Ни криков, ни шума боя сюда не доносилось. Дождь глушил звуки, и в сгустившейся позади темноте я не видел никого и ничего. Единственным различимым звуком оставалось далекое уханье сабвуфера, гнавшего в бой Гривейновых зомби, а еще дальше, тихо, но с каждой секундой все громче и громче, – сирены.
– Все в порядке? – спросил я.
– Выживу, – буркнул Томас.
Он стащил куртку и рубашку и прижал последнюю к окровавленной голове.
– Мыш? – спросил я.
Холодный нос с шумом выдохнул мне прямо в ухо, а горячий язык лизнул щеку.
– Хорошо, – вздохнул я. – Баттерс?
Последовало молчание.
Томас, хмурясь, оглянулся на заднее сиденье.
– Баттерс? – повторил я. – Эй, дружище. Земля вызывает Баттерса.
Тишина.
– Баттерс? – встревожился я.
Последовала долгая пауза. Потом кто-то медленно перевел дух.
– Полька не умирает, – произнес он чуть слышно.
Рот мой против воли скривился в свирепой ухмылке.
– Черта с два умирает! – сказал я.
– Верно, – вздохнул Томас. – Куда мы едем?
– Возвращаться мы не можем, – вслух размышлял я. – И с разрядившимися оберегами в этом нет никакого смысла.
– Тогда куда же?
Я остановился возле знака «Стоп» и порылся в карманах. Одну из двух вещей, которые я искал, я нашел, вторую – нет.
– Гарри? – покосился на меня Томас. – Что случилось?
– Копия цифр, которую я написал для Гривейна, – ответил я. – Она исчезла. Должно быть, Трупные Пятна выдернул ее, пока мы дрались.
– Черт, – буркнул Томас.
Я убрал ключ от дома Мёрфи обратно в карман.
– Ладно. Есть одно место, где мы можем занориться на некоторое время, пока не решим, что делать дальше. Тебя здорово порезали?
– Царапина, – фыркнул Томас. – Выглядит страшнее, чем есть на самом деле.
– Ты ее только продолжай зажимать, – посоветовал я.
– Спасибо, сам знаю, – отозвался Томас, правда без раздражения.
Я тронул «жучок» с места, хмуро глядя в окно.
– Эй, – произнес я. – Ребята, вы ничего не замечаете?
Томас огляделся по сторонам:
– Вроде ничего. Слишком темно.
Баттерс судорожно втянул в себя воздух.
– Правильно, – произнес он продолжавшим еще немного дрожать голосом. – Слишком темно. – Он махнул рукой в сторону окна. – Вон там должен быть горизонт.
Томас выглянул в окно:
– Темно.
– Огни не горят, – негромко сказал я. – Видишь хоть чего-нибудь?
Томас внимательно огляделся по сторонам, затем доложил:
– Похоже, в той стороне пожар. Несколько фар. Полицейская мигалка. А больше… – Он мотнул головой.
– Что случилось? – прошептал Баттерс.
– То, о чем говорила Мэб. Они это сделали, – сказал я. – Наследники Кеммлера.
– Но зачем? – не понял Томас.
– Они думают, что один из них завтра вечером станет богом. Они сеют страх. Хаос. Неуверенность.
– Зачем?
– Мостят дорогу.
Томас ничего не сказал. Остальные тоже промолчали.
Ничего не могу сказать за остальных, но я изрядно струхнул.
Шины «жучка» шуршали по мостовой. Холодная, сырая темень погребальным саваном опустилась на Чикаго.
Глава 24
Дом, в котором жила Мёрфи, достался ей от бабушки – славный домик в районе, построенном еще до того, как в обиход вошли лампочки Эдисона. В то время как некоторые подобные кварталы пришли в упадок, эта улочка производила впечатление исторического заповедника – гладенькие, аккуратно подстриженные газоны, ухоженные деревья, уютно окрашенные домики.
Я повернул «жучок» на подъездную дорожку, поколебался секунду и повел его дальше – по газону – за дом, к маленькой пристройке, которая напоминала сарайчик для инструментов, спроектированный Пряничным Человечком. Я заглушил мотор и с минуту сидел, слушая, как тихонько шипит и пощелкивает остывающий агрегат. Стоило мне выключить фары, как вокруг сделалось очень темно. Нога чертовски болела. Я испытывал огромный соблазн закрыть глаза и отдохнуть немного, не сходя с места.
Вместо этого я полез в картонный ящик, который вожу с собой в машине рядом с ручником. Порывшись, я нашел рядом с двумя наполненными святой водой воздушными шарами, парой старых носков и тяжелой проросшей картофелиной похрустывающую пластиковую упаковку. Разорвав ее, я достал пластмассовую трубку. Резко согнул ее и встряхнул. Две жидкости внутри смешались, и трубка засветилась золотисто-зеленым сиянием.
Я выбрался из машины и потащил свою усталую задницу к задней двери. Томас, Мыш и Баттерс шли за мной. Я отпер дверь ключом Мёрфи и запустил всех внутрь.
Внутри ее дома царил… скажем так, очень славный уют. Старая викторианская мебель выглядела поношенной, но при этом ухоженной. Интерьер в изобилии украшали кружевные салфетки, и вообще это место производило впечатление этакого… девчачьего, что ли. Когда бабушка Мёрфи отправилась в мир иной, а в дом въехала Мёрфи, она почти ничего не стала менять. Единственным свидетельством того, что здесь проживает самый крутой детектив Чикаго, стала деревянная подставка на каминной полке, на которой красовались друг под другом два японских меча-катаны.
