Она устало потерла глаза:
— Я предложу ему вернуть деньги.
— Хорошая мысль. Если только он не убьет вас прежде, чем вы успеете сделать ему это предложение.
Секунду-другую она сердито смотрела на меня, всхлипывая.
— Что вы от меня хотите?
Я вынул из-под вороха ярко-желтого хлопчатого полотна коробочку с салфетками и сунул ей в руки.
— Информацию. Я хочу знать все. Вполне возможно, вы слышали или видели что-нибудь такое, что могло бы помочь вернуть плащаницу. Помогите мне — и я, возможно, смогу выиграть для вас немного времени, чтобы вы успели убраться из города.
Она взяла коробку и промокнула глаза салфеткой.
— Откуда мне знать, что вы действительно сдержите обещание?
— Раз — ромашка… Два — ромашка… Я дважды спас вам жизнь. Полагаю, вы могли бы уже и доверять моей доброй воле.
Она опустила взгляд, прикусив губу:
— Я… я не знаю.
— Мое предложение имеет ограниченный срок действия.
Она сделала прерывистый вздох:
— Хорошо. Ладно, дайте мне умыться. Одеться. Я расскажу вам все, что знаю.
— Вот и хорошо, — кивнул я. — Валяйте. Душ — в ванной, в том конце коридора. Я принесу вам полотенце и все такое.
— Это ваш дом?
— Друзей. Но я здесь оставался пару раз.
Она кивнула и пошарила руками вокруг себя, пока не нашла черную водолазку — ту, которую носила вчерашней ночью. Натянув ее на себя, она встала. У нее были длинные красивые ноги, хоть и изрядно украшенные синяками; наступив на правую, она издала болезненный крик и чуть не упала. Я поймал ее прежде, чем она рухнула на пол, и она привалилась ко мне, приподняв правую ногу.
— Черт бы подрал, — выдохнула она. — Должно быть, лодыжку потянула вечером. — Она нахмурилась и покосилась на меня. — Руки!
Я отдернул руку от чего-то приятно гладкого и крепкого:
— Простите. Не нарочно. Дойти сможете?
Она покачала головой, продолжая балансировать на одной ноге:
— Вряд ли. Поможете чуть-чуть?
Я помог ей доковылять по коридору до ванной. Потом достал из шкафа с бельем пару полотенец и сунул ей в высунутую из неплотно прикрытой двери руку. Она заперла дверь и включила душ.
Я тряхнул головой и двинулся обратно в гостиную, на ходу набирая номер отца Винсента. После пятого гудка он снял трубку; голос его звучал устало и напряженно.
— Винсент слушает.
— Это Гарри Дрезден, — сказал я. — Я знаю, как плащаница попала в Чикаго и кто покупатель. Однако сейчас ее перехватила третья сторона, так что она у них.
— Вы уверены? — спросил Винсент.
— Угу.
— Вам известно, где она?
— Не совсем, но я рассчитываю узнать это. К сегодняшнему вечеру… возможно, даже раньше.
— Но почему только к вечеру? — удивился Винсент.
— Ну… гм… Это немного сложно объяснить, — сказал я.
— Может, с заключительной частью расследования справится полиция?
— Я бы посоветовал не рассчитывать на это.
— Почему?
— У меня имеется кое-какая информация, подтверждающая обоснованность некоторых ваших подозрений.
— О! — произнес Винсент. Оптимизма в его голосе заметно убавилось. — Нам, наверное, нужно встретиться и поговорить, мистер Дрезден. Мне не хотелось бы обсуждать это по телефону. В два часа, в том же номере, где мы встречались в прошлый раз.
— Пожалуй, выберусь, — согласился я.
— До встречи, — сказал Винсент и повесил трубку.
Я вернулся в гостиную. Сьюзен сидела и читала утреннюю газету за кофе с пончиком. Одна из створок откатной двери, ведущей на задний двор, была сдвинута. С другой ее стороны громоздились штабеля досок и пластика: Майкл сооружал пристройку к дому. Со двора слышался ритмичный звук пилы.
Я вышел и увидел работающего отца Фортхилла. Он снял пальто и воротничок и остался в черной рубахе с короткими рукавами. Еще он надел кожаные рабочие рукавицы и защитные очки. Он допилил доску, сдул с нее опилки и распрямился.
— Как отец Винсент?
— Судя по голосу, изрядно устал, — сообщил я. — Наверное, сегодня я еще с ним пересекусь — если только прежде не случится ничего неожиданного.
— Я за него беспокоюсь, — признался Фортхилл.
Он приладил доску поверх проема, который, судя по всему, должен был превратиться в окно.
— Помогите-ка.
Я послушно взялся за доску. Фортхилл вынул из коробки несколько гвоздей и принялся заколачивать первый, зажав остальные в зубах.
— А мисс Вальмон? — поинтересовался он, покончив с этим.
— Принимает душ. Похоже, она все-таки будет с нами сотрудничать.
Фортхилл нахмурился и вытащил из зубов еще один гвоздь.
— Честно говоря, по первому впечатлению я такого от нее не ожидал.
— Вы недооцениваете мое личное обаяние, — возразил я. — Леди трудно устоять перед ним.
— Мм… — с сомнением произнес Фортхилл, не выпуская изо рта гвозди.
— Да нет, для нее это единственный разумный выход. Мы же приперли ее к стенке — так ведь?
