оторое ты творишь.
– Власть у меня будет слишком большая и ужасная. А благодаря мне Кольцо обретет еще большее могущество и станет еще опаснее, – хмыкнул я.
– Так Гэндальф говорил Фродо, – с улыбкой кивнула Ласкиэль. – Но я не уверена, что это сравнение применимо в данном случае. Тебе не обязательно брать монету, если что-то в ней тебя смущает. Помощь, которую я могу предложить тебе в моей нынешней форме, так сказать, теневой, имеет немалые ограничения по сравнению с той, что была бы, если бы ты принял монету, но и она весьма и весьма существенна.
– Кольцо, монета – какая разница? Так или иначе, физический объект – всего лишь символ. Символ власти.
– Я просто предлагаю тебе преимущества моего знания и опыта, – возразила она.
– Ну да, – кивнул я. – Силу. Силы у меня и так больше чем стоило бы.
– Именно поэтому из всех смертных ты обращаешься с ней наиболее ответственно.
– Возможно, да, – сказал я. – Возможно, нет. Я знаю, как это делается, Ласкиэль. Первая доза бесплатна. Цена повышается потом. С каждой новой дозой.
Она смотрела на меня своими небесно-голубыми глазами.
– Видишь ли, если я положусь на твою помощь сейчас, – продолжал я, – много ли времени пройдет, прежде чем я решу, что мне нужно еще немного? И как скоро я начну долбить пол у меня в лаборатории, решив, что для выживания мне просто необходима твоя монета?
– И что? – негромко спросила она. – Если тебе действительно нужно будет выжить?
Я выпрямил спину в бурлящей воде и вздохнул. Потом закрыл глаза и усилием воли немного поменял сон, в котором мы находились, таким образом, чтобы горячая ванна исчезла, а я стоял одетый лицом к ней на каменном полу пещеры.
– Если дело дойдет до такого, надеюсь, я умру не без стиля. Потому что я не собираюсь заключать контракта с Преисподней. Даже вербоваться в адский Иностранный легион.
– Очаровательно, – сказала Ласкиэль и улыбнулась мне.
Видит бог, она была прекрасна. И не только физической красотой или чувственностью. Она буквально светилась пульсирующей, горячей жизнью, энергией, которой хватило бы, чтобы зажечь звезду. Улыбка ее вызывала те же эмоции, что и восход солнца или касание первого весеннего ветерка. От нее хотелось засмеяться, бегать и прыгать вокруг нее, как в солнечные дни детства, которого я почти не помню.
Но я не тронулся с места. Красота может быть и опасна. Огонь тоже прекрасен, но он, если обращаться с ним неосторожно, может обжечь, а может и убить. Я помнил об этом, стоя напротив Падшего ангела; моя поза не выражала ни угрозы, ни покорности. Я смотрел на ее красоту, ощущая исходящее от нее тепло, и сдерживался, чтобы не потянуться к ней.
– Я не очарователен, – сказал я. – Я такой, какой есть. Знаю, что далек от идеала, но это я. Я не заключаю с тобой никаких сделок.
Ласкиэль с задумчивым выражением кивнула:
– Ты часто погорал, заключая сделки в прошлом, поэтому не желаешь повторить этого еще раз. Ты боишься договариваться со мной или подобными мне – и у тебя есть на то основания. Сомневаюсь, что питала бы и дальше уважение к тебе, прими ты мое предложение ценой потери лица – притом, что я делаю его искренне.
– Ха. Меня бы сокрушило под весом твоего неуважения.
Она от души рассмеялась:
– Я восхищена твоей волей. Твоим упорством. Я и сама упрямое создание, и мне кажется, наш союз мог бы выйти крепким, если со временем до этого все-таки дойдет.
– Этого не случится, – отрезал я. – Я хочу, чтобы ты ушла.
– Устал от моего общества?
– Вроде того.
Она склонила голову:
– Как тебе угодно, мой хозяин. Но я прошу, чтобы ты хотя бы обдумал мое предложение. Если захочешь побеседовать со мной еще раз, тебе достаточно просто позвать меня по имени.
– Не позову, – заверил я ее.
– Как пожелаешь, – сказала она.
А потом она ушла, и в пещере сразу стало темно и одиноко. Я перевел дух и вернулся к своим обычным, одиноким снам.
Я слишком устал, чтобы помнить, была ли хоть в одном из них горячая ванна.
Глава 26
Я спал крепко и проснулся, когда солнце давно уже встало. Я услышал незнакомые голоса и, прислушавшись, понял по интонациям и звучанию, что это говорит радио. Встав, я обтерся мокрым полотенцем в ванной. Конечно, это было не так приятно, как гидромассажная ванна, и даже не так, как душ, но мне совершенно не хотелось совать свою больную ногу в пластиковый мешок для мусора и туго перетягивать его веревкой или пластырем, чтобы не намочить бинты.
Одежды своей я не нашел, поэтому вывалился из спальни босиком и в мятых штанах. Большую часть штанины у меня срезали накануне в больнице, а остаток растрепался рваной бахромой. У зеркала в коридоре я задержался и полюбовался на свое отражение.
Я выглядел посмешищем. Неудачной шуткой.
