— Я тут читаю, Мёрф.
— У тебя все еще идет кровь. Сквозные ранения долго кровоточат, если их не перевязать как следует.
— Угу. Я пытался это объяснить, но меня все равно заставили снять повязку.
— Кто заставил?
— Долго рассказывать. Значит, охранник у входа не видел, чтобы кто-нибудь входил?
Решительными движениями она содрала с руки повязку. Это было больно. Она достала из коробки какой-то антисептик.
— Видеоконтроль тоже не засек ничего подозрительного, и помех, сопутствующих всяким магическим штучкам, тоже не было. Я проверила.
Я присвистнул:
— Неплохо, Мёрф.
— Ну да, иногда я пользуюсь и головой, не только пистолетом. Потерпи, будет больно.
Она щедро побрызгала мне на ладонь аэрозолем. Щипало и правда здорово.
— Ай!
— Не хнычь.
— А другие входы и выходы из здания?
— Никаких — если, конечно, кто-то не умеет летать или проходить сквозь стены. Все остальные двери — пожарные выходы с сигнализацией, которая срабатывает, стоит кому-то открыть их.
Я продолжал листать бумаги:
— Перелом шеи как следствие падения с лестницы — так здесь написано. Его нашли у нижней ступени.
— Верно. — Мёрфи вытерла мою руку с двух сторон салфеткой, потом снова побрызгала антисептиком. Щипало заметно слабее. — Повреждения на теле вполне соответствуют тем, что можно получить при падении, и ведь он был пожилой человек. Никого постороннего не видели ни входящим, ни выходящим из здания, оборудованного совершенной системой сигнализации, так что, вполне естественно…
— …никто не искал убийцу, — договорил за нее я. — И не доложил ничего такого, что могло хотя бы намекнуть на это. Нет, погоди-ка, не так ведь. Вот, тут написано, что первый прибывший по вызову полицейский обнаружил на верхней площадке лестничного пролета, откуда упал Ройель, «скользкую слизь».
— Но никто из детективов, прибывших на место происшествия позже, ничего такого не видел, — возразила Мёрфи. Она наложила на рану с обеих сторон по тампону и принялась фиксировать их бинтом. — Первый полицейский был новичок. Все решили, что он видит убийство там, где его нет, чтобы ему поручили вести расследование.
Я нахмурился, вертя в руках распечатки фотографий:
— Вот, видишь? Рукава плаща Ройеля мокрые. Видишь, совсем другой цвет.
Она вгляделась и кивнула:
— Возможно. Но об этом в рапорте ни слова.
— «Скользкая слизь». Очень похоже на эктоплазму.
— Чего-чего? Экто-как-ее?
Я согнул и разогнул пальцы, пробуя повязку:
— Вроде хорошо. Эктоплазма. Материя из Небывальщины.
— Из мира духов, да? Из страны фей?
— И их — в том числе.
— Тамошняя материя — слизь?
— Она превращается в слизь, когда магия, которая сдерживала ее, исчезает. Но пока та действует, она ничем не отличается от настоящей. Например, то тело, которое соорудил себе Кравос, когда отправился на расправу с тобой. Помнишь, оно внешне ничем не отличалось от моего?
Мёрфи поежилась и начала убирать принадлежности обратно в аптечку.
— Значит, когда тот, кто превращает эту эктодрянь в материю, уходит, она превращается в…
— Слизь, — подтвердил я. — Она прозрачная и скользкая и через несколько минут испаряется совсем.
— Получается, убить Ройеля могло что-то из Небывальщины?
— Угу, — кивнул я. — Или кто-то мог открыть портал прямо в дом. Обыкновенно, когда кто-то открывает портал, остаются следы. Пыль, попавшая из Небывальщины. Кто-то мог отворить портал, а потом уйти тем же путем.
— Надо же! А я-то думала, в этой твоей Небывальщине нет никого, кроме чудищ. Значит, люди тоже могут туда попадать?
— Ну… да, если знаешь нужные заклинания. Правда, там на каждом шагу полно жутко опасных штук. Это тебе не воскресная прогулка.
— Господи Исусе, — выдохнула Мёрфи. — Значит, кто-то…
— Или что-то, — поправил я.
— Или что-то могло войти в дом и выйти незамеченным. Всего делов-то. Минуя замки, охранников и камеры наблюдения. И эта штука страшная?
— Может быть. Не знаю. Вошла, спихнула дедулю с лестницы и ушла.
— Господи. Бедный старикашка.
— Знаешь, Мёрф, не думаю, что он был таким уж беспомощным. Ройель путался с феями. Как-то мне не верится, чтобы он был кристально чист.
Она кивнула:
— Пусть так. Он что, нажил сверхъестественных врагов?
Я вгляделся в фотографию:
— Похоже на то.
Мёрфи покачала головой. Она чуть подалась вперед, но встряхнулась, подвинулась и положила голову на спинку дивана.
— И что дальше?
— Буду рыть. Так сказать, пробовать почву под ногами.
— Выглядишь ты паршиво. Отдохнул бы ты сначала. Принял душ. Отъелся немного. Ну, может, постричься не помешало бы.
Я потер глаза здоровой рукой.
— Ага, — сказал я и зевнул.
— И ты скажешь мне, если узнаешь что-нибудь.
— Мёрф, если это что-то из Небывальщины, то, скорее всего, не из твоей… — Я чуть было не сказал «весовой категории», но спохватился. — Это вне твоей юрисдикции.
Она передернула плечами:
— Если это является в мой город и причиняет вред кому-то, кого я обязана защищать, я хочу, чтобы виновник ответил за это. — Она закрыла глаза. — Ты тоже этого хочешь, полагаю. А кроме того… Ты обещал.
