Снизу донесся еще один демонический крик и скрежет раздираемого металла. Крик делался все тише, удаляясь в направлении головы состава, а минуту спустя Майкл поднялся на крышу по закрепленным на боковине вагона скобам. Меч висел у него на поясе в ножнах.
Я бросился к Сане. Из глубокой раны на ноге хлестала кровь. Он уже снял пояс, и я помог ему наложить на ногу жгут, останавливая кровотечение.
Марконе, хмурясь, подошел к месту, откуда сорвался вниз Никодимус:
— Черт! Почему бы ему не помереть здесь, на крыше. Теперь нам придется возвращаться за плащаницей.
— Не придется, — возразил я. — Вы его не убили. Только разозлили хорошенько.
— Вы так считаете? — усомнился Марконе. — Я же вроде его как следует свинцом накормил.
— Я вообще не уверен, что его возможно убить, — заметил я.
— Интересно. Как думаете, он может бежать быстрее поезда?
— Вполне вероятно, — кивнул я.
Марконе повернулся к Сане:
— У вас есть еще обойма?
— Где Дейдре? — спросил я у Майкла.
Он покачал головой:
— Ранена. Она прорвалась через стенку в следующий вагон. Слишком рискованно преследовать ее в закрытом помещении.
Я встал и полез обратно в вагон для скота. Пошарив на полу, я обнаружил свой посох. Поколебавшись немного, я забрал карабин Марконе и двинулся обратно.
Как выяснилось, я ошибался. Никодимус не умел бежать быстрее поезда.
Быстрее поезда он летел.
Он спикировал на нас с ночного неба; тень его раскинулась за спиной подобием огромных перепончатых крыльев. Меч сверкнул, целясь в Марконе. Что ж, по сравнению с рефлексами джентльмена бросок змеи показался бы неуклюжим выпадом. Он бросился ничком и перекатился по крыше, уворачиваясь от удара динарианского меча.
Никодимус спланировал на крышу следующего вагона и остановился, чуть пригнувшись, лицом к нам. На лбу его появился светящийся знак — шевелящийся, меняющий очертания, так что один взгляд на него вызывал приступ тошноты. Кожа его потемнела и опухла в тех местах, куда пришлись очереди Марконе, и все же восстанавливалась на глазах. Лицо его перекосилось от ярости, а его тень ползла по крыше в нашу сторону и скрывалась в зазоре между вагонами.
Послышался металлический лязг, и наш вагон вздрогнул. Лязг повторился.
— Он расцепляет вагоны! — крикнул я.
Вагон, на крыше которого стоял Никодимус, начал удаляться от нас, а зазор между вагонами — увеличиваться.
— Вперед! — крикнул Саня. — Я в порядке!
Майкл вскочил и, не колеблясь, прыгнул. Марконе отшвырнул автомат в сторону и тоже прыгнул, отчаянно молотя по воздуху руками. Он приземлился на самом краю крыши.
Я забрался на край вагона и глянул вперед, на удаляющийся вагон. Мне очень живо представилось, как вместо крыши соседнего вагона я приземляюсь на рельсы — прямо перед катящимся по инерции вагоном. Даже отцепившись от локомотива, он продолжал двигаться с вполне ощутимой скоростью. Мало не показалось бы. Я отшвырнул карабин и накачал побольше воли в посох. Потом оттолкнулся ногами и посохом от торца вагона и крикнул:
— Forzare!
Высвобожденная заклинанием сила швырнула меня вперед. Даже слишком далеко вперед. Я приземлился ближе к Никодимусу, чем Майкл или Марконе, но, по крайней мере, не распластался у его ног.
Майкл шагнул вперед и встал рядом со мной, а спустя секунду к нам присоединился Марконе. В обеих руках он держал по автоматическому пистолету.
— Паренек-то не слишком быстр, правда, Майкл? — усмехнулся Никодимус. — Зато ты, пожалуй, вполне достойный соперник. Не настолько опытен, как хотелось бы… но трудно найти кого-либо, чей опыт превышает тридцать или сорок лет — тем более двадцать столетий. Не настолько способен, как японец, — так ведь таких считаные единицы.
— Отдай плащаницу, Никодимус! — крикнул Майкл. — Она тебе не принадлежит.
— Ну как же не принадлежит, — отозвался Никодимус. — И во всяком случае, не ты меня остановишь. А когда я разделаюсь с тобой и чародеем, я вернусь за тем мальчиком. Три Рыцаря за день — пожалуй, это рекорд.
— Отпускать шпильки он умеет, факт, — буркнул я. — А я-то, дурак, считал, что это мое амплуа.
— По крайней мере, вас он вниманием не обошел, — отозвался Марконе. — Я чувствую себя незаслуженно обиженным.
— Эй! — крикнул я. — Старина Ник, можно один вопрос?
— Всегда пожалуйста, чародей. Когда мы схватимся, боюсь, у тебя уже не будет такой возможности.
— Зачем? — спросил я.
— Прошу прощения?
— Зачем? — повторил я. — Какого черта ты все это делаешь? Я хочу сказать, я понимаю, зачем ты стырил плащаницу. Тебе нужна была тяжелая артиллерия. Но чума-то зачем?
— Ты читал Евангелия?
— Давненько, — признался я. — Но я просто не могу поверить: неужели ты серьезно думаешь, что затеваешь апокалипсис?
Никодимус покачал головой:
— Дрезден, Дрезден. Апокалипсис, о котором ты говоришь, — это не событие. По крайней мере, не какое-то конкретное событие. Рано или поздно, я уверен, наступит и настоящий апокалипсис, который положит конец всему, но я сильно сомневаюсь, что именно это событие положит ему начало.
