цифр.
– Какие цифры? – спросил Гривейн.
– Не знаю. Много. Не помню их все. Они у Гарри.
– Лжец, – произнес Гривейн.
Послышался звук еще одного удара, и снова Баттерс вскрикнул.
– Не знаю я! – взмолился Баттерс. – Их было слишком много, а я смотрел на них всего пару секунд…
Послышался еще один удар – на этот раз не шлепок, а глухой, тяжелый звук кулака, врезавшегося в тело.
Я стиснул зубы; бессильный гнев клокотал во мне.
– Я не знаю, не знаю, не знаю… – всхлипывал Баттерс.
– Посмотри на меня, – приказал Гривейн. – Посмотри!
Я зажмурился и отвернулся от окна. Я очень хорошо представлял себе, что там происходит. Баттерс, возможно, стоит на коленях, удерживаемый парой зомби. А Гривейн стоит над ним в своей шинели, удерживая Баттерса пальцами за подбородок, чтобы тот встретился с ним глазами. Гривейн хотел заглянуть ему в голову – грубо, бесцеремонно заглянуть, чтобы узнать правду.
А Баттерсу, в свою очередь, откроется прогнившая, отравленная черной магией душа закоренелого убийцы.
Я услышал пронзительный звук – начавшись негромко, он все нарастал, пока не превратился в полный ужаса и безумия вой. В нем не осталось ничего человеческого. Никаких тормозов. Я бы никогда не приписал его Баттерсу, если бы не знал, что это он. Баттерс орал и продолжал кричать до тех пор, пока крик не сменился захлебывающимся бульканьем и не стих.
– Ну? – спросил другой, незнакомый мне голос. Хриплый, словно говоривший едва ли не с самого рождения хлестал дешевый скотч и курил самые дешевые сигары.
– Он не знает, – негромко ответил Гривейн, не скрывая досады.
– Ты уверен? – спросил второй голос.
Я сделал шаг в сторону и привстал на цыпочки, чтобы выглянуть из окна. Мне удалось разглядеть второго говорившего. Трупные Пятна.
– Да, – кивнул Гривейн. – В нем нет силы. Если бы он знал, он бы ответил.
– Если вы убьете патологоанатома, вам придется убить меня, – окликнул я их. – Учтите, если не считать Собирателя Трупов, информация имеется только у меня. И конечно же, ваша психованная братия с претензией на мировое господство наверняка горит желанием поделиться ею с вами, некрофилы проклятые.
За окном воцарилась тишина.
– Так что валяйте выдергивайте меня отсюда, – продолжал я. – Конечно, когда я наложу на вас смертное проклятие, вам будет намного труднее побить Собирателя Трупов при Темносиянии, но что такое жизнь без препятствий? – Я помолчал и добавил: – Не валяйте дурака, Гривейн. Если вы не договоритесь со мной, вы все равно что горло себе перережете.
– Вы так полагаете? – откликнулся Гривейн. – Может, я просто возьму и уйду.
– Не уйдете, – уверенно произнес я. – Потому что, когда Собиратель Трупов добьется членства в Кантри-клабе на горе Олимп, первое же, что он сделает, это отыщет главного своего соперника – уж не вас ли? – чтобы вырвать ему кишки через нос.
Дверь вдруг согнулась по диагонали, словно была сделана из тонкого картона. Она не выпала из рамы, но я видел мертвые пальцы, просовывающиеся сквозь нее и пытающиеся сорвать ее с петель.
– Гарри, – произнес Томас перехваченным от напряжения голосом.
Он выхватил свою саблю, подошел к двери и принялся рубить появляющиеся в прорехе пальцы. Отрубленные серые пальцы летели на ковер, продолжая извиваться, как разрезанные лопатой червяки.
– Решайте, Гривейн! – крикнул я. – Если это не прекратится, я сделаю все, что в моих силах, чтобы убить вас. Я не могу победить вас – мы оба это понимаем. Но и вам не получить от меня информации против моей воли. Я не нежный цветочек. И я найду способ заставить вас убить меня.
– Вы считаете, я поверю, что вы так просто покончите с собой? – поинтересовался Гривейн.
– Чтобы утащить вас с собой? – отозвался я. – Да с удовольствием. Можете не сомневаться.
– Не слушай его, – прошипел Трупные Пятна. – Убей его. Он знает, что ему конец. Он изворачивается от безнадежности.
Это, черт подери, соответствовало истине, но меньше всего я хотел, чтобы в этом убедился Гривейн. Мимо моей головы пролетел отрубленный палец зомби, другой ударился о мой плащ и упал на пол у моих ног, продолжая дергаться и царапать мой башмак длинным пожелтевшим ногтем. Стук в дверь сделался громче, и каждый удар отдавался противным лязгом о стальную раму.
А потом все вдруг стихло. В квартире воцарилась мертвая тишина.
– Каковы ваши условия? – спросил Гривейн.
– Вы возвращаете мне Баттерса, – ответил я. – Вы даете нам уехать, а мы прихватываем с собой вашего пятнистого жеребца. Стоит нам отъехать отсюда, как я отдаю ему цифры и выпускаю из машины. И взаимное прекращение огня до восхода солнца.
– Эти цифры, – сказал Гривейн. – Что они означают?
– Представления не имею, – признался я. – По крайней мере, пока. И Собиратель Трупов – тоже.
– Тогда какой мне смысл от них? – спросил он.
– Кто-нибудь рано или поздно найдет его. Но если вы не договоритесь со мной сейчас, готов спорить, это будете не вы.