– «…Загадочное отключение электроэнергии продолжается, – говорил диктор. – Собственно, трудно предсказать, как долго еще мы сможем продолжать передачу, и невозможно определить, сколько людей сейчас ее слышат. Бензиновые аккумуляторы работают ненадежно, аварийные дизель-генераторы в городе по непонятной причине выходят из строя, да и остальные двигатели внутреннего сгорания, включая автомобильные, ведут себя непредсказуемо. Телефонная сеть работает с перебоями, а сотовые телефоны фактически бесполезны. Аэропорт О’Хара, как вы, наверное, и сами догадались, полностью закрыт, и это вносит сумятицу в расписание рейсов по всей стране».
Томас стоял на кухне у газовой плиты. Он жарил оладьи и слушал старенький транзисторный приемник Мёрфи, стоявший рядом на тумбочке. Он кивнул мне, приложил палец к губам и выразительно покосился на радио. Я кивнул, скрестил руки на груди и, прислонившись к дверному косяку, принялся слушать продолжение выпуска новостей.
– «Официальные власти воздерживаются от комментариев по поводу происходящего, хотя администрация мэра опубликовала заявление, в котором в качестве причины аномальных событий называется повышенная солнечная активность».
Томас фыркнул.
Диктор продолжал болтать:
– «Это объяснение не вызывает особого доверия, поскольку в пригородах южнее Джолиета все городские сети функционируют нормально. Остальные источники выдвигают самые различные предположения – от масштабного розыгрыша на Хеллоуин до взрыва какого-то электромагнитного устройства, импульс которого нарушил работу городских энергосистем. По последним сообщениям, пресс-конференция по этому вопросу назначена на вторую половину дня. Мы будем оставаться в эфире до окончания нынешнего кризиса, чтобы держать вас в курсе собы…»
Голос диктора прервался треском атмосферных разрядов. Томас протянул руку и выключил радио.
– Двадцать минут уже слушаю, – сообщил он. – Чистый сигнал шел максимум пять минут из них.
Я хмыкнул.
– Ты понимаешь, что происходит? – спросил он.
– Возможно, – кивнул я. – Где Баттерс?
Томас кивнул в сторону задней двери:
– Пошел прогулять Мыша.
Я сел на табуретку у маленького кухонного стола, чтобы снять вес с больной ноги.
– Сегодня будет довольно напряженный день, – сказал я.
Томас перевернул оладью на сковородке.
– Из-за наследников Кеммлера?
– Угу, – подтвердил я. – Если Мэб права насчет того, что они собираются сделать, кому-то необходимо остановить их до полуночи.
– Почему?
– Потому что после этого я вообще не уверен, что их возможно будет остановить.
Брат кивнул:
– Думаешь, сможешь одолеть их?
– Они бьются друг с другом, – сказал я. – Они больше боятся своего же брата-некроманта, чем меня.
– Гм, – хмыкнул Томас. – Но ты думаешь, что справишься с ними?
– Нет.
– Тогда то, о чем ты говоришь, чувак, не героизм даже. Это просто самоубийство.
Я покачал головой:
– Мне не обязательно убивать их. Мне нужно только остановить их. Если я сделаю все правильно, мне вообще не придется ни с кем драться.
Томас перевернул другую оладью. Поджаренная сторона вышла идеального светло-коричневого цвета.
– Как ты собираешься это провернуть?
– Для того чтобы у них выгорели все их игры в бога, им необходимы две вещи, – сказал я. – Эрлкинг и знания «Слова Кеммлера». Если я лишу их и того и другого, весь бум-тарарам отменяется.
– Ты разгадал эти цифры?
– Нет.
– Тогда… что? Ты собираешься напасть на Эрлкинга, чтобы не дать ему показаться?
Я мотнул головой:
– Из того, что рассказала Мэб, у меня сложилось впечатление, что Эрлкинг выступает в той же весовой категории, что и она.
– А она крутая? – спросил Томас.
– Круче некуда.
– Значит, убить Эрлкинга ты не можешь. Тогда что?
– Я сам призову его.
Он удивленно выгнул бровь.
– Послушай, каким бы он могущественным ни был, он не может находиться в двух местах одновременно. Если я призову его и займу чем-нибудь, наследники не смогут призвать его на свою церемонию.
Он кивнул:
– И как ты собираешься призывать его?
– Книга, – ответил я. – Наверняка это одна из песен или стихов. Где-то среди них прячется заклинание, способное привлечь внимание Эрлкинга.
– Но книги у тебя больше нет, – заметил Томас.
– Угу, – кивнул я. – Над этой загогулиной я еще не поработал.
Томас кивнул, выскреб со дна миски остаток теста и плюхнул его на сковородку.
– Даже если тебе удастся придумать, как призывать Эрлкинга, тебе не кажется, что он может быть опасен?
– Возможно. Но ко мне он безразличен. А значит, не так опасен, как любой из наследников: тот, заделавшись богом, наверняка решит расквитаться со мной за некоторые доставленные неприятности. – Я пожал плечами. – И потом, в этом случае единственный, кому будет грозить опасность, – это я.
– А вот и нет, – возразил Томас. – Я буду с тобой.
Почему-то я не сомневался в том, что он скажет что-нибудь в этом роде. И все равно мне было приятно слышать это. Конечно, Томас – штучка с ручкой, и он далеко не всегда самый приятный человек в мире – и все же он мой брат. Он меня не бросит.