Похоже, это ее совсем сломало. Взгляд ее бесцельно блуждал из стороны в сторону, слезы струились по щекам.
— Но… я не знала.
— Это не принимается в расчет.
— Я не хотела никому вредить.
— Аналогично.
Она разразилась почти истеричным плачем, прижимая руки к животу.
— Но… но это несправедливо.
— Ты так думаешь? — тихо произнес я. — Вот еще одна суровая истина, Молли. Я теперь Страж Совета. Моя обязанность — доставить тебя к ним.
Она молча смотрела на меня. Казалось, боль, беспомощность, одиночество раздавили ее. Видит Бог, она выглядела сейчас той маленькой девочкой, с которой я познакомился в доме Майкла несколько лет назад. Мне пришлось напомнить себе, что за этими голубыми глазами прячется и другая, более темная часть ее души. Та часть, что покалечилась тогда, когда она калечила других; та часть, к которой принадлежали теперь безудержный гнев, упрямство.
Мне очень не хотелось видеть в ней проблесков этого другого «я» — потому что мне очень не хотелось прослеживать вытекающую из этого логическую цепочку. Молли нарушила законы магии. Она причинила другим необратимое зло. Ее поврежденная психика могла обрушиться на нее саму, сведя ее с ума.
Из чего следовало, что она опасна.
Опасна, как бомба с часовым механизмом.
То, что она нарушила закон с лучшими намерениями, не значило ровным счетом ничего. Собственно, законы магии — и их приговоры — писаны именно для того, чтобы разбираться с теми, в кого эта девочка превратилась.
Однако, когда закону не удается защитить тех, на кого он распространяется, это приходится делать кому-то другому — в данном случае мне. У меня еще оставался шанс спасти ее жизнь. Не то чтобы слишком большой, но все же это лучше, чем ничего. Если, конечно, она уже не миновала точку, после которой нет возврата.
Я знал только один способ выяснить это.
Я остановился в полутемном коридоре и повернулся к ней:
— Молли. Знаешь, что такое заглянуть в душу?
— Это… Я читала: это когда заглядываешь кому-то в глаза. Тогда видно, кто этот человек на самом деле.
— Горячо, горячо, — согласился я. — Делала такое сама?
Она покачала головой:
— В книжке написано, что это может быть опасно.
— Может, — подтвердил я. — Хотя, возможно, не по тем причинам, о которых ты думаешь. Когда ты видишь человека вот так, Молли, невозможно скрыть правду о том, кто ты есть. Ты видишь все — хорошее и плохое. Не в деталях, конечно, но можешь составить чертовски точное представление о том, что это за человек. И не задаром. Стоит увидеть один раз, и это остается у тебя в голове — врезается намертво и не тускнеет со временем. И когда ты смотришь кому-то в душу, этот кто-то видит точно так же твою.
Она кивнула:
— А почему вы спрашиваете?
— Мне хотелось бы заглянуть в твою душу, Молли. С твоего позволения, конечно.
— Зачем?
Я чуть улыбнулся, хотя мое отражение в темном окне показало, что улыбка вышла невеселая.
— Затем что я хочу помочь тебе.
Она отвернулась, словно вознамерилась идти дальше, но не двинулась с места, а лишь стояла, покачиваясь, шурша лохмотьями юбки.
— Не понимаю.
— Я не собираюсь причинять тебе боль, детка. Но мне нужно, чтобы ты чуть больше доверяла мне.
Она прикусила губу и кивнула:
— Ладно. Что мне надо сделать?
Я повернулся к ней лицом. Она, как в зеркале, повторила мое движение.
— Это может показаться немного странным. Но это продлится гораздо меньше, чем кажется.
— Хорошо, — произнесла она совсем потерянно.
Я встретился с ней взглядом.
Секунду мне казалось, что ничего не происходит. Потом я понял, что уже смотрю ей в душу и вижу Молли, стоящую передо мной и глядящую на меня — такую, какой вижу ее всегда. Но я видел еще и коридор за ее спиной, и в выходящих на церковный двор окнах я разглядел полдюжины ее отражений.
Одно показывало ее истощенной, словно она голодает или накачана наркотиками, и глаза ее горели неприятным, безумным светом. В другом я видел ее улыбающейся и смеющейся, старше и грузнее себя сегодняшней, что ей шло, в окружении детей. В третьем она стояла передо мной в сером плаще Стража, а на ее левой щеке багровел шрам, почти клеймо. Следующее окно показало Молли такой, какой она выглядела сейчас, только в более скромном одеянии, и в глазах ее плясал смех. Еще одно отражение показывало ее за столом, погруженную в работу.
Но последнее…
На последнем Молли вообще не напоминала девушку. Точнее, внешне она казалась все той же Молли. Но глаза выдавали ее. Они были непрозрачными, пустыми, как у рептилии. Черная одежда дополнялась черным же воротником, да и волосы она выкрасила в черный цвет. Хотя она выглядела как Молли, как человек, но превратилась во что-то совершенно другое. Что-то очень и очень страшное.
Вероятности. Я видел вероятности. В девочке, несомненно, ощущалось присутствие тьмы, но она еще не обрела власть над ней. Во всех своих потенциальных ипостасях Молли оставалась обладательницей силы — разных типов силы, однако в каждом варианте она являлась сильной. Она могла распорядиться своей силой верно или неверно — в зависимости от выбора, который сделает.