Фортхилл забил гвоздь и нахмурился еще сильнее. Потом посмотрел на меня.
Я принял беззаботный вид, потом все-таки посмотрел на него.
— Пойду погляжу, как она там, — буркнул я так, словно с самого начала собирался это сделать.
Я как раз дошел до середины гостиной, когда услышал хлопок автомобильной дверцы и знакомый рык мотора. Бегом бросившись к входной двери, я распахнул ее как раз вовремя, чтобы увидеть стремительно удаляющееся от меня по улице разбитое заднее стекло «Голубого жучка».
Я сунул руку в карман и застонал. Ключей в нем не оказалось.
— Сукина дочь! — зарычал я и отчаянно ударил кулаком по дверному косяку. Ударил не слишком сильно: злость злостью, а калечить себе костяшки пальцев я не хотел. — И ты козел. Трюк старый как мир, и ты, конечно же, на него купился.
Сьюзен подошла ко мне и вздохнула:
— Нет, Гарри, ты все-таки идиот. Хороший ты человек, но во всем, что касается женщин, — идиот, да и только.
— Сначала плащ, теперь еще и машина. И это, черт подери, называется благодарностью…
Сьюзен кивнула:
— Никакое добро не остается безнаказанным.
— Ты надо мной еще смеешься?
Она постаралась сохранить серьезное лицо. Голос ее, правда, звучал чуть сдавленно.
— Нет.
— Нет, смеешься.
Она порозовела и замотала головой.
— Смеешься над моими больными местами, — с упреком добавил я.
Она повернулась, пошла в гостиную и взяла газету. А потом села и подняла газету так, чтобы я не видел ее лица. Из-за газеты слышались странные сдавленные звуки.
Рыча, я ринулся в пристройку. Фортхилл оглянулся на меня, и брови его поползли вверх.
— Дайте мне что-нибудь сломать, — попросил я. — Или то, по чему я смогу врезать — чтобы изо всей силы.
В глазах его блеснули искры.
— Вы поранитесь. Подержите лучше вот это.
Я поднял и придержал для него еще доску. Фортхилл поднял руку с зажатым в ней молотком. Рукав его рубахи задрался при этом движении, и я увидел на внутренней стороне предплечья две бледно-зеленые линии.
— Погодите-ка, — сказал я и схватил его за локоть.
Доска выскользнула из моей руки и, падая, больно врезала мне по башке. Я чертыхнулся, поморщился, но задрал ему рукав чуть выше.
На внутренней стороне правого предплечья у Фортхилла красовалась татуировка.
Глаз Тота.
— Что это? — напряженно спросил я.
Фортхилл огляделся и одернул рукав:
— Татуировка.
— Понятное дело, татуировка. Это я и сам вижу. Что она означает?
— Это я в молодые годы чудил, — ответил он. — Было у нас одно общество.
Я пытался сохранять спокойствие, но все равно охрип от волнения.
— Что за общество?
Фортхилл мягко моргнул, глядя на меня:
— Не понимаю, что вас так встревожило, Гарри…
— Какое общество?
Вид у него оставался смущенным.
— Нас было всего несколько человек: мы проходили послушание вместе. Совсем еще мальчишки, конечно. И мы… Нам довелось столкнуться с необычными явлениями. В нашем городе вампир убил двоих человек… и мы вместе остановили его. Само собой, нам никто не поверил.
— Само собой… — кивнул я. — А татуировка?
Фортхилл задумчиво прикусил губу:
— Я про нее уже и думать давно забыл. В общем, наутро после этих событий мы пошли и сделали себе эти татуировки. Поклялись друг другу вечно стоять на страже против сил зла, помогать друг другу…
— А что потом?
— Когда прошла эйфория, мы все силы приложили к тому, чтобы никто из старших церковных чинов этого не увидел. — Фортхилл мечтательно улыбнулся, вспоминая. — Все-таки мы были очень молоды.
— А потом?
— А потом год за годом не происходило никаких сверхъестественных событий, и постепенно все пятеро разлетелись кто куда. В общем, до прошлой недели, когда я вдруг встретился с Витторио… с отцом Винсентом, я много лет словом ни с кем из них не перемолвился.
— Погодите-ка. У Винсента тоже была такая татуировка?
— Полагаю, он мог ее и свести. От него такого вполне можно было бы ожидать.
— А что стало с остальными из вашей группы?
— Все умерли за последние несколько лет, — вздохнул Фортхилл. Он стащил перчатку и задумчиво посмотрел на свою морщинистую руку. — Впрочем, скажи нам тогда, что мы доживем до такого возраста, не поверили бы.
Шестеренки в моей голове провернулись, зацепились друг за друга, и я все понял. Я понял, что происходит и почему. Повинуясь чистой интуиции, я поспешил к двери на улицу, собирая на ходу свое барахло. Отец Фортхилл старался не отставать.
— Гарри?
Я прошел мимо Сьюзен. Та отложила газету и тоже шагнула следом:
— Гарри?
Я толчком ноги распахнул входную дверь.
Мотор белого Майклова пикапа стих, пыль из-под колес уже почти осела. Они с Саней выбрались из кабины. Вид у них был немного помятый и сильно небритый, но вполне здоровый. Майкл изумленно уставился на меня:
— Гарри? Мне показалось, я только что видел вашу машину… ее гнала по шоссе какая-то женщина. Что происходит?
— Соберите все, что нужно для боя, — сказал я. — Мы выезжаем.