Поэтому мне приходится отвечать за контроль над этой разрушительной энергией, направляя ее на помощь людям, на то, чтобы защищать их. И не важно, что я только что перепугался до чертиков. Не важно, что мою руку сжигает острая боль. Не важно, что мою старую, верную машинку снова покалечили или что кто-то пытался убить одного из немногих людей в этом городе, кого я могу назвать настоящим другом.
Надо держать себя в руках. Соблюдать осторожность. Рассуждать здраво.
– Гарри? – окликнул меня Баттерс, выждав минуту. – С вами все в порядке?
– Угу. Просто дайте мне еще минутку.
– Чего-то я не понял, – произнес он не слишком уверенно. – Что все-таки случилось?
– Вы бы предпочли не знать этого, – сказал я.
– Вовсе нет.
– Поверьте, – вздохнул я. – Вам и правда лучше не впутываться в эти дела.
– Но почему?
– Вы пострадаете. Или вас убьют. Не ищите неприятностей на свою задницу.
Он издал недовольный смешок:
– Эти люди пришли за мной. Не я за ними, а они – за мной.
Что ж, в этом имелась своя логика, и все же мне ужасно не хотелось видеть Баттерса вовлеченным в конфликт между людьми вроде Гривейна, его мертвецами и его седоволосым партнером. Как правило, при встрече со сверхъестественными нехорошими парнями смертные держатся не слишком хорошо. За свою жизнь я перевидал не одного и не двух мужчин и женщин, погибших в подобной ситуации, несмотря на все мои попытки спасти их.
– Это нереально, – сказал Баттерс. – Я знаю, вы с Мёрфи говорили много всякого о черной магии и прочих потусторонних штуках. И я сам видел кое-что, чему трудно найти объяснение. Но… я даже представить себе не мог, что подобное вообще возможно.
– Так оно гораздо спокойнее, – заметил я. – Черт возьми, да будь на то моя воля, я бы сам с удовольствием забыл все, что об этом знаю.
– Спокойнее бояться неизвестности? – робко спросил он. – Спокойнее считать, что мое начальство, возможно, все это время было право, а я действительно псих? Спокойнее подвергаться опасности, не понимая, что происходит?
На это у меня не сразу нашелся ответ. Я покосился на руки. Дрожь почти прошла.
– Помогите мне разобраться в этом, Гарри, – продолжал он. – Прошу вас.
Ладно, чтоб меня…
Я взъерошил волосы правой рукой. Гривейн приехал за Баттерсом – только за ним, и ни за кем другим. На улице Гривейна ожидало подкрепление, и он превратил Баттерсов пикап в груду металлолома, чтобы коротышка-патологоанатом не смог бежать. Черт, да он прямо сказал, что ему нужен Баттерс, до поры до времени целый и невредимый.
Из этого следовало, что Баттерсу грозила реальная – и донельзя серьезная – опасность. И если опыт и научил меня чему-то, так это тому, что мне не всегда удается защитить всех. Порой я – как и все мы – терплю неудачу. Или делаю глупые ошибки.
Промолчи я или заставь Баттерса ходить с шорами на глазах – и он не в состоянии будет сделать ничего, чтобы защитить себя. И если с ним что-нибудь случится, вина будет лежать на мне. А так у него окажется хоть какой-то шанс выжить.
Я не мог отбирать у него этого шанса. Я ведь ему не отец, не ангел-хранитель, не король-покровитель. У меня нет ни Соломоновой мудрости, ни дара предвидения. Если я начну выбирать за Баттерса его путь, это сделает меня в какой-то степени похожим на Гривейна – и на кучу других созданий, людей и нелюдей, пытающихся контролировать других.
– Если я расскажу вам, – вполголоса предупредил я, – это может оказать вам дурную услугу.
– В каком смысле дурную?
– Это откроет вам кое-какие тайны, знание которых грозит смертью. Это может изменить ваше отношение к жизни – черт, да это вам всю жизнь перекорежить может.
– Жизнь перекорежить? – Он посмотрел на меня в упор и вдруг ухмыльнулся. – Я всего лишь тридцатисемилетний еврей-патологоанатом ростом пять футов три дюйма, и мне нужно забрать из химчистки кожаные штаны, чтобы выступить завтра на Октоберфесте со своей полькой. – Он поправил пальцем очки и скрестил руки на груди. – Валяйте, не томите.
Произнес он это легко, но в словах его я услышал и страх, и решимость. У Баттерса хватало ума бояться. Но и бойцовского характера ему было не занимать. Я уважал его за оба эти качества.
– Ладно, – вздохнул я. – Давайте поговорим.
Глава 6
Убегая из лаборатории, Баттерс не успел захватить плащ, а печка моего «жучка» работала в последний раз, возможно, еще до падения Берлинской стены. Я заскочил в магазин и взял нам по чашке кофе, а потом открутил проволоку, которая удерживает крышку «жучкова» багажника. Из последнего я извлек потертое, но более-менее чистое одеяло, которым обычно прикрываю обрез – очень полезный предмет на случай, если потребуется задать перцу преследующим наполеоновским полчищам. Учитывая то, как оборачивался вечер, я достал из багажника и сам обрез, который сунул на заднее сиденье.