Ей не хватало наставника. Человека, который показал бы ей, что к чему, дал бы инструменты, без которых она не могла обойтись, имея дело со своей новообретенной силой, а также все остальное, что сопутствует этому. Да, зерно темноты продолжало гореть в ней холодным огнем, но кто я такой, чтобы бросить в нее камень? Да, она обладала потенциалом, позволяющим ей превратиться в чудовище, и еще какое.
Как и любому из нас.
Я подумал о Майкле и Черити, ее родителях, ее семье. Ее сила выковалась и основывалась на их силе. Они оба считали использование магии в лучшем случае чем-то подозрительным и если не изначально злым, то по сути опасным. Их противодействие силе, проявлявшейся в Молли, могло обернуть способности, которыми они одарили дочь, против нее самой. Если бы она поверила или пришла к убеждению, что ее сила — зло, это могло еще сильнее и быстрее толкнуть ее на неверный путь.
Я мог себе представить, как переживают Майкл и Черити за дочь.
Но помочь ей они не могли.
Одно не подлежало сомнению, и это давало мне некоторую надежду. Молли еще не запятнала себя до конца. Ее будущее только предстояло написать.
Ради этого стоило побороться.
Взгляды наших глаз разомкнулись, и разные, несхожие отражения в окнах за спиной Молли исчезли. Девушка дрожала, как перепуганный зверек, глядя на меня широко открытыми глазами.
— Боже! — прошептала она. — Я не знала…
— Спокойно, — сказал я ей. — Сядь, пока головокружение не пройдет.
Я помог ей сесть на пол, прислонившись спиной к стене, и сам сел рядом. Я потер переносицу, в которой снова занималась боль.
— Что вы увидели? — прошептала она.
— Что ты в принципе очень неплохой человек, — ответил я. — Что ты обладаешь большим потенциалом. И что тебе грозит опасность.
— Опасность?
— Сила — она как деньги, детка. С ней непросто справляться, и, едва кто-то начинает получать ее, ему всегда хочется больше. Думаю, ты в опасности, потому что сделала пару раз неверный выбор. Использовала свою силу так, как не должна была. Продолжай в том же роде — и ты окажешься на темной стороне.
Она подтянула колени к подбородку и обхватила их руками:
— Вы… вы узнали, что хотели?
— Угу, — кивнул я. — Тебе предстоит сделать выбор… даже два, Молли. Начиная с того, хочешь ли ты добровольно предстать перед Советом.
Она нервно раскачивалась взад-вперед:
— А это нужно?
— Рано или поздно тебя все равно обнаружат. И если они решат, что ты пыталась скрыться от Совета, тебя, возможно, казнят на месте. Однако, если ты добровольно согласишься сотрудничать и если кто-то выступит в твою поддержку, Совет может и воздержаться от смертного приговора.
— А вы разве не собирались так и так сдать меня?
— Нет, — ответил я. — Все дело в свободе, Молли. Выбор за тобой. Я с уважением отнесусь к тому, что ты выберешь.
Она нахмурилась:
— А у вас не будет неприятностей из-за этого?
Я пожал плечами:
— Не знаю. Меня могут и убить за пособничество чернокнижнику.
Она пораженно приподняла брови:
— Правда?
— Честно говоря, они не слишком исполнены терпимости, всепрощения и любви взахлеб, — сказал я. — Пару раз меня едва не прикончили. Это опасные люди.
Она поежилась:
— Вы… вы готовы рисковать из-за меня?
— Угу.
Она нахмурилась, переваривая это.
— А если я сдамся?
— Тогда мы объясним, что случилось. Я выступлю в твою поддержку. Если Совет согласится, меня назначат ответственным за твое обучение и использование тобой магии.
Она изумленно моргнула:
— Вы хотите сказать… Я стану вашей ученицей?
— Примерно так, — кивнул я. — Только тебе придется понять кое-что. Это будет означать, что ты согласна признать мое руководство. Если я скажу тебе сделать так и так, ты сделаешь так и так. Без вопросов, без промедления. То, чему я могу научить тебя, не игрушки. Это энергия жизни и смерти, и в нашем ремесле нет места тем, кто не готов пахать, чтобы овладеть ею. Если ты пойдешь на Совет со мной, ты примешь эти условия. Ясно?
Она поежилась и кивнула.
— Дальше. Ты должна решить, что ты будешь делать с этими своими способностями.
— А какой у меня выбор? — спросила она.
Я пожал плечами:
— У тебя хватает таланта, чтобы рано или поздно вступить в Белый Совет, если ты захочешь. Или ты найдешь нечто достойное, чтобы поддерживать это своим даром. Я слыхал о паре чародеев, сделавших на своем умении жуткую кучу денег. Или после того, как ты научишься контролировать себя и свои способности, ты можешь просто отложить их в сторону. Дать им сойти на нет.
Как твоя мама.
— Последнего я никогда не сделаю, — заявила она.
— А ты подумай об этом, детка — Я усмехнулся. — Вступи сейчас в ряды чародеев, и ты окажешься в самом пекле войны. Нехорошим парням плевать на то, что ты молода и необучена.