— О, ради бога, нет, — ответил я. — Это на первых позициях в списке Вещей, Которые Нельзя Делать. Один из Семи законов магии.
— Возможно, — сказала она. — Но как ни назови, день — фьють! — и прошел. Что это, как не путешествие во времени?
— Такого рода путешествия люди совершают очень часто, — возразил я. — Считай, что мы просто проехались немного на эскалаторе.
Она нажала кнопку на часах и поморщилась:
— Не вижу разницы.
Я посмотрел на нее и нахмурился:
— Ты чего?
Мёрфи покосилась на детей и мать:
— Мне предстоит ад кромешный — объяснять, где я была последние двадцать четыре часа. И вряд ли я могу сказать моему боссу, что путешествовала во времени.
— Угу, такое он никак не переварит. Скажи ему, что участвовала в набеге на страну фэйри, чтобы спасти девушку из населенного монстрами замка.
— Конечно, — хмыкнула она. — И как я сама не догадалась?
— У тебя что, могут быть неприятности?
Мёрфи нахмурилась и помолчала немного.
— Внутриведомственная дисциплинарная комиссия, скорее всего, — сказала она наконец. — Ничего криминального они мне пришить не могут, так что тюрьмы не будет.
Я зажмурился:
— Тюрьмы?
— Я же отвечаю за расследование, ты забыл? — напомнила мне Мёрфи. — Вряд ли я улучшила свои отношения с начальством, забросив все дела и отправившись тебе на помощь. А тут еще и день псу под хвост, и… — Она пожала плечами.
— Адские погремушки! — выдохнул я. — Я как-то не подумал.
Она снова пожала плечами.
— Насколько плохо это тебе аукнется? — спросил я.
Мёрфи нахмурилась сильнее:
— Зависит от разных обстоятельств. В основном от того, что скажут Грин и Рич и как они это скажут. Что скажут на это другие копы. Пара этих парней теперь заделалась большими шишками. Они с удовольствием устроят мне гадости.
— Вроде Рудольфа? — предположил я.
— Вроде Рудольфа.
— Хошь, я их для тебя уделаю? — предложил я со своим лучшим бронкским акцентом.
Она вяло улыбнулась:
— Как-нибудь сама разберусь.
Я кивнул:
— Я серьезно. Если я чем-то могу помочь…
— Просто не высовывайся некоторое время. Тебя в управлении не слишком любят. Есть такие, кому не нравится, что я плачу за твои консультации, но они не могут мне это запретить, потому что у дел, в которых ты занят, раскрываемость девяносто процентов.
— И моя эффективность ничего не значит? Мне казалось, копы относятся к этому с уважением.
— Я люблю свою работу, — сказала Мёрфи. — Но порой мне кажется, что зануды и маразматики играют в ней слишком большую роль.
Я согласно кивнул.
— Что они могут сделать?
— Ну, официально это первый раз, когда я просрала операцию, — хмыкнула она. — Если я буду вести себя разумно, думаю, меня все-таки не уволят.
— Но?
Она откинула упавшую на глаза прядь волос:
— Они получат кучу удовольствия, запихивая свое возмущение мне в глотку. Перепробуют все, чтобы я сама подала заявление. А когда я этого не сделаю, меня понизят.
Я ощутил в желудке свинцовую тяжесть.
— Мёрф, — произнес я.
Она попробовала улыбнуться, но не смогла. Слишком хреново ей было.
— В этом нет ничьей вины, Гарри. Просто такие у нас порядки. Это следовало сделать, и при необходимости я снова поступила бы точно так же. Переживу.
Голос ее звучал спокойно, невозмутимо, но она слишком устала, чтобы убедить меня в подлинности этого спокойствия. Команда Мёрфи могла иногда огорчать, даже разочаровывать, но это была ее команда. Она билась за свое лейтенантское звание, работала ради него как лошадь, и в результате ее засунули в ОСР. Только, вместо того чтобы принять это как аналог ссылки в сибирскую глушь, Мёрфи стала работать там еще лучше, утерев тем самым нос тем, кто ее туда послал.
— Несправедливо это, — буркнул я.
— Что?
— То самое. Вот приду как-нибудь в центр и нашлю на них рой пчел, орду тараканов или еще что-то в этом роде. Просто чтобы посмотреть, как эти говнюки в пиджачных парах будут с воплями выбегать из здания.
На этот раз она все-таки улыбнулась, хоть и немного натянуто:
— Вряд ли мне это поможет.
— Ты шутишь? Мы могли бы сидеть, снимать этих бегущих засранцев на фото и надрывать животики.
— Думаешь, поможет?
— Смех полезен всем, и тебе не помешает, — сказал я. — Девять из десяти более или менее пристойных комиков рекомендуют смех в качестве защиты при общении с хроническими идиотами.
Она издала тихий, усталый смешок:
— Спасибо, как-нибудь справлюсь и с этим. — Мёрфи оттолкнулась от стены и достала из кармана ключи. — Подумаю над тем, что скажу начальству, — сказала она. — Хочешь, до дому подброшу?
Я покачал головой:
— Надо прежде кой-чего сделать. Спасибо за предложение.
Она кивнула и повернулась к двери, но задержалась.
— Гарри, — тихо произнесла она.
— Гм?
— То, что я говорила тогда в лифте.
Я сглотнул:
— И что?
— Я не хотела, чтобы это прозвучало так резко. Ты хороший человек. Из тех, чьей дружбой я чертовски горжусь. Но ты мне слишком дорог, чтобы лгать тебе или водить за нос.
— В этом нет ничьей вины, — тихо сказал я. — Хочешь не хочешь, тебе приходится быть со мною честной. Прорвусь как-нибудь.
Уголок ее губ скривился в полуулыбке.
