– Шила, – тихо произнес я. – Звезды и камни, это ведь что угодно, только не ваше настоящее имя. Так ведь, Ласкиэль?
– Точное попадание, – так же тихо согласилась Шила.
– Гарри? – прошептал Баттерс, широко раскрыв глаза. – С кем вы разговариваете?
– Заткнитесь на минуту, Баттерс, – предложил я, не сводя с нее взгляда.
Она отвечала мне спокойным, невозмутимым взглядом в упор.
– Вот, значит, о чем говорил Билли. И у Бока вид сделался очень странный, когда я говорил с вами у него в лавке. Ни с кем из других вы ведь не разговаривали. Не открыли сами ни одной двери. Да и книгу, которую я искал, с полки сняли не вы.
Я покосился на ладонь – от номера, написанного несмываемым маркером, не осталось и следа.
– Иллюзии, – произнес я.
– Да, – невозмутимо подтвердила она. – Некоторые касались только внешности, другие – самого присутствия.
– Зачем?
– Чтобы помочь тебе, – ответила она. – Я же говорила, что не могу устанавливать прямого контакта с твоим бодрствующим сознанием. Для этого я и создала Шилу. – Она ткнула себя пальцем в грудь. – Хотела помочь тебе, но не могла сделать этого прямо. Поэтому я попыталась сделать это таким образом.
– Значит, ты лгала мне, – сказал я.
Она выгнула бровь:
– У меня практически не было выбора.
– Однако зачем тогда тот, другой контакт со мной? – с горечью произнес я. – Я использовал Адский Огонь, а ты явилась мне во сне?
– Если ты забыл, это случилось уже после твоего знакомства с Шилой, – возразила она.
– Но ведь Шила тебе больше не нужна.
– Нет, – согласилась она. – Не нужна. Но я вдруг обнаружила, что… – Она пожала плечами. – Что мне нравится быть Шилой. Нравится общаться с тобой как человек с человеком. Без взаимных подозрений, без страха. Я знаю, ты понимаешь, на что это похоже. С тобой такое достаточно часто случалось.
– Но, как ни странно, – заметил я, – я ведь никогда не прикидывался кем-то другим, чтобы заслужить чье-либо доверие.
– Ты ощущал свою чужеродность меньше двух десятков лет, хозяин мой. Я жила с ней тысячелетие.
– Правда? И давно ли ты задумала водить меня за нос?
Ее мягкие губы сжались в жесткую линию.
– Я собиралась рассказать это тебе, когда ты покончишь с ночными делами. Если, конечно, ты останешься жив.
– Еще бы не собиралась, – буркнул я.
– Я же говорила: я не хотела, чтобы это мешало тебе сосредоточиться.
Я горько усмехнулся:
– С чего бы мне в это верить?
– Потому что твоя смерть означала бы и смерть этой части меня. – Она снова ткнула себя пальцем в грудь. – Мысленная тень Ласкиэля не пережила бы твоей смерти, а истинная Ласкиэль, мое истинное «я», осталась бы замурованной неизвестно как долго. Ты ведь не представляешь себе, каково это – оказаться замурованной, лишенной звуков, зрения и других чувств, в ожидании кого-то, кто вытащит тебя из небытия.
Я посмотрел на нее в упор:
– Я тебе не верю.
– Тебе и не надо, хозяин мой. – Она чуть поклонилась мне. – Но это не делает мои слова менее правдивыми.
– Ты меня целовала, – буркнул я.
Шила – Ласкиэль закатила глаза и одарила меня почти игривой улыбкой:
– Я ведь не лгала, когда говорила, что очень давно не была близка с кем-либо. Мне это просто нравилось, хозяин мой. И подозреваю, тебе тоже.
– О, дай угадаю, – остановил я ее. – Это ты тоже делала ради моего блага. Потому что хотела помочь.
– Я целовала тебя потому, что мне этого хотелось, и потому, что это приятно. И если ты еще не забыл, хозяин мой, я ведь помогла тебе. Разве не я дала тебе заклинание, призывающее Эрлкинга?
Я открыл рот и снова закрыл его, пытаясь подобрать слова.
– Я никогда не желала тебе зла, хозяин мой, – продолжала она. – Напротив, я делала все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.
Я вдруг почувствовал себя ужасно усталым и провел рукой по лбу. Я напомнил себе, что Ласкиэль – Падший ангел. Что она – один из тридцати демонов Ордена Темного Динария. Что она известна еще как Искусительница и Паучиха, что она очень сильна и смертельно опасна, преуспев за тысячу лет в искусстве манипулировать людьми. Что нельзя доверять ни ей самой, ни ее маленькой копии под копирку, поселившейся в моей голове.
Но она помогла мне. И она целовала меня. Конечно, поцелуй – это всего лишь поцелуй, но я верил ей в том, что она действительно этого хотела и на самом деле истосковалась по этому. Что ей это нравилось. Черт, а ведь целоваться она умела.
«Черт», напомнил я себе, это очень точное определение.
– Я все еще могу помочь тебе, хозяин мой, – напомнила она. – Для смертного ты обладаешь большой силой, но враги твои еще сильнее. Они тебя убьют. – На ее лице обозначилась нескрываемая досада. – Позволь мне помочь тебе выжить. Дай мне шанс сохранить себя. Прошу тебя.
Мгновение я смотрел на нее. Она казалась хорошенькой, искренней, напуганной.
