– В прачечной нашел, – пояснил он.
– Тебе совершенно не обязательно было это делать, – сказал я.
– Сам знаю, – ответил он.
– У тебя что, правда так много денег?
Он покачал головой:
– Больше нет. Это почти все, что мне удалось отложить. Как-то не очень я планировал независимую жизнь: считал, что я или погибну, или пробьюсь наверх. Так что за душой у меня сейчас баксов пятьдесят.
Я сел на диван рядом с ним. Щен ткнулся в меня холодным носом и повилял хвостом в знак приветствия.
– И куда ты дальше? – поинтересовался я.
– Не знаю, – признался он. – Наверное, смог бы так, как устроился мой кузен Мадригал: найти себе какую-нибудь девицу побогаче. – Он поморщился. – Не знаю, чем заняться.
– Послушай, – сказал я. – Ты ведь, можно сказать, мою задницу спас. Так приземлись здесь на некоторое время.
– Не хочу благотворительности.
– Никакая это не благотворительность. Считай эти деньги арендной платой. Поживешь на диване до тех пор, пока не встанешь на ноги. Тут, конечно, тесновато – так ведь не навсегда же.
Он кивнул:
– Ты уверен?
– Уверен.
Чуть позже Томас отправился в магазин за продуктами, а я спустился в лабораторию поговорить с Бобом. Я изложил ему события последних дней.
– Ты уверен? – спросил Боб. – Это точно Тот, Кто Идет Следом?
Я поежился:
– Угу. Я думал, что убил его.
– Идущих убить невозможно, Гарри, – возразил Боб. – Когда ты порвал его, он исчез из царства смертных. Может, это причинило ему боль и какое-то время он выздоравливал. Но сам-то он никуда не делся.
– Это ободряет, – буркнул я и развязал бинт.
– Ух ты, – сказал Боб.
– Ты ничего такого не видишь в ожоге? – спросил я.
– Похоже, сильный. Нервные окончания сгорели к черту, – заметил Боб. – Мм, кажется, рефлексы все-таки сохранились. По-моему, ты даже пользовался ею, сам того не замечая.
Я нахмурился:
– Ты прав. Мне кажется, я делал это во время поединка с Рейтом. Но ты на это посмотри.
Я осторожно разогнул здоровой рукой непослушные, онемевшие пальцы.
Как и заметил врач, там розовела неповрежденная кожа. Он не знал одного: клочок этот имел форму древнего знака – символа одного из Падших ангелов. Конкретнее – того, чья личность была заключена в старинную серебряную монету, которая в настоящий момент покоилась под двухфутовым слоем бетона и полудюжиной охранительных заговоров в дальнем углу моей лаборатории.
– Ласкиэль, – произнес Боб.
В голосе его звучала тревога.
– Мне казалось, она заперта. Мне казалось, она не может дотянуться до меня оттуда, Боб.
– Она не может, – озадаченно подтвердил Боб. – Я хочу сказать, это невозможно. У нее нет ни малейшей возможности достать тебя.
– Где-то мы это уже слышали, – буркнул я, снова бинтуя руку. – Но мне тоже так казалось. И мой посох ведет себя как-то странно. Стоит мне попытаться накачать в него энергию, как он начинает избыточно греться. Руны светятся, словно угли, и дым идет. Похоже, я перестарался, когда возился над ним. Может, я где-нибудь ошибся в расчетах?
– Возможно, – согласился Боб. – Однако… гм… Знаешь, это очень напоминает Адский Огонь. Я слышал, некоторые из Падших питают к нему слабость.
– Чего?!!
– Адский Огонь, – повторил Боб. – Вроде как альтернативный источник энергии. Не самый приятный, конечно, но с его помощью разрушительные заклятия, как турбонаддувом, подстегивает.
– Боб, я знаю, что такое Адский Огонь.
– Ну да. Конечно. А что ж тогда его используешь?
– Не знаю, – процедил я сквозь зубы. – Я не собирался. Я вообще, черт подери, не понимаю, что происходит!
– Ад, – произнес Боб. – Ха. Интересные у тебя союзнички, босс.
Я невольно получил доступ к Адскому Огню. И как такое, интересно, могло случиться?
Знак Ласкиэль на моей левой ладони оставался единственным прохладным пятнышком на пылающей руке.
Адские погремушки! Я тряхнул головой и побрел к лестнице.
– Эй, Гарри! – окликнул меня Боб, когда я уже начал подниматься.
– Ну?
Оранжевые огоньки в глазницах черепа вспыхнули ярче.
– Расскажи еще про задницу Мёрфи.
Немного позже вернулся из магазина Томас:
– Купил щенку миску, ошейник, корм и все такое. Славный паренек. И тихий. Ни разу, кажется, не скулил еще при мне. – Он потрепал щена за уши. – Ты придумал ему кличку?
Щен склонил голову набок и навострил уши, с интересом вглядываясь в мое лицо.
– Я ведь не говорил, что оставлю его.
– Ну да, – фыркнул Томас. – Конечно.
Я нахмурился, глядя на щенка.
– Он маленький. Он серый. Шума от него немного, – произнес я, подумав. Потом опустился на колено и протянул к нему руку. – Как тебе «Мыш»?
Мыш изобразил бурную щенячью радость и, перевернувшись кверху пузом, принялся жевать мой палец. Томас улыбнулся, хотя и не слишком весело.
