С другой стороны, это означало, что, зайдя к Маку, ты рискуешь оказаться в не самой приятной компании.
Лично я здесь всегда сажусь спиной к закопченной стене.
Время близилось к вечеру, так что и народу здесь было больше обычного. Только два из тринадцати столов оставались свободными. Я выбрал тот, что располагался дальше от входа, и бросил на него бумаги и плащ.
Потом, сдерживая острое желание пригнуться под каждым из вращающихся слишком низко для моего роста вентиляторов, я приблизился к стойке и кивнул Маку.
Мак — худощавый тип чуть выше среднего роста и с гладко выбритой головой. Лет ему на вид где-то от тридцати до пятидесяти. Одет он обычно в джинсы, белую рубаху и белый фартук — заметьте, без единого пятнышка, несмотря на топящуюся дровяную плиту и скворчащие на ней сковороды.
— Мак, — сказал я ему. — Дай-ка мне пива.
Мак выставил на стойку бутылку темного стекла с пивом собственного приготовления. Я откупорил ее, выпил почти что залпом и вернул ему пустую бутылку вместе с двадцаткой:
— Продолжай в том же духе.
Мак удивленно хмыкнул, и брови его поползли вверх.
— И не спрашивай, — сказал я.
Он скрестил руки на груди и кивнул:
— Ключи.
Секунду я свирепо смотрел на него; впрочем, злость моя была напускной, и он прекрасно понимал это. Я достал из кармана ключи от «жучка» и выложил их на стойку.
Мак дал мне еще бутылку, и я вернулся за столик, отхлебывая пиво на ходу. Когда я, обогнув деревянную колонну в форме уродливого исполина, атакуемого доходившими ему до колен рыцарями-фэйри, вернулся к столу, пиво в бутылке почти кончилось.
Обычно я не просматриваю документы таким образом. Конечно, следовало бы вести себя осторожнее, но мне отчаянно не хотелось лезть во все эти бумаги трезвым. Я надеялся, что вся гадость, в которой мне придется рыться, оставит в оглушенном алкоголем мозгу лишь слабый отпечаток.
Я уселся и принялся читать все, что дал мне Баттерс об убитых женщинах, делая довольно частые перерывы для новых порций пива. Я читал слова, ощущая в себе какую-то странную пустоту. Я читал их и даже понимал, но их смысл казался мне не слишком значимым. Слова проваливались в меня как камешки в глубокий колодец, оставляя за собой легкую рябь, и ничего больше.
Мне показалось, двух убитых я знал, хотя и не по имени. Вполне возможно, я встречался с ними — может, даже здесь, у «Макэнелли». Других я не узнал; впрочем, я не претендую на знакомство со всеми членами нашего сообщества.
Я сделал перерыв на несколько минут и выпил еще пива. Мне ужасно не хотелось продолжать. Не хотелось видеть ничего из написанного. Мне вообще не хотелось иметь к этому никакого отношения. Я и без того нагляделся за свою жизнь на искалеченных и убитых людей. Я видел слишком много убитых женщин. Больше всего мне хотелось сжечь эти чертовы бумаги, выйти на улицу и идти куда угодно, только бы подальше отсюда.
Вместо этого я продолжил читать.
К моменту, когда я отложил последнюю страницу, мне так и не удалось найти никакой очевидной связи между убитыми; я допивал уже пятую бутылку, а на улице успело стемнеть. В баре стояла тишина.
Я огляделся по сторонам и увидел, что, за исключением Мака и меня самого, в зале никого нет.
Это показалось мне странным. Не то чтобы Маково заведение постоянно ломилось от посетителей, но по вечерам здесь, как правило, людно. Не помню, чтобы хоть раз заставал таверну столь же пустой в это время суток.
Мак вышел из-за стойки с бутылкой в руке и поставил ее на стол передо мной, стоило мне допить предыдущую. Он покосился на пустую бутылку и скользнул взглядом по остальным, выставленным мною в ровный ряд.
— Что, двадцатку я уже добил? — спросил я.
Он кивнул.
Я хмыкнул, достал из кармана кошелек и выложил на стол еще двадцать баксов.
Он хмуро посмотрел на деньги, потом еще более хмуро — на меня.
— Знаю, знаю, — буркнул я. — Обычно я так не набираюсь.
Он негромко фыркнул. Мак вообще немногословен.
Я вяло махнул рукой в сторону бумаг:
— Ненавижу, когда пострадавшие — женщины. Вообще, я терпеть не могу, когда кого-то убивают или увечат, но когда это женщины — еще хуже. Или дети. — Я испепелил взглядом бумаги, огляделся по сторонам и сложил наконец в голове два и два. — Возьми себе, — посоветовал я владельцу заведения, — и присядь.
Мак удивленно повел бровью. Потом вернулся к бару, взял себе пива и сел напротив меня. Обе бутылки он открыл небрежным движением пальца. Мак — профессионал. Он пододвинул мою бутылку ко мне и поднял свою.
Я кивнул. Мы чокнулись бутылками и выпили.
— Итак, — негромко произнес я. — Что в итоге?
Мак поставил бутылку на стол и обвел взглядом пустой паб.
— Сам вижу, — сказал я. — Куда они все делись?
— Ушли, — ответил Мак.
Если бы Скрудж экономил не деньги, а слова, Мак был бы по сравнению с ним богачом. Мак избегает риторических фраз.
