Он кивнул:
– Так ты поедешь?
– Если только мы провернем это до вторника.
В понедельник приехала Мёрфи – сообщить, что следствие установило: смерть Эммы наступила в результате несчастного случая. Поскольку отпечатков на орудии убийства не обнаружили, а единственный свидетель – он же владелец оружия – исчез, мне больше не грозила опасность быть арестованным по обвинению в убийстве. Вся эта история оставалась скользкой, как рыба тунец, и вряд ли завоевала мне новых друзей в органах охраны правопорядка, но, по крайней мере, роли мальчика для порки я на сей раз избежал.
Мне трудно было сосредоточиться на словах Мёрфи. Рейт едва не сломал ей нижнюю челюсть, а ее синяк расцвел всеми цветами радуги. Даже славные голубые таблетки не удержали меня от злобного рыка при виде ее травм. Говорила Мёрфи преимущественно о делах, но вид ее так и провоцировал меня на комплименты касательно ее внешности. Я промолчал, а она в ответ не сломала мне нос. Все по справедливости.
Она отвезла меня к какому-то дорогостоящему светилу, которого порекомендовал их семейный лечащий врач. Тот осмотрел мою руку, пощелкал ее поляроидом и долго, задумчиво качал головой.
– Поверить не могу, что она до сих пор не начала отмирать, – заявил он. – Мистер Дрезден, похоже, вам все-таки удастся сохранить руку. Небольшая часть кисти вообще не обгорела, чему я не нахожу никаких объяснений. Вы не против, если я задам вам один вопрос личного характера?
– Эта часть тела функционирует просто отлично, док, – пробормотал я. – Правда, не могу сказать, чтобы в последнее время ею пользовались слишком часто.
Он одарил меня легкой улыбкой:
– Боюсь, еще более личного характера. Насколько хороша ваша страховка?
– Гм, – отозвался я. – Не сказать, чтобы очень.
– Раз так, позвольте дать вам один неофициальный совет. Вам почти фантастически повезло с этой вашей травмой – в смысле, насколько маловероятно, что кисть вообще может сохраниться. Однако, учитывая характер ожогов и повреждения нервных окончаний, я бы на вашем месте всерьез задумался об ампутации и использовании протеза.
– Чего? – спросил я. – Зачем?
Доктор покачал головой:
– Мы, конечно, можем предотвратить инфекцию и ее распространение до тех пор, пока не восстановится хотя бы частично эпидермис, – это основные проблемы на данной стадии. Но, с моей профессиональной точки зрения, вы получите больше пользы от искусственной руки, чем от своей собственной. Даже после операции и экстенсивной терапии, которые встанут вам в круглую сумму, пройдет не один год, пока рука начнет хоть как-то вас слушаться. В самом благоприятном случае она все равно не восстановится полностью.
Долгую минуту я молча смотрел на него.
– Мистер Дрезден? – не выдержал он.
– Моя рука, – заявил я с упрямством трехлетнего ребенка и попытался улыбнуться. – Послушайте. Может, моя рука и изуродована к чертовой матери. Но она моя, ясно? Так что никаких ваших хирургических пил.
Доктор покачал головой.
– Я понимаю, сынок, – сказал он. – Что ж, удачи. – Он выписал мне рецепт мази-антибиотика, направление к еще более дорогостоящему светилу – так, на всякий случай – и выдал каких-то болеутоляющих таблеток.
На обратном пути я попросил Мёрфи притормозить у аптеки, где купил лекарств по рецептам, охапку стерильных бинтов и пару кожаных перчаток.
– Ну что? – поинтересовалась Мёрфи. – Ты собираешься рассказать мне, что тебе врач говорил?
Я выкинул правую перчатку в окно, и Мёрфи удивленно изогнула бровь.
– Вот покончу с этой игрой в мумию, – сказал я, помахав свежезабинтованной рукой, – и встану перед проблемой выбора внешности. Майкл Джексон или Джонни Тремейн?
Она постаралась не подавать вида, но я все же заметил, как она поежилась. Что ж, могу ее понять. Если бы не Томасовы голубые пилюли, я мог бы здорово сокрушаться насчет всей этой истории с рукой.
Во второй половине дня я забрал «Голубой жучок» у своего механика Майка – в деле авторемонта он является эквивалентом Иисуса Христа. Или доктора Франкенштейна, не знаю точно. Я погнал «жучок» в отель неподалеку от аэропорта на встречу с Артуро Геносой и свежеиспеченной миссис Геноса.
– Ну и как замужняя жизнь, Джоан? – поинтересовался я.
Джоан, простая, заурядная и светящаяся от счастья, с улыбкой прижалась к Артуро. Артуро тоже улыбался:
– Ни разу еще не был женат на женщине, столь… творчески изобретательной.
Джоан залилась краской.
Мы хорошо перекусили вместе, и Артуро вручил мне мой гонорар – наличными.
– Надеюсь, это не доставит вам неудобств, мистер Дрезден, – сказал он. – Фильм мы не закончили, и деньги ушли, когда мне пришлось объявить о банкротстве, но вы получить свою плату просто обязаны.
Я покачал головой и подвинул конверт обратно к нему:
– Я не спас ваш фильм. Я не спас Эмму.
– Тьфу на фильм! Вы рисковали жизнью, чтобы спасти Жизель. И Джейка. Эмма… – Его голос затих. Он, казалось, разом постарел. – Я понимаю, что вы не вправе рассказывать всего, но мне все-таки нужно знать, что с ней случилось.