Абсолютно как те попавшие в беду женщины, которым я не мог отказать в помощи.
– У меня нет намерения умирать, – негромко сказал я. – Но ты членом уравнения не станешь.
– Если ты не…
– Хватит об этом, – все так же тихо продолжал я. – Я знаю, как это работает. Сначала я позволю тебе помочь с решением этой проблемы. Потом с решением следующей. Потом со следующей. Затем на каком-то очередном этапе мне потребуется больше силы – с самыми благими целями, разумеется, – и я выкопаю монету. И тогда ты будешь вольна делать со мной все, что заблагорассудится. – Я покачал головой. – Это один длинный, скользкий склон. Нет.
Она в досаде стиснула зубы:
– Но я не желаю тебе никакого вреда.
– Вполне вероятно, – кивнул я. – Но у меня нет возможности проверить это.
Она изогнула темную бровь.
А потом, не успел я моргнуть, дом оказался охвачен огнем. Словно взорвавшись, языки огня поглотили голые стены и расползлись по полу. Свирепый жар набросился на меня со спины, причинив жгучую боль и не оставив иного выбора, кроме как податься вперед. Огонь за спиной разгорался все жарче, и я в панике огляделся по сторонам. Единственная часть комнаты, пока не поглощенная пламенем, вела к разбитому окну. Я бросился к нему, увидел за ним стальные стержни пожарной лестницы и пригнулся, чтобы выбраться на нее прежде, чем меня изжарят до состояния золы.
Внезапно пламя исчезло. Воздух снова сделался свежим и прохладным, а вместо рева пламени в уши ударил шум дождя. Я стоял у окна, задрав одну ногу на подоконник, а дождь заливал меня через разбитое стекло.
И никакой пожарной лестницы за окном не было в помине.
Ничего – только девять этажей пустоты и мокрый тротуар внизу.
Я поперхнулся и, дрожа, отпрянул от окна. Все произошло чертовски быстро. Моей реакцией на огонь стал примитивный, безраздельный ужас, и даже теперь мою руку продолжало сводить болью от воображаемых ожогов. Со времен того пожара меня терзали кошмары – видения новых. Иллюзия пожара пробилась напрямую к рецепторам боли и страха, начисто минуя мозг.
Именно так, как рассчитывала Ласкиэль.
– Гарри? – напряженным голосом окликнул меня Баттерс.
Я его не видел. Он стоял во мраке заброшенного здания, а я в мгновения бездумной паники позволил свету материнской пентаграммы погаснуть.
– Я в порядке, – заверил я его. – Стойте на месте. Я иду.
Я снова засветил пентаграмму и увидел, что Ласкиэль стоит рядом со мной, все так же приподняв бровь.
– Ты не знал, как проверить? – сказала она. – Вот так. Если бы я желала убить тебя, твоя кровь уже сочилась бы из твоего изуродованного трупа и смешивалась бы с дождевой водой на тротуаре.
Я не нашелся как ответить.
– Позволь мне помочь тебе, – настаивала она. – Я могу помочь тебе защититься от учеников Кеммлера. Я могу научить тебя такой магии, какая тебе и не снилась. Могу показать тебе, как стать сильнее, быстрее. Могу показать тебе, как исцелить твою искалеченную руку, если у тебя хватит выдержки. Даже шрама не останется.
Я повернулся к ней спиной. Сердце отчаянно колотилось у меня в груди, когда я возвращался к двери, к Баттерсу.
Она лгала мне. Собственно, ей и положено было лгать. Динарианцы только так действовать и могут. Они лгут и обманом закрадываются в доверие к смертным, постепенно давая им все больше силы, а на деле все больше подчиняя их своему демоническому влиянию.
Но одно она говорила верно: она могла сделать меня сильнее. Даже самый слабый динарианец из тех, кого я видел, Квинт Кассий, Человек-Змея, был по человеческим меркам тем еще кошмаром. Имея в распоряжении подпитанную Адским Огнем магию и обладающее чудовищной мощью существо в качестве наставника и консультанта, я мог расширить свои способности до… до… страшно подумать, до каких размеров.
Обладай я такой силой, я смог бы защитить своих друзей – Мёрфи, Билли и других. Я мог бы обратить эту мощь против Красной Коллегии и таким образом спасти жизни Стражей и Совета. Я мог бы сделать уйму полезного.
И ее поцелуй… Абсолютно иллюзорный, существовавший исключительно у меня в голове, и все же он казался таким настоящим. До мельчайших подробностей. Да и вся Шила была настолько подлинной, что я ни за что не заподозрил бы в ней иллюзии. Нет, правда, Шила, какой я ее видел, практически не отличалась от настоящей девушки. Все, вплоть до запаха, который я все еще продолжал ощущать.
Впрочем, тогда, в гидромассажной ванне, когда Ласкиэль являлась мне белокурой богиней, она тоже производила впечатление на редкость настоящей. Что-что, а по части иллюзий она преуспела. Она могла явиться мне в любом обличье.
Абсолютно любом.
Какая-то темная, примитивная часть моей натуры секунду-другую забавлялась с этой мыслью. Но только секунду-другую. Я не смел позволять этой мысли долго присутствовать у меня в голове. Ее прикосновение казалось таким мягким, таким нежным, таким теплым… Таким славным. Я не общался с женщинами – близко не общался – уже несколько лет, и еще толика этого тепла, этого восхитительного контакта стала бы слишком большим искушением, чтобы я позволил себе положиться на него.