Не выказывая ни малейших признаков смущения, она проскользнула мимо меня в гостиную и принялась рыться в раскиданной перед камином одежде. По тому, с каким томным удовольствием она двигалась, я понял: она явно рассчитывала на то, что я буду смотреть на нее, и совсем не возражала против этого.
В свое время это изрядно смущало меня, побуждая коситься исподтишка, и все такое. Однако, прожив с моим единоутробным братцем-инкубом около года, я попривык к таким вещам, так что теперь не испытывал ничего, кроме раздражения.
– А где Томас? – поинтересовался я, закатив глаза.
– Томми? В душе, наверное, – отозвалась девица, облачаясь в спортивный костюм для пробежек: тренировочные штаны и куртка, дорогие кроссовки. – Сделайте мне одолжение, передайте ему, что…
– Что все это было очень мило, – перебил я ее раздраженным тоном, – что вы навсегда запомните эту встречу, но роман не имеет продолжения, и вы надеетесь, что он найдет себе настоящую подругу, станет президентом или еще чего.
Она уставилась на меня, недоуменно хмурясь:
– Вам необязательно вести себя как ублю… – Глаза ее вдруг округлились. – Ох… Ох! Извините – о боже мой… – Она покраснела и с заговорщицким видом придвинулась ко мне. – Вот не догадалась бы, что он живет с мужчиной. И как вы вдвоем умещаетесь на такой узкой кровати?
Я моргнул.
– Постойте-ка, – пробормотал я.
Но она не обратила на мои слова ни малейшего внимания, а повернулась к двери.
– Надо же, какой озорник, – хихикнула она, выходя.
Я свирепо смотрел ей вслед. Потом опустил взгляд на Мыша.
Мыш вывалил язык в широкой собачьей ухмылке и вильнул хвостом.
– Ох, заткнись, – буркнул я ему и закрыл дверь.
В душе действительно шумела вода. Я насыпал еды Мышу и Мистеру, и пес немедленно расправился со своей порцией.
– Уж собаку-то, черт подери, мог бы накормить, – буркнул я и полез в холодильник.
Я порылся в нем, потом еще, но того, чего искал, так и не нашел, и это стало последней каплей. Раздражение сменилось жгучей злостью, и я захлопнул дверцу холодильника, готовый на все.
– Эй, – послышался у меня за спиной голос Томаса. – У нас пиво кончилось.
Я повернулся и испепелил моего единоутробного брата взглядом.
Ростом Томас шести футов с гаком, и по прошествии года, поразмыслив, я могу сказать, что он в чем-то похож на меня: острые скулы, вытянутое лицо, волевая челюсть. Вот только тот неземной скульптор, что придал нам обоим схожие черты, в отличие от моего случая не доверил окончательную отделку своему подмастерью или еще кому. Я вовсе не считаю себя некрасивым, но Томас… Томас словно сошел с картины, изображающей забытое античное божество. Волосы у него длинные, такие темные, что свет застревает в них, и они вьются даже сразу после душа. Глаза его цвета хмурого неба, а мускулатура безупречна без малейших стараний с его стороны – зарядки или еще чего-то подобного. Одет он был так, как обычно ходил дома: в джинсах, голый по пояс. Помнится, как-то раз он в таком виде открыл дверь девице-проповеднице, и та набросилась на него в облаке разлетевшейся стопки дешевого издания «Сторожевой башни». Очень любопытные следы от своих зубов оставила она на его теле.
Целиком винить в этом девушку было бы неправильно. Томас унаследовал кровь отца – вампира Белой Коллегии. Говоря проще, Томас – хищник, питающийся психической энергией людей, которую проще всего высасывать из них с помощью секса. Эта составляющая его личности окружает его этакой аурой, заставляющей женщин оглядываться в его сторону. Стоит Томасу щелкнуть невидимым включателем своей сверхъестественной привлекательности, как женщины буквально не в силах ему отказать. А ко времени, когда он начинает кормиться, у них и желания такого – отказать – уже не возникает. Он их, конечно, убивает, кормясь самую малость, но убивает, впрочем он делает это по необходимости, чтобы оставаться в здравом уме, и следит за тем, чтобы не кормиться на одной женщине больше одного раза.
Такая осторожность ему нужна позарез: те, кого Белые вампиры выбирают в качестве пищи, получают от этого процесса несказанное наслаждение и довольно быстро превращаются в безвольных рабов. Однако Томас никогда не доводит своих до этого. Он уже совершил однажды такую ошибку, и женщина, которую он любил, передвигается теперь в инвалидной коляске, пребывая по его вине в бездумной эйфории.
Я стиснул зубы и напомнил себе, что и Томасу приходится нелегко. Потом напомнил себе, что слишком повторяюсь, и посоветовал себе заткнуться.
– Сам знаю, что нету пива, – буркнул я. – И молока. И колы.
– Гм, – отозвался он.
– И я вижу, у тебя не нашлось времени покормить Мистера и Мыша. Ты хоть выводил пса погулять?
– Еще бы, – обиделся он. – Я имею в виду… гм… Я выводил его утром, когда ты уходил на работу, помнишь? Вот тогда я и встретил Энджи.
– Еще одну любительницу побегать трусцой, – хмыкнул я, снова превращаясь в Каина. – Ты же обещал не таскать сюда незнакомых девиц, а, Томас? Да еще на моей гребаной кровати! Адские погремушки, чувак, ты только посмотри, что за свинюшник!