Лицо Джоан застыло, и она бросила на меня полный мольбы взгляд.
Ей не требовалось мне ничего объяснять. Она знала или подозревала истину: за убийствами стояла Трисия Скрамп. Каким бы неудачным ни вышел предыдущий брак Артуро, такая новость о женщине, которую он некогда любил, разбила бы ему сердце.
– Не знаю точно, – солгал я. – Я застал Эмму и Трикси в таком вот виде. Мне показалось, я увидел кого-то, и я бросился вдогонку в надежде поймать его. Или он бежал быстрее меня, или мне просто показалось. Боюсь, что теперь мы уже и не узнаем.
Артуро кивнул:
– Вам не в чем себя винить. И вы не должны отказываться от честно заработанного, мистер Дрезден. Я перед вами в долгу.
Мне очень хотелось вернуть ему деньги, но, черт возьми, близился вечер понедельника. А за ним – вторник и Кинкейд. Я взял конверт.
Минуту спустя появился Джейк Гуфи, в светлом хлопчатобумажном костюме. Он был небрит, и в щетине его мелькало довольно много седых волос. Кроме того, он явно не выспался, хотя мужественно старался улыбаться.
– Артуро, Джоан, примите мои поздравления.
– Спасибо, – улыбнулась Джоан.
Джейк присоединился к нашей трапезе. Потом мы проводили Джоан с Артуро в аэропорт. Джейк долго смотрел им вслед. Если он и испытывал угрызения совести насчет введения Артуро в заблуждение по поводу Трикси, виду он не подал.
– Я уверен, – произнес наконец Джейк, устало повернувшись ко мне, – что убийца – не вы. Полиция сказала, что выстрелы вообще вышли по случайности. Они подняли информацию на Трикси и обнаружили все ее курсы лечения от наркозависимости. Они сказали, что она могла наделать глупостей, обдолбавшись.
– А вы сами тоже так считаете? – спросил я.
– Ни в коем случае, дружище. Она вообще, кроме глупостей, ничего не совершала. А уж то, что она при этом еще и обдолбанная оказалась, – так, случайное совпадение.
Я покачал головой:
– Мне жаль, что я так и не смог защитить Эмму.
Он кивнул:
– Мне тоже, дружище. Она шла принять лекарство. От аллергии. Она не хотела запивать его сырой водой, поэтому пошла в гостиную за бутылкой минералки. Вот и оказалась в неудачном месте и в неудачное время. Черт-те что!
– Детей ее жалко, – сказал я. – Я жил в приюте. Отстой.
– Не знаю, каково им придется без мамы, – кивнул Джейк. – И у меня опыта небогато. Но вряд ли из меня выйдет настолько плохой отец, чтобы звать их сиротами.
На мгновение я прикрыл глаза:
– Ну да, вы же говорили, что хотели остепениться.
– Угу. Но Эмма решила, что ей лучше без меня.
– Будете продолжать играть? – спросил я.
– Ох черт, нет, – замотал он головой. – «Силверлайт» все равно занесла меня в черный список, как и других. И потом, не могу же я заниматься этим и ходить одновременно на родительские курсы, и все такое. Займусь другим делом.
– Да? – удивился я. – Каким?
– Откроем с Бобби проектное бюро. Фэншуй.
Из аэропорта я уезжал в менее подавленном настроении.
Затем мы с Томасом поехали к Рейтам. На этот раз нас запустили в дом через парадный вход. У дверей стояла новая пара телохранителей. Не близнецов, и в глазах их не было того оцепенелого блеска, который свидетельствовал о бездумной готовности повиноваться хозяину. Похоже, этих выбрали за опыт и навыки. Я бы поспорил, что это бывшие морпехи.
– Добро пожаловать, мистер Рейт, – произнес один из охранников. – Ваша сестра просит вас присоединиться к ее трапезе в восточном саду.
Вид у обоих был серьезный, так что это прозвучало не совсем приглашением, однако, похоже, они имели заданием не только наблюдать за нами, но и защищать нас. Томас шел первый; я отстал от него на полшага. Я был выше его, но он двигался с уверенностью и целеустремленностью, какой я у него еще не видел, так что шагали мы почти в ногу.
Охранники проводили нас в шикарный сад, террасами спускавшийся к пруду. Пейзаж словно перенесли из Италии эпохи Ренессанса: фальшивые руины, статуи древних богов, обилие зелени, не позволявшей видеть всего одновременно, – чтобы посетителю было интереснее блуждать по всей этой красоте. На верхней террасе белел крахмальной скатертью большой стол с витыми металлическими ножками, вокруг которого стояли соответствующие стулья. На мой взгляд, фруктов на блюдах было многовато в ущерб всему остальному, впрочем я со своими привычками завтракать остатками вчерашнего ужина скромно помалкивал.
За столом сидела Лара, в белом платье, расшитом алыми розами. Волосы она на этот раз собрала в свободный, пышный хвост. Лара приветствовала нас, встав и протянув руки к Томасу.
– Томас! – произнесла она. – И Гарри!
– Сестрица, – отозвался Томас. – Могу ли я заключить по твоему приветствию, что власть слегка поменялась?
Она снова села, и Томас занял место рядом с ней. Я сел напротив, чтобы видеть, что творится у него за спиной, и не стал тратить энергии на искусственные улыбки. Мне не хотелось, чтобы Лара считала, будто мы теперь закадычные друзья, да и не умею я изображать подобные эмоции.