В животе моем неприятно похолодело.
— Угу. Э-э-э… Это очень… очень в вашем духе. Это извращение, безумие, но это я могу понять.
Леа улыбнулась:
— Ну конечно можешь. Раз так, перейдем к делу. Зачем ты звал меня сегодня?
Я сделал глубокий вдох и немного собрался с духом:
— Послушайте, я знаю, что в последнее время наши отношения развивались не лучшим образом. Ну и прежде тоже. И мне нечего особенно предложить, но я надеялся, вы все же не откажетесь заключить со мной сделку.
Она изогнула огненно-алую бровь:
— С какой целью?
— Мне нужно поговорить с ними, — сказал я. — С Мэб и Титанией.
Выражение лица ее сделалось более отстраненным, задумчивым.
— Ты должен понимать, что в случае чего я не смогу защитить тебя от них. Моя сила возросла, детка, но не до такой степени.
— Понимаю. Но если я не раскопаю этого до самого дна и не найду убийцу, меня можно считать покойником.
— Да, я слышала, — кивнула моя крестная. Она протянула мне правую руку. — Тогда дай мне руку.
— Рука мне еще нужна, крестная. Обе руки.
Она мелодично рассмеялась:
— Нет, глупое дитя. Просто дай мне руку, и все. Я тебя провожу.
Я опасливо покосился на нее:
— Почем?
— Даром.
— Даром? Вы ведь никогда и ничего не делаете даром.
Она закатила глаза к небу:
— Но не по отношению же к тебе, детка.
— Тогда к кому?
— Не к тому, кого ты знаешь. Или знал, — ответила Леа.
Тут меня осенило.
— Моя мать. Вы ведь о ней говорите, да?
Леа не убирала руки.
— Возможно, — только и сказала она с улыбкой.
Несколько мгновений я молча смотрел на ее руку.
— Не уверен, — произнес я наконец, — что вы действительно намерены защищать меня.
— Но я всегда только это и делала.
Я скрестил руки:
— И когда же?
— Если ты помнишь ту ночь на кладбище, я исцелила рану на твоей голове, от которой ты мог умереть.
— Вы сделали это лишь для того, чтобы обманом заставить меня отдать вам меч!
— Не только. — В голосе Леа зазвучала обида. — Если ты вспомнишь, что было дальше, я также освободила тебя от жестоких чар, а потом, не прошло и двадцати четырех часов, спасла от огненного пекла.
— Для этого вы лишили мою подругу всех воспоминаний обо мне! Да и от огня вы спасли меня только затем, чтобы запереть на своей псарне!
— Это не меняет того факта, что я, в конце концов, защищала тебя.
С минуту я угрюмо смотрел на нее, потом нахмурился еще сильнее:
— А что вы делали для меня потом, в последнее время?
Леа закрыла глаза и открыла рот.
— Что это за бардак у вас там? — Голос ее разом сделался старше и капризнее. — Я уже вызвала полицию, так и знайте! А ну выметайтесь отсюда, если не хотите за решетку!
Я изумленно заморгал:
— Квартира Ройеля. Так это были вы?
— Ну конечно, детка. И у супермаркета сегодня вечером.
Она описала рукой замысловатый знак в воздухе и снова открыла рот, словно намереваясь спеть что-то. Вместо пения я услышал завывание полицейских сирен — отдаленное и совершенно неотличимое от настоящего.
Я покачал головой:
— Я этого не знал.
Она сделала еще движение пальцами, и звук сирен сменился мелодичным серебристым смехом. Лицо ее сделалось почти заботливым.
— Не сомневаюсь, что не знал, крошка. — Она снова протянула мне руку. — Идем. Время поджимает.
По крайней мере в этом она была права. И я знал, что она говорит мне правду. Впрочем, всякий раз, когда мне приходилось иметь дело с феями, я оставался в итоге с расквашенным носом. Так что если Леа предлагала мне помощь даром, где-нибудь наверняка таилась подлянка.
Выражение лица Леа подсказало мне, что она либо читала мои мысли, либо просто достаточно хорошо знала меня, чтобы понимать, о чем я думаю. Она снова рассмеялась.
— Гарри, Гарри, — произнесла она. — Если это тебя так беспокоит, не забывай, что наш уговор остается в силе. Я не могу причинить тебе никакого вреда еще целых несколько недель.
Ну да, об этом-то я и забыл. Разумеется, полностью доверять этому я тоже не мог. Даже поклявшись не причинять мне вреда, она запросто могла, скажем, бросить меня посреди леса, полного всякой нечисти. Собственно, год назад она примерно так и поступила.
Снова громыхнул гром, и молния осветила тучи еще ярче прежнего. Тик-так, часы продолжали тикать, а значит, времени стоять и препираться у меня не оставалось. Я мог либо довериться моей крестной, либо вернуться домой и ждать, пока за мной придут.
Пойти с Леа было бы не просто лучшим, но единственным способом получить то, что нужно. Я сделал глубокий вдох и взял ее за руку. Кожа ее напоминала на ощупь прохладный шелк, не тронутый дождем.
— Ладно. А после мне нужно будет поговорить с Матерями.
Леа бросила на меня непроницаемый взгляд:
— Уцелей-ка сначала после наводнения, дитя мое, прежде чем бросаться в огонь. Закрой глаза.
— Зачем?
На лице ее мелькнуло раздражение.