Из гостиной я прошел на кухню и полез в тумбочку, где Мёрфи держала спички. Я зажег пару свечей, потом с их помощью нашел несколько старых керосиновых ламп и раскочегарил и их.
Пока я этим занимался, вошел Томас, взял светящуюся трубку и, держа ее в левой руке, полез в холодильник.
– Эй, – окликнул я его. – Это не твой холодильник.
– Мёрфи ведь не стала бы жадничать? – бросил Томас, не оборачиваясь.
– Дело не в этом, – возразил я. – Он все равно не твой.
– Электричества нету, – отозвался Томас, скрывшись в холодильнике по самые плечи. – Не пропадать же добру. Ага, вот пицца… И пиво.
Секунду-другую я молча смотрел на него.
– Проверь и морозильник тоже, – буркнул я наконец. – Мёрфи любит мороженое.
– Тоже верно, – согласился он, вылез и оглянулся на меня. – Гарри, иди сядь. Я тебе чего-нибудь принесу.
– Я в порядке, – сказал я.
– Нет, не в порядке. У тебя снова вся нога в крови.
Я удивленно опустил взгляд. Бинты и правда насквозь пропитались свежей, темной кровью.
– Черт. Как некстати.
В дверях кухни бледным привидением возник Баттерс. Волосы его растрепались больше обычного, что немудрено, если вспомнить, по какой грязи его сегодня валяли. Очки его пропали, и он подслеповато щурился, глядя на нас. Ссадина на нижней губе распухла и потемнела, и на левой скуле тоже темнел впечатляющих размеров синяк – предположительно след Гривейнова допроса.
– Дайте мне умыться, – сказал Баттерс. – Потом посмотрю, что у вас с ногой. Ее надо держать в чистоте, Гарри.
– Да вы присядьте, – предложил Томас. – Баттерс, вы проголодались?
– Да, – кивнул Баттерс. – Здесь есть ванная?
– Из коридора первая дверь слева, – отозвался я. – И кажется, Мёрфи держит аптечку первой помощи под раковиной.
Баттерс молча шагнул к столу, взял одну свечу и так же молча вышел.
– Что ж, – сказал я, – по крайней мере сейчас он в относительной безопасности.
– Возможно, – кивнул Томас, не переставая выгружать еду из холодильника на стол. – Им известно, что он ничего не знает. Но ты рискнул своей жизнью ради его спасения. Это может навести их на мысли.
– Что ты имеешь в виду? – не понял я.
– Ты был готов погибнуть ради его спасения. Думаешь, Гривейн настолько знаком с понятием дружбы, чтобы дать этому правильную оценку?
Я поморщился:
– Возможно, нет.
– Вот я и говорю: они могут задуматься, чем же он для тебя так ценен. И что ты такого знаешь, неизвестного им. – Он порылся в шкафу и нашел там немного хлеба и крекеров. – Может, это не приведет их ни к каким выводам. А может, и приведет. Ему стоит держаться осторожнее.
Я согласно кивнул.
– Вот ты за ним и присмотришь.
Томас подозрительно покосился на меня:
– Думаешь поехать дальше?
– Перекушу и поеду, – кивнул я.
– Не валяй дурака, – сказал Томас. – У тебя нога ранена. Ты и ходишь-то с трудом. Поешь. Поспи немного.
– Некогда, – вздохнул я.
Секунду он смотрел на меня, сжав рот в упрямую линию, потом кивнул:
– Поговорим об этом, когда поедим. Голод располагает к злости. Легко принять неверное решение.
– Не лишено логики, – согласился я.
– Сними плащ. Сядь. Пусть Баттерс осмотрит твою ногу.
– Ее всего-то заново перевязать надо, – возразил я. – Это я и сам могу.
– Ты меня не понял, балда, – хмыкнул Томас. – Настоящий друг дал бы Баттерсу повозиться с проблемой, с которой тот точно справится. Остальных с него на сегодня хватит.
Я испепелил Томаса взглядом, стащил с себя плащ и прохромал в гостиную.
– С тобой проще иметь дело, когда ты примитивный самовлюбленный говнюк.
– Ах да, я и забыл, насколько ты ограничен, умник, – заметил Томас. – Буду осмотрительнее.
Я осторожно присел на старый диван Мёрфи. Он скрипнул под моим весом. Мёрфи невелика ростом, – думаю, и ее бабушка тоже была такой. Меня не назвать особенно мускулистым, но с моим ростом никто не отнесет меня к легковесам. Я скинул с кофейного столика несколько кружевных салфеток, чтобы не испачкать их кровью, и взгромоздил на него свою истерзанную ногу. Это сняло с раны часть давления, правда из этого не следовало, что она перестала болеть. Просто теперь боль ощущалась чуть менее остро. Что ж, все-таки лучше, чем ничего.
Я сидел так, пока из коридора не вышел Баттерс с аптечкой Мёрфи в руках. Я хорошо знаю обычные компактные наборы для оказания первой помощи, которые легко помещаются в автомобильном бардачке. Мёрфи, как человек предусмотрительный, заменила эту крошечную барсетку на ящик размером с плотницкий.
– Не думаю, чтобы рана была слишком серьезной, – сказал я Баттерсу.
– Лучше посмотреть и выяснить, что ничего не нужно, – негромко, но решительно возразил он.
Он поставил на столик ящик с медикаментами, керосиновую лампу и ловкими, уверенными движениями принялся разбинтовывать ногу. Сняв последний, насквозь пропитанный кровью слой, он всмотрелся в рану, придвинул лампу ближе и поморщился: