– Вы хотите сказать, они могут привлечь к себе внимание, – сказал Морт. – Нет. Может, они и мертвые, но это не значит, что им нельзя причинить боль. Я не собираюсь рисковать этим из-за ваших разборок.
Я даже закрыл глаза на секунду. Всего несколько лет назад Морти мог разве что с трудом убеждать доверчивых идиотов в том, что он способен говорить с их умершими близкими. Черт, да он едва не спился тогда. Даже после того, как он более-менее привел свою жизнь в порядок и принялся восстанавливать свои изрядно подорванные способности, он никогда не выказывал никаких признаков того, что его интересует что-либо, кроме барыша. Морт всегда отличался прагматизмом.
Только не сегодня. Я видел в его взгляде спокойную уверенность. Он не собирался уступать в этом вопросе. Может, ради своих смертных братьев Морт и не готов был стены свернуть, но в случае с мертвыми все обстояло иначе. Я не ожидал, что этот тип способен проявить твердость характера.
Я прикинул свои возможности. Конечно, ничто не мешало мне поприжать Морти сильнее, но я почти не сомневался, что толку от этого выйдет немного. Я мог бы попробовать сам пообщаться с чикагскими призраками, однако, хотя я знаком с основами эктомантии, практического опыта по этой части у меня небогато. Да и времени на то, чтобы блуждать вслепую в практически незнакомой мне области магии, у меня тоже не оставалось.
– Морт, – произнес я, – послушайте, если вы это серьезно, я не могу на вас давить. Я уйду прямо сейчас.
Он нахмурился и опасливо поерзал на стуле.
– Но все это не связано с политикой Совета, – продолжал я. – Кеммлеровы выкормыши уже убили в Чикаго как минимум одного человека и наверняка убьют еще.
Он слегка откинулся на спинку стула и закрыл глаза:
– С людьми все время что-то случается, Дрезден. В этом нет моей вины.
– Пожалуйста, – сказал я. – Морт, моя хорошая знакомая замешана в этой истории. Если я не разберусь с этими засранцами, она пострадает.
Он не открыл глаз и не произнес ни слова.
Черт. Я не мог заставлять его помогать мне силой. Если он не сделает этого сам, он не сделает этого вообще.
– Спасибо за участие, Морт, – буркнул я. Голос мой звучал скорее устало, нежели горько. – Удачи в бизнесе.
Я встал, взял свой посох и пошел к двери.
Я отомкнул все замки и наполовину отворил дверь, когда Морти окликнул меня из-за спины:
– Как ее зовут?
Я застыл в дверях, потом медленно вздохнул.
– Мёрфи, – ответил я, не оборачиваясь. – Кэррин Мёрфи.
Последовало долгое молчание.
– Ох, – произнес наконец Морт. – Чего ж вы раньше не сказали? Я спрошу у них.
Я оглянулся через плечо. Эктомант встал из-за стола и подошел к низенькому бюро. Достав из него несколько предметов, он принялся раскладывать их на столе.
Я закрыл дверь и, снова заперев ее, вернулся к столу. Морт расстелил на нем бумажную схему городских улиц, расставил по ее углам свечи и зажег их. Потом налил красных чернил из маленького пузырька в парфюмерный пульверизатор.
Некоторое время я молча смотрел за его приготовлениями. Наконец не выдержал:
– Почему?
– Я знал ее отца, – сказал Морт. – И я знаю ее отца.
– Она хороший человек.
– Я слышал, – кивнул он, зажмурился на мгновение и сделал глубокий вдох. – Дрезден, мне нужно, чтобы вы немного помолчали. Я не могу позволить себе отвлекаться.
– Идет, – согласился я.
– Я попрошу их, – продолжал Морт. – Вы меня не услышите, а они – легко. Я распылю чернила над картой, а они соберут их в тех местах, где обнаружат эти следы, о которых вы говорили.
– Думаете, получится? – спросил я.
Он пожал плечами:
– Возможно. Только я никогда прежде этого не делал. – Он снова зажмурился. – Ш-ш-ш, – добавил он.
Я сел и постарался не шевелиться. Несколько минут Морт оставался совершенно неподвижным, потом губы его начали шевелиться. Никакого звука, впрочем, они не издавали, если не считать едва слышного дыхания. Он вдруг как-то сразу вспотел, и свечные огни отразились в его блестящей лысине. Воздух у моего лица внезапно завибрировал, и что-то холодное словно коснулось моего тела – сначала в одной точке, потом в другой, в третьей… Спустя секунду я уже не сомневался, что в комнате присутствует кто-то невидимый. Потом еще один и еще. Не прошло и минуты, и я, несмотря на то что не видел и не слышал никого, понял: комната буквально набита людьми. Я испытал легкий приступ клаустрофобии и подавил острое желание выйти на улицу. Определенно это была магия, но отличавшаяся от всего, с чем я имел дело прежде. Что бы ни говорили мне мои инстинкты, я оставался неподвижно и тихо сидеть у стола.
Морт резко кивнул, взял пульверизатор и выпустил облачко красных чернил в воздух над картой.
Я затаил дыхание и придвинулся чуть ближе.
Облачко медленно опускалось на карту, но, вместо того чтобы равномерно распределиться по ее поверхности, оно вдруг начало закручиваться кое-где в миниатюрные вихри, словно крошечные кроваво-красные торнадо затанцевали над картой. У их основания на бумаге возникли алые круги, а потом воронки вытянулись в столбики и исчезли.