Что ж, тут она меня одолела.
— Угу. Ладно, Мёрф. Как только узнаю что-нибудь, позвоню.
— Договорились, — сказала она, сворачиваясь в клубок на углу дивана.
Глаза ее слипались. Она откинула голову назад, трогательно открывая беззащитную шею.
— От Сьюзен ничего? — спросила она, помолчав минуту.
Я мотнул головой:
— Нет.
— Но статьи ее в «Волхве» продолжают выходить. Значит, с ней все в порядке.
— Надеюсь, что так.
— Тебе удалось найти что-нибудь, что смогло бы ей помочь?
Я вздохнул и мотнул головой:
— Пока нет. Это все равно что об стенку лбом биться.
Она чуть улыбнулась:
— С твоим-то лбом мне жаль стену. Упрямее тебя я никого еще не встречала.
— Давно не слышал комплимента приятнее.
Мёрфи кивнула:
— Хороший ты мужик, Гарри. Если кто-то и может помочь ей, так только ты.
Я опустил взгляд, чтобы она не видела слез, набухших у меня на глазах, и принялся убирать бумаги обратно в папку.
— Спасибо, Мёрф. Твои слова очень много для меня значат.
Она не ответила. Я поднял взгляд и увидел, что она лежит щекой на спинке дивана, чуть приоткрыв рот.
— Мёрф? — спросил я.
Она не шелохнулась. Я встал, положил папку на стул, потом нашел одеяло и укрыл ее, подоткнув края. Она негромко вздохнула и потерлась щекой о шелковую обивку.
— Спокойной ночи, Мёрф, — сказал я, взял папку и пошел к двери.
Я запер все, что мог, вернулся к «жучку» и поехал домой.
Все тело мое болело — не столько от нагрузок, сколько просто от усталости. И раненая рука, конечно, вела себя так, словно ее хорошенько вымочили в бензине и подожгли.
Однако душа моя болела еще сильнее. Бедняга Мёрфи жестоко страдала. Она боялась того, с чем могла встретиться, хотя решимости ее от этого не становилось меньше. Вот она смелость — мне до нее в этом смысле далеко. Я, по крайней мере, знал, что смогу хоть как-то обороняться, если какой-нибудь потусторонний монстр нападет на меня. У Мёрфи не было и этого.
Мёрфи была настоящим другом. Она не раз спасала мне жизнь. Мы бились бок о бок. Теперь она снова нуждалась в моей помощи. Ей приходилось сражаться с собственным страхом — это я прекрасно понимал. Нравилось мне это или нет, но я не мог не помочь ей в этом. В ее нынешнем состоянии она становилась особенно уязвимой к нападениям вроде того, что имело место в прошлом году. И если такое случится прежде, чем она хоть немного оправится от этой истории с Кравосом, это ее не просто ранит — это может сломать ее раз и навсегда.
Сомневаюсь, чтобы я смог жить в мире с собой, если позволю такому случиться.
— Черт, — буркнул я себе под нос — тоже мне помощи попросил! Ох, ладно, постараюсь, чтобы ты, Мёрф, выбралась из этого целая и невредимая.
Я постарался задвинуть свои тревоги насчет Мёрфи в дальний уголок мозга. Лучшим способом защитить ее было бы сосредоточиться на деле, добиться какого-то прорыва. Беда только, мой мозг чувствовал себя так, словно какая-то тварь залезла в него да там и издохла. Так что самый вероятный прорыв, что мне светил пока, вел прямиком в комнату с мягкой обивкой стен и смирительной рубашкой.
Мне нужно было поесть. Поспать. Умыться. Если я не приведу себя хоть в какое-то подобие порядка, запросто могу вляпаться во что-нибудь, что наверняка угробит меня, и я не замечу этого, пока не будет поздно.
Я остановил «жучок» у своего дома. Я живу в подвале старого жилого здания, построенного больше ста лет назад. Покинув машину, я не забыл захватить с собой свои жезл и посох. Идти от машины к моей двери всего ничего, но и на этом пути на меня уже нападали. Вампиры не отличаются в таких делах избыточной разборчивостью.
Я спустился по ступенькам, отпер дверь и пробормотал фразу, отключающую охранительные заклятия ровно настолько, чтобы войти и запереть за собой дверь. Я шагнул внутрь, и инстинкты мои взвыли, предупреждая о том, что я не один.
Я поднял жезл и послал в него заряд воли, от которого конец его ярко засиял, осветив помещение.
Так оно и оказалось: стройная, длинноногая женщина в джинсах и красной футболке стояла у моего потухшего камина. На ее груди весьма скромного размера красовалась на цепочке серебряная пентаграмма, которая в свете моего жезла засияла почти таким же ярким светом. Бледная кожа женщины напоминала оттенком подкорку дуба, пышные волосы — зрелую пшеницу, глаза — набухшие дождем грозовые облака. Красиво очерченные губы шевельнулись — сначала в улыбке, потом чуть удивленно надулись. Она подняла руки и растопырила длинные, изящные пальцы, показывая мне, что безоружна.
— Я позволила себе войти, — негромко сказала она. — Надеюсь, ты не против. Тебе стоило бы почаще менять заговоры.
Я опустил жезл, не в силах даже рта раскрыть от ошеломления. Сердце прыгало в груди какими-то дикими скачками. Она опустила руки и подошла ко мне. Она привстала на цыпочки, но с ее ростом она и без того могла дотянуться губами до моей щеки. От нее пахло полевыми цветами и жарким летним полуднем. Потом она отодвинулась, чтобы вглядеться в меня. Лицо ее приобрело чуть озабоченное выражение.