– Мне нравится, – сказал он.
Мы принялись разбирать покупки. Странное это было ощущение. Я привык жить один. Теперь в моем мире появились другие, и я вовсе не возражал против их присутствия. Томас – совсем вроде бы чужой человек и в то же время не чужой. Связь, которую я ощущал между нами, не делалась слабее от того, что я не мог объяснить ее.
У меня появилась семья. Черт возьми, у меня появилась собака!
Надо же, перемены какие! Мне все это нравилось, хотя я понимал, что придется привыкать. В доме у меня сделалось тесно, но, когда Томас подыщет себе жилье, все войдет в норму. Не думаю, чтобы нам нравилось то и дело спотыкаться друг о друга.
Я вдруг понял, что улыбаюсь. Похоже, жизнь налаживалась.
Да, в моей берлоге стало тесновато. Но я глубоко вздохнул и перестал думать об этом. Томас не задержится надолго, а пес вряд ли вырастет крупнее Мистера. С клаустрофобией как-нибудь справлюсь.
Я уставился на огромный зеленый пакет и, нахмурившись, повернулся к Томасу:
– Эй! На кой черт ты купил корм для щенков крупных пород?
Барабаны зомби
Посвящается моему сыну – лучшему, что случилось до сих пор в моей жизни.
Я люблю тебя, малыш.
Глава 1
С самого начала мы были и остаемся расой убийц.
Если верить Евангелию, хватило четырех или пяти человек, чтобы на планете сделалось тесно, и первой жертвой убийства стал родной брат. Согласно тому же источнику, первый ребенок, рожденный смертными родителями, Каин, в приступе ревности – как это сейчас говорится, находясь в состоянии аффекта – напал на другого человека. И не просто напал, но жестоко, злобно, осознанно лишил его жизни. Каинов брат Авель, возможно, даже не успел понять, что произошло.
Едва открыв дверь в мою квартиру, я испытал чувство интуитивного понимания и сочувственной симпатии.
К Каину, так его разэдак.
Квартира моя состоит из одной-единственной большой комнаты в полуподвале деревянного доходного дома столетней давности в Чикаго. Еще в ней имеются встроенная в альков кухня, спальня размером с кузов пикапа, большой, почти постоянно горящий камин, а также ванная, в которой с трудом помещаются раковина, унитаз и душевой поддон. По-настоящему хорошей мебели я себе позволить не могу, только подержанную, зато удобную. Полки уставлены книгами, пол сплошь застлан коврами, а еще повсюду расставлены свечи. Не бог весть что, зато чисто и уютно.
Вернее, так было прежде.
Ковры хаотично сдвинулись, обнажив пятна каменного пола. Одно из кресел опрокинулось на спинку, и никто не позаботился поднять его. На диване недоставало подушек. С одного из выходящих в приямки окон кто-то сорвал занавески, и лучи предзакатного солнца падали на рассыпанные по полу книги: замятые бумажные обложки, распахнутые тома в жестких переплетах… весь порядок, который я более-менее поддерживал в этом едва ли не единственном моем средстве досуга, пошел псу под хвост.
Эпицентр всего этого катаклизма находился, однако, где-то в районе камина. Там валялись различные предметы одежды, две пустые бутылки из-под вина и подозрительно чистая – явно стараниями других обитателей квартиры – тарелка.
Я ошеломленно сделал несколько неуверенных шагов в направлении камина. Мистер, мой здоровенный серый котяра, спрыгнул со своего насиженного места на одной из книжных полок, но, вместо того чтобы по обыкновению попытаться сшибить меня с ног в знак приветствия, он только недовольно дернул хвостом и исчез за дверью.
Я вздохнул, прошел к кухонному алькову и проверил его миски. Обе – и для корма, и для воды – пустовали. Неудивительно, что он выказывал неодобрение.
Некоторая часть пола, отличавшаяся от ковра длиною ворса, поднялась на ноги и сонно побрела ко мне поздороваться. Мыш, мой пес, появился в этом доме маленьким серым пушистым мячиком, запросто умещавшимся в кармане плаща. Теперь, по прошествии года, я иногда жалею, что не сдал тогда плащ в чистку или еще куда. Из пушистого мячика Мыш превратился в пушистую баржу. Породу его по внешности определить трудно, но по крайней мере один из его родителей принадлежал к виду особо косматых мамонтов. В холке Мыш мне по пояс, и ветеринар считает, что он еще не закончил расти. В общем, для моей маленькой квартирки зверья многовато.
Да, и его миски тоже, разумеется, оказались пустыми. Он лизнул меня в руку и потыкался носом, перепачканным чем-то, подозрительно напоминающим соус для спагетти. Потом погонял чуть-чуть миски по линолеуму.
– Черт подери, Мыш, – пробурчал я. – Если он здесь, убью гада.
Мыш согласно засопел носом, – как правило, подаваемые им реплики этим и ограничиваются. Я двинулся к закрытой двери в спальню; он последовал за мной, держась в паре шагов за спиной.
Не успел я взяться за ручку, как дверь отворилась и из спальни вышла ангельской наружности блондинка в одной футболке. Не слишком длинной – футболка ей и пупка не закрывала.
– Ох, – протянула она с сонной улыбкой. – Извините, я и не знала, что здесь есть кто-то еще.