Последовала долгая пауза.
– Поклянитесь мне, – произнес наконец Гривейн, – что вы будете соблюдать эти условия.
– Только в обмен на вашу клятву, – заявил я.
– Вы ее получили, – сказал Гривейн. – Клянусь своей властью.
– Нет, – прошипел Трупные Пятна. – Не делай этого.
Я изогнул бровь и переглянулся с Томасом. Клятвы и обещания в некотором роде обладают собственной силой – это единственная причина, по которой они ценятся в сверхъестественном обществе так высоко. Когда кто-либо нарушает данное им обещание, часть вложенной в него энергии обращается против нарушителя. Для большинства людей это не имеет большого значения. Проявляется это в какой-нибудь мелочи – например, в небольшой неудаче, в простуде или в головной боли.
Но когда своей властью клянется кто-то более могущественный или, допустим, чародей, эффект значительно сильнее. Слишком много нарушенных обещаний и клятв могут вообще лишить чародея магических способностей. Я ни разу не слышал, чтобы чародей нарушил то, в чем поклялся своей властью. В сверхъестественном мире это едва ли не единственное, на что можно положиться.
– А я, в свою очередь, клянусь своей властью, что буду соблюдать условия соглашения, – произнес я.
– Гарри, – прошипел Томас, – какого черта ты делаешь?
– Спасаю наши с тобой задницы, – буркнул я.
– Ты что, серьезно веришь, что он выполнит условия? – прошептал Томас.
– Выполнит, – сказал я убежденно. – Если он хочет выжить, у него нет иного выбора. Гривейн все поставил на то, чтобы обрести власть. Он не станет рисковать ею теперь, нарушая клятву.
– Блажен, кто верует.
– Даже если ему вздумается надуть нас, надо заставлять его говорить. Чем дольше мы протянем, тем больше шансов, что появятся копы. А тогда он уберется – это тоже слишком большой риск для него.
– Но если копы не появятся, а ты дашь ему то, чего он хочет, он же в чудовище превратится, – возразил Томас.
Я покачал головой:
– Может, и это не так уж плохо. Мне его не побить. И Собирателя Трупов тоже. Дать ему больше шансов в игре – и как знать, может, им тогда будет не до меня.
Томас медленно выдохнул:
– Это чертовски рискованно.
– Ах да, рискованно, – хмыкнул я. – Ты же не любишь рисковать, нет?
– Терпеть не могу хитрозадых, Гарри.
– Баттерс рассчитывает на меня, – буркнул я. – В настоящий момент я его последняя надежда. Или у тебя есть предложения получше?
Томас поморщился и мотнул головой.
– Отлично, – окликнул нас из окна Гривейн. – Как мы будем действовать?
– Отзовите своих зомби, – сказал я.
Говоря это, я взял ручку и листок бумаги, достал из кармана сложенный листок и переписал цифры.
– Вы отойдете в сторону вместе с ними. Трупные Пятна с Баттерсом ждут у машины. Мы все садимся в нее и отъезжаем. Как только проеду несколько кварталов, я высаживаю Трупные Пятна с цифрами, целого и невредимого.
– Договорились, – произнес Гривейн.
Мы подождали минуту, потом Томас вдруг насторожился:
– Ты ничего не слышишь?
Я подошел к двери и Прислушался. Кто-то дышал – часто, тяжело. Баттерс. Ничего больше. Я мотнул головой и оглянулся на Томаса.
Он подошел к двери, не выпуская из руки сабли. Потом отворил дверь. Она здорово погнулась, так что ему пришлось тянуть, откинувшись всем телом, чтобы перекошенное полотно выскользнуло из рамы. На лестнице продолжали дергаться останки двух зомби, но больше никого я не увидел. Томас начал осторожно подниматься по лестнице, оглядываясь по сторонам. Мой посох до сих пор лежал на полу у двери. Томас ногой толкнул его мне.
– Вроде бы чисто.
Я схватил со стола обрез и поднял посох, удерживая их одной рукой. Мыш, прихрамывая, пристроился ко мне сбоку. Шерсть у него на загривке стояла дыбом, и из груди его вырывался с интервалом в пару секунд низкий, почти неслышный рык. Мы вышли и стали подниматься по лестнице.
На улице шел дождь, мелкий, но ровный. Вокруг было темно. Очень темно. Сколько хватало взгляда, я не видел ни одного горящего фонаря. Должно быть, с началом атаки Гривейн вырубил своей магией электричество во всем квартале. Сам-то я электричеством не пользуюсь, так что, сидя в подвале, не заметил этого.
Я испытал очень неприятное ощущение тонущего, у которого отняли даже соломину. Если свет не горел, а телефоны не работали, значит, возможно, никакие копы нам на помощь не спешат. Когда мои обереги начали грохотать и вообще нарушать тишину, телефоны уже молчали. А без фонарей более чем вероятно, что никто и не заметил в темноте ничего особенного, да и дождь наверняка приглушил звуки. В подобных условиях люди обыкновенно предпочитают оставаться в уюте своих домов, а если кто и услышал что-нибудь странное, не имея при этом возможности сообщить в полицию, он, скорее всего, остался дома и сделал вид, что происходящее его не касается.
Ошметки зомби усеяли верх лестницы, стоянку и маленький газон перед домом. Некоторые из них казались обгоревшими, некоторые словно оплавились, как воск на летнем солнцепеке. На земле виднелось довольно много жирных черных пятен. Я затруднялся подсчитать, сколько зомби уничтожено, но вряд ли меньше, чем я видел в первые секунды нападения.