– Возможно, он достаточно силен для этого, – сказал я. – Но он не сможет этого сделать. Дом защищен порогом.
Баттерс непонимающе уставился на меня.
Я облокотился на тумбочку и попробовал объяснить:
– Порог – это не «порог» в буквальном смысле слова, а некоторый энергетический барьер, окружающий дом. Это… – Я нахмурился, подбирая сравнение поудачнее. – Это как если бы дом обладал положительным зарядом. Если внешняя магия хочет войти, ей необходимо сначала нейтрализовать этот заряд. Большим, сильным созданиям из Небывальщины требуется уйма энергии только для того, чтобы оставаться в нашем мире. Как правило, ее не хватает на то, чтобы прорваться через порог и после этого оставаться опасными.
– Как те вампиры? – спросил он. – Которые не могут войти, если вы их не пригласили?
– Примерно так, ага. Если вы пригласили кого-либо, порог его не тронет. Но у остальных магических существ и энергий возникнут с ним проблемы. Это серьезная защита.
– Вашему дому она не очень-то помогла, – заметил Баттерс.
– Я арендую свою квартиру, – объяснил я. – Она мне не принадлежит. Поэтому и энергетика у нее слабее, чем у настоящего, собственного дома.
– А-а-а… Вот, значит, почему говорят: «Мой дом – моя крепость»?
Я чуть улыбнулся:
– «Дом» – понятие растяжимое. Когда история, семья, эмоции, тревоги, радости впитаны в его дерево, вот тогда порог выходит крепкий, надежный. Этот дом принадлежал клану Мёрфи больше сотни лет. Он надежен. Вам здесь ничего не угрожает.
– Но этот тип ведь не вырвется, когда вы вызовете его, – спросил Баттерс. – Правда?
– По моим расчетам, нет. Но если и вырвется, вы-то его ничем не задели. У него не будет повода охотиться на вас.
– О, хорошо, – с облегчением произнес он. Потом поморгал, и в его голосе послышались извиняющиеся нотки. – Мне, конечно, не хотелось бы, чтобы он охотился и на вас, Гарри.
– Ничего, все нормально, – сказал я.
Баттерс кивнул.
– Почему зомби? – спросил он.
– Э?..
– Прошу прощения. Это я тему меняю. Новый вопрос. Почему все эти некроманты используют зомби?
– Не все, – возразил я. – Собиратель Трупов вызывал целую тучу полуматериальных призраков. Привидений.
– Но все-таки человеческих привидений, – настаивал Баттерс. – Зомби тоже выглядят людьми. Почему бы им не высвистеть стаю дохлых крыс? Или, может, полуматериальных комаров? Зачем им люди?
– Эм, – сказал я, – это связано с тем метафизическим следом, который любое живое существо оставляет после смерти. Что-то вроде отпечатка ноги. Человеческие следы больше, чем у большинства животных, а это означает, что, оживляя людей, можно накачать в них больше энергии.
– Значит, громилы из них лучше получаются, – уточнил Баттерс.
– Именно.
– Как получилось, что за мной Гривейн приходил со свеженькими зомби, а на ваш дом нападал со старыми? Я ведь видел этих тварей совсем рядом. – Он поежился. – Судя по одежде, некоторые умерли еще в начале двадцатого века.
– По той же причине, по которой они оживляют людей, а не животных, – объяснил я. – У древних мертвецов метафизический след глубже. Их труднее призвать, но, если вам это удалось, ими легче управлять, они сильнее, и повредить их сложнее.
– Из старых мертвецов получаются более крепкие слуги-нежити, – понял он.
– Верно, – кивнул я.
Я буквально видел, как крутятся у него в голове колесики, перерабатывая информацию. Похоже, ответы, которые он получил на свои первые вопросы, влекли за собой дюжины новых вопросов, и у меня сложилось впечатление, что он начнет задавать их все с неумолимой последовательностью.
– Ладно. Но что, если…
– Баттерс, – произнес я так мягко, как только мог, – не сейчас. Все, что мне нужно, – это спокойно выпить чашку чая. – Тут меня осенило. – А вы спросите у Боба, – посоветовал я. – Боб знает намного больше, чем я.
– О! – пробормотал он, переводя взгляд с меня на череп. – Гм. Да, Томас ведь разговаривал с ним.
– «С ним»! – возмутился Боб. – Я не просто какой-то там «он»! Я вам не какой-нибудь долбаный игрушечный череп-автомат!
– Точно, – согласился Баттерс. – Гм. Извините, Боб. Вы не будете против, если я задам вам несколько вопросов?
– Это пустая трата моего таланта и интеллекта, – фыркнул Боб.
– Помоги ему, Боб, – сказал я.
– О да, приятель. – Оранжевые огни в глазницах черепа закатились к потолку. – Прекрасно. Делать мне больше нечего, кроме как наставлять детсадовцев.
– Отлично! – задохнулся Баттерс и плюхнулся на стул. Он схватил несколько листов бумаги и карандаш. – Что ж, давайте начнем с…
Я налил по чашке чая себе и Баттерсу. Его чашку я поставил перед ним, но он, похоже, этого почти не заметил. Он по уши ушел в беседу с Бобом.
Я выскользнул в гостиную, плюхнулся на диван и положил мою бедную больную ногу на журнальный столик. Так я сидел, потягивая пахнущий мятой и черт знает чем еще сладкий чай и пытаясь привести свои мысли в какое-то подобие порядка. Я так устал, что на это не потребовалось много времени.