— Тогда на кой черт тебе это?
Некоторое время Никодимус молча смотрел на меня, потом улыбнулся.
— Апокалипсис — это состояние ума, — произнес он. — Убеждение. Капитуляция перед неизбежностью. Отчаяние перед будущим. Смерть надежды.
— И в такой среде, — негромко сказал Майкл, — это означает больше страданий. Больше боли. Больше отчаяния. Больше сил тьме и ее приспешникам.
— Вот именно, — кивнул Никодимус. — Но, конечно, мы не одиноки. Террористическая организация уже готовится взять на себя ответственность за эту чуму. Это, в свою очередь, вызовет репрессии, протесты, военные действия. Много всякого.
— На шаг ближе к концу, — пояснил Майкл. — Вот как он это видит. Как прогресс.
— Я предпочитаю смотреть на это как на простую энтропию, — возразил Никодимус. — На мой взгляд, во всем этом лишь один настоящий вопрос: почему вы выступаете против меня? Это же закон вселенной, Рыцарь. Все распадается. Твое сопротивление лишено смысла.
Вместо ответа Майкл потянул меч из ножен.
— А-а-а, — протянул Никодимус. — Красноречиво.
— Держитесь сзади, — бросил мне Майкл. — Не отвлекайте меня.
— Майкл…
— Я серьезно. — Он шагнул вперед, навстречу Никодимусу.
Никодимус не спешил. Он скрестил мечи с Майклом, потом отсалютовал клинком. Майкл повторил это движение.
Никодимус ринулся в атаку, и Амораккиус снова вспыхнул ослепительным светом. Они встретились примерно посередине вагона и обменялись стремительными выпадами. Потом разошлись и снова сшиблись. Оба пока оставались невредимы.
— Насколько я понимаю, огнестрельный огонь представляется ему малоубедительным, — негромко сказал мне Марконе. — Я правильно понял, меч Рыцаря может нанести ему реальную травму?
— Майкл в этом сомневается, — ответил я.
Марконе недоуменно моргнул и посмотрел на меня:
— Тогда зачем он с ним бьется?
— Затем, что это необходимо сделать.
— А знаете, о чем я сейчас думаю? — спросил Марконе.
— Вы думаете, что при первой возможности нам стоит выстрелить Никодимусу в спину, чтобы Майкл расчленил его.
— Вы правы.
Я достал пистолет:
— Что ж, ладно.
Тут впереди, в нескольких вагонах от нас, вспыхнули глаза Дейдре, и она бросилась на нас. Я успел разглядеть ее в тот момент, когда она перепрыгивала на крышу нашего вагона: те же стальная чешуя и прическа в стиле тасманского дьявола. Только теперь в руке она сжимала меч.
— Майкл! — крикнул я. — Сзади!
Майкл повернулся и отпрянул в сторону, уходя от первой атаки Дейдре. Ее волосы тянулись за ним, полосуя одежду, перехватывая сжимавшую Амораккиус руку.
Я действовал не раздумывая. Сорвав со спины трость Широ, я крикнул: «Майкл!» — и бросил ему трость.
Майкл почти не повернул головы. Он вытянул руку, поймал трость и, перехватив меч за рукоять, одним движением стряхнул с него ножны. От сияния клинка Фиделаккиуса на крыше сделалось еще светлее. А Майкл уже полоснул вторым мечом по волосам Дейдре, которая со страхом отпрянула от него.
Никодимус снова налетел на него, и Майкл встретил его уже двумя клинками.
— О Dei! Lava quod est sordium! — вскричал Майкл. — Избави нас от лукавого, Господи!
Мечи звенели что твои колокола. Майкл устоял перед натиском Никодимуса; более того, он начал теснить противника. В тот момент, когда Никодимус развернулся к нам боком, я открыл огонь. Мгновение спустя ко мне присоединился Марконе.
Пули застали Никодимуса врасплох, и он потерял равновесие. Майкл вскрикнул и усилил натиск, впервые с начала боя завладев инициативой. Шаг за шагом Никодимус пятился к краю вагона.
— Адские погремушки, а ведь он побеждает, — пробормотал я.
И тут Никодимус выхватил из-за пояса пистолет.
Он направил его дуло Майклу в грудь и нажал на спуск. Еще раз и еще. От вспышек и грохота стук колес по рельсам показался тихим шорохом.
Майкл упал и остался лежать, не шевелясь.
Свет мечей разом померк.
— Нет! — заорал я, поднял пистолет и снова открыл огонь.
Марконе — тоже.
В общем-то — с учетом того, что мы стояли на крыше несущегося поезда, — мы стреляли неплохо. Жаль только, Никодимусу это не причинило ни малейшего вреда. Он не спеша двинулся к нам, время от времени дергаясь, когда пуля ударяла в кость. По дороге он небрежно столкнул оба меча ногой с крыши.
У меня кончились патроны в барабане, и Никодимус легким движением меча выбил револьвер у меня из руки. Тот с лязгом ударился о крышу вагона, подскочил и исчез в ночи. Поезд громыхал по длинному пологому подъему к мосту. Дейдре на четвереньках подбежала к отцу. Лицо ее осветилось счастливой хищной ухмылкой, вьющиеся кончики ее волос легко скользнули по неподвижному телу Майкла.
Я превратил свой щит в прочный барьер.
— Даже не утруждайтесь предлагать мне свою гребаную монету, — заявил я.