Баттерс с благодарностью принял и кофе, и одеяло, хотя еще продолжал дрожать так сильно, что расплескивал кофе через край. Я сделал глоток, поставил чашку в держатель, установленный мною на приборной панели, и тронул машину дальше. Очень мне не хотелось торчать слишком долго на одном месте.
– Ладно, – сказал я Баттерсу. – Если вы хотите понять, что происходит, вам придется принять две вещи.
– Валяйте.
– Первая сложнее. Магия реально существует.
Я буквально ощутил на себе его взгляд.
– Что вы хотите этим сказать?
– То, что параллельно нашей повседневной жизни совершенно реально существует еще один мир. Со своими державами, нациями, монстрами, войнами, распрями, союзами и прочим. Чародеи тоже часть этого мира. И куча других созданий, о которых вы слышали в преданиях, а еще больше таких, о которых вы и не слышали.
– Каких таких созданий?
– Вампиров. Оборотней. Фэйри. Демонов. Прочих монстров. Они существуют.
– Ха, – произнес Баттерс. – Ха-ха. Вы шутите. Это же шутка, да?
– Какие уж тут шутки. Ну же, Баттерс. Вы-то должны понимать, что всякие странные твари действительно существуют. Вы сами видели доказательства.
Он провел дрожащей рукой по волосам:
– Ну… да. Кое-что видел. Но, Гарри, вы говорите о чем-то совершенно невероятном. Если вы хотите сказать, что люди способны ощущать окружение и воздействовать на него способами, природу которых мы пока не понимаем, это я понять и принять еще могу. Допустим, вы называете это магией, другие называют экстрасенсорными способностями, а третьи – силой, но это не так уж и ново. Возможно, имеются люди, генетические характеристики которых позволяют им развить эти способности в большей степени, нежели остальным. Возможно даже, это помогает им воспроизводить свою ДНК четче, чем остальным, вследствие чего они живут гораздо дольше. Но совсем другое дело – утверждать, будто у нас под носом обитает целая армия жутких монстров, а мы их даже не замечаем.
– А как быть с теми трупами, которых вы обследовали? – спросил я. – Гуманоидов, но определенно не людей?
– Ну-у, – не сдавался Баттерс, – вселенная велика. На мой взгляд, самонадеянно полагать, будто мы в ней единственные разумные существа.
– Те трупы принадлежали вампирам Красной Коллегии, и вы вряд ли обрадовались бы встрече с живым подобным существом. В свое время их у нас в городе было пруд пруди. Теперь их меньше, но там, откуда они родом, их до сих пор в достатке. Это ведь только одна порода вампиров. А сами вампиры – только малая толика сверхъестественных хищников. Тот мир – джунгли, Баттерс, и люди далеко не на самой вершине пищевой цепочки.
Баттерс упрямо мотнул головой:
– И вы хотите сказать, что никто об этом не знает?
– О, знают, и довольно много людей, – заверил я его. – Только те, кто знает, предпочитают об этом не распространяться.
– Почему?
– Для начала, потому что никому не хочется просидеть три месяца под наблюдением в психушке.
– Ох. – Баттерс покраснел немного. – Ага, кажется, я понимаю. А что с обычными людьми, которые видят эти штуки – озарения, близкие контакты и все такое?
Я терпеливо вздохнул:
– А это как раз второе, что вам придется понять. Людям не хочется принимать реальность, которая их пугает. Некоторые все-таки открывают глаза и участвуют во всем этом – как Мёрфи, например. Большинство же не желают иметь со сверхъестественным ничего общего. Они просто отворачиваются от непонятного и не говорят об этом. Стараются даже не думать. Вот не желают они, чтобы реальность была такая, поэтому стараются изо всех сил убедить себя в том, что это не так.
– Нет, – мотнул головой Баттерс. – Мне очень жаль. Я не могу такого представить.
– И не представляйте, – сказал я. – Это правда. Как цивилизация мы представляем собой огромное сборище идиотов. Мы запросто игнорируем факты, если выводы, к которым они приводят, заставляют нас чувствовать себя неуютно. Или просто пугают.
– Погодите-ка. Вы говорите, весь наш мир, все множество научных исследований, достижений, теории и практики – все, что основано на наблюдении Вселенной и изучении ее законов, все это… что? Ошибка, ибо отвергает магию как предрассудок?
– Не просто ошибка, – возразил я. – Опасное заблуждение. Потому что истина – это нечто такое, на что мы боимся взглянуть прямо. Люди боятся признаться себе, что вселенная велика, а мы – нет.
Он сделал глоток кофе и покачал головой:
– Не знаю, не знаю.
– Ну же, Баттерс, – настаивал я. – Вспомните историю. Сколько веков вся научная мысль полагала, что Земля – центр Вселенной? А когда нашлись смельчаки, с фактами в руках доказавшие, что это не так, ответом стали уличные беспорядки. Никто не хотел верить, что мы все живем на маленькой песчинке где-то на задворках тихой, провинциальной Галактики. Да что там, мир вообще считался плоским, пока люди не доказали обратного, обогнув его на паруснике. В микробов тоже никто не верил, пока их не увидели в микроскоп. Биологи презрительно морщили нос в ответ на все рассказы о диких человекообразных, живущих в горах Африки, несмотря на многочисленные показания свидетелей, – и так продолжалось до тех пор, пока им не притащили тело мертвой горной гориллы.