— Детка, довольно тратить время на вопросы. Ты ведь дал мне свою руку. Закрой глаза.
Я выругался про себя и повиновался. Крестная произнесла что-то на незнакомом мне текучем языке, отчего колени мои сделались ватными, а пальцы онемели. Волна головокружения, лишившего меня ориентации в пространстве, накатила на меня, и я не могу сказать, чтобы это было слишком неприятно. Я ощутил на лице легкий ветер, какое-то движение, хотя не смог определить, падаю я, поднимаюсь или двигаюсь вперед.
Движение прекратилось, а с ним и головокружение. Снова грянул гром, очень громко, и поверхность, на которой я стоял, содрогнулась. Моих опущенных век коснулся свет.
— Вот мы и на месте, — негромко сообщила Леа.
Я открыл глаза.
Я стоял на какой-то твердой поверхности; вокруг клубился серый туман. Этот же туман стелился и под ногами, так что я не мог сказать наверняка, стою я на земле, бетоне или деревянном настиле. Вокруг громоздились холмы, тоже затянутые туманом. Я нахмурился и поднял взгляд в небо. Небосвод был чист. На бархатном занавесе ночи невероятно ярко сияли звезды; в отличие от привычного серебристого света они переливались всеми цветами радуги, напоминая россыпь самоцветов. Снова ударил гром, и земля под слоем тумана содрогнулась. Все осветилось свирепой голубой вспышкой молнии и медленно погрузилось обратно в темноту.
Истина доходила до меня медленно. Я потопал ногой по земле, потом очертил носком ботинка круг по невидимой поверхности.
— Это… — прохрипел я. — Это… Неужели мы на…
— На облаках, — кивнула моя крестная. — Ну или так, во всяком случае, тебе представляется. Мы покинули мир смертных.
— Значит, это Небывальщина. Феерия?
Она покачала головой:
— Нет. — Она снова приглушила голос, словно боялась говорить громко. — Это промежуточный мир. То место, где сходятся, даже накладываются друг на друга Чикаго и Феерия. Чикаго-над-Чикаго, если тебе угодно. То самое место, которое создают Королевы, когда сидхе собираются пролить кровь.
— Создают? — потрясенно переспросил я. — Они создают его сами?
— Даже так, — шепотом отвечала Леа. — Они готовятся к войне.
Я медленно повернулся, пытаясь свыкнуться с этой мыслью. Мы стояли на возвышении, а под нашими ногами раскинулась просторная долина. Я смог различить в тумане очертания берега озера. Чуть дальше угадывалась река.
— Подождите-ка, — сказал я. — Что-то в этом есть очень знакомое.
Чикаго-над-Чикаго, говорила она. Я мысленно дорисовал образы зданий, улиц, огней.
— Но это ведь Чикаго. До ужаса похоже.
— Это его модель, — согласилась Леа. — Слепленная из туч и тумана.
Продолжая поворачиваться вокруг своей оси, я обнаружил у себя за спиной камень — серый, зловещий и разительно материальный среди всей окружавшей его колышущейся неопределенности. Я отступил от него на пару шагов и увидел, что это стол — массивная каменная плита, покоившаяся на опорах, толщиной не уступавших пилонам Стоунхенджа. По каменной поверхности змеились письмена — руны, показавшиеся мне смутно знакомыми. Может, норвежские? Часть их, правда, показалась мне больше похожими на египетские иероглифы. Действительно, они как бы объединяли несколько совершенно разных алфавитов — таким образом, были совершенно нечитабельны. Вспыхнула молния, и на мгновение руны засияли, как неоновые вывески в Лас-Вегасе.
— Слышал я про это место, — проговорил я, помолчав немного. — Только очень давно. Эбинизер называл это Каменным Столом.
— Да, — прошептала моя крестная. — Кровь дает силу, дитя мое. Кровь, пролитая на этот камень, навсегда становится частью того, кто обладает им.
— Кто им обладает?
Она кивнула, прищурив свои изумрудные глаза:
— Половину года этот Стол принадлежит Зимним. Другую половину — Летним.
— Он переходит из рук в руки, — пробормотал я. До меня наконец дошло. — В летнее и зимнее солнцестояние.
— Да. Сейчас Столом владеют Летние. Но им осталось совсем недолго.
Я шагнул к Столу и протянул к нему руку. Воздух вокруг него буквально вибрировал, давя на мои пальцы, хотя я не чувствовал ничего особенного. Я коснулся поверхности камня и ощутил заключенную в нем силу — она пульсировала в рунах, как электричество в проводах. Эта энергия обожгла меня внезапным яростным жаром, и я отдернул руку. Пальцы онемели, а ногти двух из них, которыми я коснулся камня, почернели по краям и чуть дымились.
Я помахал пальцами в воздухе и покосился на крестную:
— Погодите, дайте разобраться. Кровь, пролитая на Стол, обращается в силу для того, кто им владеет. Сейчас это Летние. А с завтрашней полуночи — Зимние.
Леа молча кивнула.
— Не понимаю, почему это так важно.
Она сдвинула брови и медленно двинулась вокруг Стола, не сводя с меня глаз.
— Стол не просто передатчик энергии, детка. Это трансформатор. Кровь, пролитая на его поверхность, уносит с собой больше чем жизнь.
— Власть, — буркнул я. Нахмурившись еще сильнее, я скрестил руки на груди, глядя на нее. — Выходит, если на нее пролить кровь, скажем, чародея…