— Ушли, — повторил я. — Ты хочешь сказать, от меня?
Он кивнул.
— Испугались. Чего?
— Серого плаща.
Я медленно выдохнул. Я работаю Стражем Белого Совета уже почти два года. Корпус Стражей — это вооруженные силы Белого Совета, мужчины и женщины, готовые прибегнуть к насилию. В обычной ситуации Стражи исполняют, скорее, полицейские функции: следят за тем, чтобы никто не использовал своих магических способностей во вред другим людям. Однако ситуация последние годы далека от нормы. Совет вовлечен в войну с коллегиями вампиров. Большая часть Стражей погибла в сражениях, так что носителей форменного серого плаща катастрофически не хватает. Настолько катастрофически, что в их ряды пригласили даже меня — это с моим-то темным прошлым.
Множество живущих в мире людей обладают теми или иными магическими способностями. Очень небольшая их часть обладает силой и способностями, позволяющими причислить их к Белому Совету. Для остальных общение со Стражами в основном ограничивается тем, что Страж появляется и предупреждает их о возможном злоупотреблении магией.
Однако в случаях, если кто-либо нарушает законы магии, именно Стражи выявляют нарушителя, допрашивают его, судят и, скорее всего, казнят. Стражи наводят ужас. Даже на людей вроде меня, выступающих более-менее в их весовой категории. Людям пожиже, из которых преимущественно и состоит Макова клиентура, Страж и вовсе представляется чем-то средним между карающим ангелом и страшилищем.
Судя по всему, именно таким начинал казаться им и я, что могло стать помехой в моей охоте на цитирующего Библию убийцу.
Скорее всего, жертвы относились к местному оккультному сообществу, однако многие викканцы неохотно говорят о своей вере или о своих собратьях по учению. Отчасти это связано с глубоко личным характером веры, отчасти с некоторой обособленностью их от общества. Так или иначе, заставить кого-либо из них говорить со мной — дело нелегкое. А если они заподозрят Стражей в причастности к убийствам, от меня и вовсе спрячутся быстрее, чем вы успеете произнести «сожги ведьму».
— Ни у кого нет причин меня бояться, — произнес я. — Официально все эти женщины считаются самоубийцами. Я хочу сказать, если бы инстинкты Мёрфи не подсказали ей, что тут не все ладно, мы бы даже не догадывались о разгуливающем на свободе убийце.
Мак молча потягивал пиво.
— Если, конечно, — добавил я, — нет какого-нибудь другого, неизвестного мне фактора, убеждающего всех остальных в том, что никакие это не самоубийства.
Мак поставил бутылку на стол.
— Все эти убийства связаны, — тихо продолжал я. — Наверняка имеется какая-то связь, только в полицейских протоколах она не отображена. А вот магической братии она известна. Поэтому они все так напуганы.
Мак хмуро смотрел на свою бутылку. Потом перевел взгляд на табличку «НЕЙТРАЛЬНАЯ ТЕРРИТОРИЯ» на стене.
— Я знаю, — тихо сказал я. — Ты не хочешь в это впутываться. Но кто-то или что-то убивает женщин. И оставляет при этом послания мне — лично мне, никому другому. Кто бы это ни был, он будет продолжать это делать, пока я не найду его.
Мак не пошевелился.
Я продолжал давить на него — осторожно, но давить.
— Сюда приходит куча народа. Поесть, выпить. И поговорить. Ты готовишь еду, наливаешь напитки, но ты для них почти невидимка. Я же знаю, Мак, ты слышишь гораздо больше, чем кажется большинству. Думаю, тебе известно что-то такое, что могло бы помочь мне.
Некоторое время он молча смотрел на меня с непроницаемым выражением лица.
— Это не ты? — спросил он наконец.
Я чуть не расхохотался и только тут сообразил, что он совершенно серьезен.
Наверное, у меня ушла целая минута, чтобы переварить это. С тех пор как я открыл свое дело в Чикаго, я потратил уйму времени, пытаясь помочь здешнему сверхъестественному сообществу. Я занимался экзорцизмом, разруливал проблемы с призраками, обучал молодежь и прочих обладающих магическими способностями умению справляться с этим своим потенциалом. И еще кое-что делал — помельче, попроще, необязательно напрямую связанное с магией: советовал, как уладить проблемы с дружественными, но потусторонними существами, которые часто имеют дело с магически одаренными смертными; советовал родителям, что делать с ребенком, ненароком поджигающим силой мысли хвост любимой кошке… в общем, оказывал всякую посильную помощь.
Несмотря на все это, те самые люди, которым я помогал, боялись меня.
Даже Мак.
Пожалуй, я не могу винить их за это. Я и впрямь стал в последнее время не таким доступным, как прежде, — из-за войны, из-за моих новых обязанностей Стража, из-за всех этих хлопот, связанных с моей ученицей. Получалось, что на людях я появлялся только в случаях, когда дело пахло керосином и кто-то умирал. Как-то забываю я иногда, какими жуткими бывают сверхъестественные дела. Сам-то я обладаю кое-какой силой. Я не тешу себя иллюзиями насчет того, что могу справиться с любым врагом, но и беззащитным меня не назовешь. Немного здравого смысла, опыта и способностей достаточно для того, чтобы представлять при необходимости угрозу даже довольно могущест