Я собирался призвать пэра Королевы Мэб и удерживать его в течение ночи. Шансы примерно такие, как у жука-плавунца поймать и удерживать бенгальского тигра. С той только разницей, что бенгальский тигр, возможно, погнушается раздавить жука-плавунца за такую попытку. Эрлкинг не погнушается, это точно.
Это делало данную затею самой опасной из большинства моих планов… впрочем, особого выбора у меня тоже не имелось. Присутствие Эрлкинга в наших краях опасно увеличило бы число и силу нежити, которую кеммлериты намеревались призвать этой ночью. Если бы мне удалось нейтрализовать Эрлкинга, это на порядок убавило бы сил, которых собирались призвать некроманты. Гривейн со товарищи достаточно сильны и без армии суперзомби и мегапризраков. Если я оставил бы их без этой армии, это дало бы Стражам хороший шанс справиться с ними.
Если я не успею призвать Эрлкинга прежде, чем это сделает кто-то из кеммлеритов, или если он вырвется из моего заключения, погибнут люди. Эрлкинг вылетит на просторы лишенной огней чикагской ночи во время Хеллоуина со своей Дикой Охотой, и все, кого они застанут вне домов, окажутся разорванными в клочья.
На улице блеснула молния – какая-то слишком темная, тусклая, чтобы сойти за естественную. Мгновением спустя вечерний воздух разорвал удар грома, от которого маленький домик содрогнулся. Ветер начал усиливаться, а дождь захлестал по окнам с удвоенной силой.
Я не ощущал себя чародеем. Не ощущал себя могучим, воинственным Стражем. Не ощущал себя сверхъестественным чемпионом Чикаго, или бесстрашным победителем зла, или дерзким заклинателем, способным усмехнуться прямо в лицо потустороннему титану, или просвещенным адептом мистических искусств. Я ощущал себя избитым, израненным одноруким человеком с очень малоприятными перспективами на будущее и дурацкими штанами без одной штанины.
В темноте ко мне подошел, прихрамывая, Мыш. Он ткнулся в меня холодным носом и положил голову мне на ногу. Я сидел с закрытыми глазами, но слышал постукивание его хвоста по боковине дивана. Я положил больную руку на голову Мыша и неловко погладил его. Пес не возражал. Он просто прижался ко мне, согревая своим мехом и своей безмолвной верой в меня.
От этого я почувствовал себя лучше. Возможно, Мыш и не самое умное создание на земле, но он смел, добр и предан, к тому же обладает звериной мудростью, которая помогает ему знать, кому доверять. Может, я и не сверхгерой, но Мыш считает меня чертовски крутым, а это кое-что значит. Мне довольно и этого.
Я отставил свою чашку, убрал ногу с журнального столика Мёрфи и встал. Потом, не глядя, взял свой посох, сделал глубокий вдох и стиснул зубы.
Затем, хромая, вернулся на кухню.
– Баттерс, – сказал я, – оставайтесь здесь с Бобом и Мышом. Прикрывайте меня с тыла. Если увидите что-нибудь угрожающее, орите во все горло.
– Хорошо, – кивнул он. – Будет сделано.
Я кивнул ему и вышел под дождь помериться силами с легендарным повелителем Дикой Охоты.
Глава 33
Волосы мои промокли и успели прилипнуть к голове, когда я достал из багажника «жучка» все необходимое для ритуала. Я напихал все это в спортивную сумку и вышел на середину двора. Стемнело еще не настолько, чтобы я ничего не видел, – пока. Но я не мог позволить себе ошибок, поэтому достал из сумки последнюю светящуюся трубку из тех, которыми снабдил меня Кинкейд перед прошлогодним нападением на Маврино логово. Я согнул ее, встряхнул, и она осветила маленький клочок земли вокруг меня зеленовато-желтым светом. Ливень уменьшил освещенное поле, усилив ощущение, будто весь мир ограничен стеной дождя и маленьким кружком травы.
Я начал с круга, в который собирался заключить Эрлкинга. Моток колючей проволоки до сих пор поблескивал заводской смазкой. Я отмотал ее достаточно, чтобы несколько раз больно, до крови, уколоть пальцы и устроить круг диаметром футов семь. В техническом смысле слова это не была холодная сталь, но в том смысле, который вкладывали в это понятие фэйри, проволока могла и сойти за нее, – по крайней мере, железа в этом мотке хватало в изобилии, а в мире фэйри железо страшнее яда.
Я разложил проволоку, обошел круг, по дороге подправляя его и пришпиливая к земле маленькими подковообразными металлическими скобками размером с мой мизинец. Проверив и перепроверив каждую скобку, я отрезал прикрепленную к земле проволоку от мотка и с помощью плоскогубцев скрутил свободные ее концы вместе. Потом начертил внутри круга пятиконечную звезду и разместил в ее вершинах несколько предметов, имеющих отношение к личности Эрлкинга: тяжелый ошейник размером на крупную гончую, точильный брусок, маленький охотничий нож, кремень с кресалом и несколько стальных наконечников стрел.
Потом я выложил рядом с атрибутами Эрлкинга, но вне круга свои собственные атрибуты: потрепанный экземпляр «Хоббита», расщепленный обломок моего последнего жезла, мой револьвер сорок четвертого калибра, парковочную квитанцию, которую я еще не оплатил, и, наконец, серебряный амулет-пентаграмму моей матери. Покончив с этим, я отступил на шаг и еще раз обошел все кругом, проверяя, все ли лежит как надо, надежно ли прикреплен проволочный круг к земле и не попало ли внутрь ничего лишнего.