Морт крякнул и, задыхаясь, плюхнулся на стул.
Я встал и вгляделся в карту.
– Ну как, получилось? – прохрипел Морт.
– Кажется, да, – сказал я и ткнул пальцем в карту у одного из самых больших красных кружков. – Это Институт патологоанатомии. Один из них сегодня вечером сотворил там зомби.
Морт открыл глаза и тоже склонился над схемой; глаза его помутнели от усталости. Он указал на другое кровавое пятно:
– И здесь. Это Музей естественной истории.
Я передвинул палец на новое место:
– А это довольно злачный район. Кажется, это жилое здание. – Взгляд мой скользнул по карте. – И кладбище. И… что за черт – это аэропорт?
Морт покачал головой:
– Смотрите, пятно темнее других. Думаю, это под аэропортом, в Нижнем городе.
– Угу, – кивнул я. – Что ж, не лишено логики. И еще два. Переулок у Бёнем-парка и тротуар в Уэккере.
– Шесть, – произнес Морт.
– Шесть, – подтвердил я.
Шесть некромантов вроде Гривейна и Коула.
А я только один.
Адские погремушки.
Глава 11
Сворачивая к своему дому, я зацепил крылом дурацкого джипа свой старый железный почтовый ящик. Ящик оцарапал капот и с лязгом полетел на асфальт. Остановив джип у лестницы, я вернулся к ящику и сунул столб, на котором он покоился, обратно в дырку в земле. Столб от столкновения погнулся, и ящик пьяно покосился набок, но все-таки держался. Сойдет.
Я собрал свою амуницию, включая взятый из «жучка» обрез, и поспешил в дом.
Там я сунул все это в угол, активировал обереги и запер тяжелую стальную дверь, которую установил после того, как один большой и злой демон дунул, двинул и разнес к чертовой матери ее предшественницу. Только проделав все это, я позволил себе перевести дух и немного расслабиться. Гостиная освещалась только тлеющими в камине углями да еще двумя-тремя крохотными язычками пламени. Из кухонного алькова до меня донесся ритмичный стук – это Мыш приветственно похлопал хвостом по обшивке холодильника.
Томас сидел в большом кресле у камина, рассеянно поглаживая Мистера. Мой кот, свернувшись у Томаса на коленях, невозмутимо смотрел на меня прищуренными зелеными глазами.
– Томас? – произнес я.
– На подвальном фронте без перемен, – доложил Томас. – Стоило Баттерсу преклонить голову, и он вырубился до бессознательного состояния. Я сказал ему, что он может лечь в спальне.
– Отлично, – кивнул я.
Потом достал из кармана эту чертову книжку Эрлкинга, зажег на столе несколько свечей и плюхнулся на диван.
Томас приподнял бровь.
– Ох, – пробормотал я, садясь. – Извини, не подумал. Ты, должно быть, хочешь спать.
– Не особенно, – отозвался он. – И потом, должен же кто-то нести вахту.
– Ты в порядке? – спросил я.
– Просто спать сейчас не хочется. Да ложись на диван, не бери в голову.
Я кивнул и снова лег:
– Хочешь поговорить?
– Если бы хотел, поговорил бы.
Он снова повернулся к огню, поглаживая кота.
Ясное дело, его расстройство никуда не делось, но я по опыту знал, что давить на Томаса, пусть даже с самыми благими намерениями, бесполезно. Он упрется из чистого упрямства, и разговор зайдет в тупик.
– Спасибо, что приглядел за Баттерсом.
Томас кивнул.
Мы погрузились в атмосферу спокойного, расслабленного молчания, и я раскрыл книжку.
Еще через некоторое время я уснул.
Почти сразу же мне начал сниться сон. Зловещие деревья, по большей части вечнозеленые, окружали небольшую поляну. В центре ее потрескивал, плюясь в небо искрами, небольшой, аккуратно сложенный костерок. В воздухе ощущался запах близкого озера: мох, цветы и дохлая рыба, к которым добавлялся запах опавшей хвои. От зябкого воздуха меня пробрала дрожь, и я придвинулся ближе к огню, но все равно казалось, будто спина моя прижата к поверхности льда. Откуда-то сверху доносились дикие, трубные крики перелетных гусей. Я не узнал этого места, но оно почему-то казалось мне хорошо знакомым.
На решетке стоял у огня железный кофейник; с треноги свешивался котелок, в котором, судя по запаху, варилось что-то очень аппетитное, возможно оленина.
Напротив меня сидел у костра мой отец.
Малькольм Дрезден был высоким, худощавым мужчиной с темными волосами и ярко-голубыми глазами, в поношенных джинсах и кожаных походных ботинках. Под охотничьей курткой с меховым воротником я разглядел его любимую рубаху в красную клетку. Он нагнулся, помешал варево в котелке, потом набрал ложку, подул на нее и осторожно попробовал.
– Недурно, – сказал он.
Потом взял с плоского камня две железные кружки и снял с огня кофейник, ухватив его за деревянную ручку. Он разлил кофе по кружкам и, повесив кофейник на колышек, протянул одну из кружек мне:
– Согреешься?
Я взял кружку и некоторое время молча смотрел на него. Возможно, я ожидал, что он будет выглядеть совершенно так, каким я его запомнил, но это вышло не так. Он казался худее. И выглядел совсем молодым – возможно, моложе меня. А еще… каким-то совсем обыденным.