Он честно посмотрел и изменился в лице, – похоже, он и правда только сейчас заметил это.
– Вот черт. Извини, Гарри. Это… Энджи – она, право же… скажем так, страстная как не знаю кто, и она… гм… спортсменка, и я не заметил, что…
Он замолчал и, подобрав с пола «Ангелов-хранителей» Дина Кунца, попробовал разгладить залом на обложке.
– Да уж, – криво усмехнулся он. – Погромили так погромили.
– Угу, – хмуро кивнул я. – Ты же здесь с утра. Ты обещал сводить Мыша к ветеринару. И прибраться немного. И купить продуктов.
– Ох, да ладно же, – вздохнул он. – К чему ты клонишь?
– У меня нет пива, – сообщил я. – И Мёрфи звонила сегодня с работы. Сказала, что забежит на минуту.
Томас выразительно повел бровью:
– Да? Правда? Ты не обижайся, Гарри, но что-то я сомневаюсь, чтобы она зашла по делу.
Я испепелил его взглядом:
– Слушай, хватит! Надоел уже с этим.
– Говорю тебе, давно уже пора объясниться с ней, а не ходить вокруг да около. Она тебе не откажет.
Я захлопнул дверцу холодильника.
– Сколько тебе говорить, что между нами нет ничего такого!
– Да, хорошо, – вежливо согласился Томас.
– Правда, нет. Мы работаем вместе. Мы друзья. Ничего больше.
– Конечно, – подтвердил он.
– Я вовсе не собираюсь ухаживать за Мёрфи, – сообщил я. – И я ее в этом плане совсем не интересую.
– Ну да, да, слышу. – Он закатил глаза и принялся подбирать разбросанные книги. – Затем тебе и нужен порядок в квартире. Чтобы твоя деловая партнерша не возражала против того, чтобы задержаться здесь ненадолго.
Я стиснул зубы:
– Звезды и камни, Томас. Я ведь не требую от тебя гребаной луны с неба. И платы за жилье не требую. Но от тебя не убудет, если ты хоть немного поможешь по хозяйству перед работой.
– Угу, – произнес Томас, запустив пятерню себе в волосы. – Гм… Кстати, об этом.
– Что об этом? – поинтересовался я.
Подразумевалось, что после обеда Томас уйдет на работу, а в его отсутствие квартирой займутся мои уборщики. Фэйри ни за что не покажутся, если кто-нибудь сможет увидеть их, а если я расскажу кому-нибудь о них, об их помощи мне придется забыть раз и навсегда. И не спрашивайте меня, почему они этого так не любят. Может, у них на этот счет жесткие профсоюзные нормы или еще что.
Томас пожал плечами и присел на подлокотник кресла. На меня он не смотрел.
– У меня нет наличных ни на продукты, ни на ветеринара, – сказал он. – Меня снова уволили.
Секунду-другую я молча смотрел на него, пытаясь удержать гнев, но он растаял сам по себе. В голосе брата я услышал досаду и стыд. Настоящие, не наигранные.
– Черт возьми, – буркнул я, только отчасти обращаясь к Томасу. – Что случилось?
– Как всегда, – признался он. – Менеджер по продажам. Она зашла за мной в холодильную камеру и сразу начала раздеваться. А босс как раз обходил хозяйство с инспекцией и уволил меня прямо на месте. Судя по тому, как он смотрел на нее, мне кажется, ей светило повышение. Терпеть не могу дискриминации по половому признаку.
– По крайней мере, на этот раз это была женщина, – утешил я его. – Надо еще поработать над твоим самоконтролем.
– Половина моей души – демон, – буркнул он с горечью. – Его не проконтролируешь. Нереально.
– Не убедил, – возразил я.
– То, что ты чародей, вовсе не означает, что ты в этом хоть немного разбираешься, – сказал он. – Не могу я жить жизнью нормального смертного – не приспособлен я к ней.
– Но получается у тебя неплохо.
– Неплохо? – возмутился он, повышая голос. – Я с пятидесяти шагов запросто пыли не оставлю от девичьей стеснительности, но не могу и двух недель на работе продержаться – даже в дурацком парике и уродующей меня шляпе. Это ты называешь «неплохо»?
Он рывком распахнул крышку сундука, в котором хранил свою одежду, достал пару щегольских полуботинок, кожаный пиджак, резкими движениями оделся и, не оглядываясь, вылетел на улицу.
Ведь так за собой бардак и не убрал, подумал я отстраненно. Покачав головой, покосился на Мыша – тот лежал, положив голову на вытянутые лапы и глядя на меня скорбными глазами.
Томас – единственный из известных мне родственников. Однако это не отменяет истины: Томас плохо приспособлен к обычной жизни. Вот вампир из него отменный. Это у него получается легко и непринужденно. Однако, как бы ни старался он жить хотя бы немного более нормальной жизнью, он то и дело вляпывается то в одну, то в другую проблему. Сам он на эту тему говорить никогда не любил, но я-то чувствовал, как нарастают в нем от недели к неделе боль и отчаяние.
Мыш негромко вздохнул, почти заскулил.
– Знаю, – сказал я ему. – Я тоже за него беспокоюсь.
Я вывел Мыша погулять как следует, и, когда мы вернулись, над Чикаго уже сгущались осенние сумерки. Я забрал почту из ящика и начал уже спускаться по лестнице ко входу в мою квартиру, когда по гравию захрустели шины, и в нескольких шагах от меня скрипнули тормоза. Невысокая блондинка в джин