— Зачем еще существуют друзья?
Я уловил в ее вопросе едва заметное изменение тона — он сделался чуть более просительный, что ли. Я встал и положил руку ей на плечо:
— Я твой друг. Это не изменится, Кэррин. Никогда.
Она кивнула, несколько раз моргнув, и на мгновение коснулась моей руки. А потом повернулась, чтобы уйти. Как раз в этот момент заглянул из коридора Томас:
— Гарри, Кэррин. Вы уходите?
— Я ухожу, — кивнула она.
Томас покосился на меня:
— Так-так. А меня подбросите?
Она звякнула ключами:
— Легко.
— Спасибо. — Он кивнул мне. — И тебе спасибо, Гарри, за увлекательный поход. Хотя, признаться, немного скучновато вышло… Может быть, в следующий раз кофе, к примеру, захватить или еще чего, чтобы не зевать все время.
— Убирайся, пока я не надрал твою плаксивую задницу, — отозвался я.
Томас довольно оскалился, и они с Мёрфи вышли.
Я доел остаток сэндвича, рассеянно заметив про себя: похоже, я достиг того странного состояния, когда слишком сильная усталость не дает уснуть. В противоположном конце комнаты Черити и дети заснули: она так и сидела на полу, а они льнули к ней, сгрудившись в кучу. Вид у Черити был изможденный, что вполне естественно, и я заметил на ее лице морщины, на которые не обращал внимания раньше.
Она могла быть шилом в заднице, но силы духа у нее хоть отбавляй. Ее детям повезло с матерью. Многие мамы сказали бы, что готовы умереть за своих детей. Черити доказала такую готовность на деле.
Некоторое время я смотрел на спящих детей — в основном на лица младших. Дети, мир которых покоится на таком крепком основании, как любовь Черити, смогут достичь почти всего. Имея таких родителей, как она и ее муж, они вырастут в целое поколение мужчин и женщин, обладающих такими же силой, самоотверженностью и отвагой.
Вообще-то, я пессимист в отношении человеческой натуры, но мысли о том, какое будущее нас ждет, если в его строительство внесут свой вклад дети Карпентеров, дает мне надежду на лучшее для нас всех.
Конечно, кто-то, полагаю, в незапамятные времена так же смотрел сверху на юного Люцифера и размышлял о том, каким огромным потенциалом тот обладает.
Стоило этой тревожной мысли промелькнуть у меня в голове, как Молли осторожно выскользнула из-под руки матери, не менее осторожно вытащила ногу из-под уха младшего брата и выбралась из спящей кучи. Она на цыпочках прокралась до двери, оглянулась, увидела, что я смотрю на нее, и застыла на полушаге.
— Вы не спите, — прошептала она.
— Слишком устал, чтобы спать, — сказал я. — Куда ты собралась?
Она вытерла руки о порванную юбку и отвела взгляд:
— Я… после того, чему я их подвергла… Мне кажется, лучше будет, если я…
— Уйдешь? — спросил я.
Она пожала плечами, не поднимая глаз:
— Ничего хорошего не выйдет. В смысле, если я останусь дома.
— Почему?
Она устало мотнула головой:
— Просто не получится. Теперь-то. — Она шагнула вперед, мимо меня.
Я вытянул правую руку и взял ее за запястье, ощутив при этом покалывающую вибрацию магической энергии, — такая аура обволакивает каждого, кто обладает магией. Прежде она избегала физического контакта, хотя тогда я и не обращал на это внимания. Повода не было.
Она застыла, глядя мне в лицо, когда ощутила ту же энергию в моей руке.
— Ты не можешь остаться из-за твоей магии. Ты это имеешь в виду?
Она поперхнулась:
— Как… откуда вы знаете?
— Я чародей, детка. Ты уж не совсем меня недооценивай.
Она сложила руки на животе, ссутулив плечи:
— М-мне надо идти.
Я встал:
— Да, надо. Нам следует поговорить.
Она прикусила губу и посмотрела на меня:
— О чем это вы?
— О том, что тебе предстоит сделать нелегкий выбор, Молли. Ты обладаешь немалой силой. Тебе предстоит решить, хочешь ли ты использовать ее. Или позволишь ли ей использовать тебя. — Я сделал знак следовать за мной и медленно вышел.
Мы никуда специально не направлялись. Важна была просто прогулка. Молли шагала, держась скованно, сжавшись.
— Когда это началось у тебя? — тихо спросил я.
Она закусила губу и не ответила.
Может, мне стоило начать первому, чтобы помочь ей.
— С людьми вроде нас всегда так. Что-то случается вроде как само собой — в первый раз, когда магия закипает в тебе. Обычно это что-то маленькое, глупое. У меня это было… — Я улыбнулся. — О, слушай, я ведь об этом даже не задумывался. — Я помолчал немного, вспоминая. — Это случилось, должно быть, недели за две до того, как меня усыновил Джастин. Я тогда учился в школе, был совсем маленький. Сплошные локти и уши. В общем, рост мой тогда еще не проявлялся, и была весна, и у нас в школе устроили олимпиаду. Большой спортивный день, понимаешь? Я участвовал в прыжке в длину с разбега. — Я ухмыльнулся. — Черт, я ужасно хотел выиграть. Во всех остальных дисциплинах я проиграл паре парней, которые любили помучить меня. В общем, я разбежался и прыгнул как только мог, всю дорогу крича. — Я покачал головой. — Вид у меня, наверное, был дурацкий. Но когда я заорал и прыгнул, часть энергии, должно быть, выплеснулась из меня и бросила футов на десять дальше, чем я мог прыгнуть. Конечно, приземлился я неудачно. Выбил кисть. Но эту синюю ленточку я все-таки выиграл. До сих пор храню ее дома.