. — Я этим поисковым заклятием сотни раз пользовался. Значит, барахлит модель.
— Говорю тебе, она работает отлично, — возразил Боб. — Давай посмотрим на это с другой стороны. Если это не твое заклятие и не модель… Слушай, что ты использовал для наведения заклятия?
— Прядь ее волос.
— Это детские волосы, Гарри.
— И что?
Боб презрительно хмыкнул:
— А то, что от них нет никакого толка. Гарри, дети — это как огромный чистый лист. С тех пор как срезали эту прядь, Молли изменилась во всех отношениях. Она почти ничем не напоминает того человека, с которого эти волосы срезали. Естественно, твое заклятие не смогло ее обнаружить.
— Черт! — рявкнул я. Это не приходило мне в голову, но, похоже, дело обстояло именно так. Мне еще не доводилось использовать для этого заклятия детские волосы — за исключением одного раза, когда я искал ребенка. — Черт, черт, черт!
Крошечная ошибка.
Совсем крошечная.