Она улыбнулась:
— В таком случае власть будет сильнее. И вся она сосредоточится в руках той Королевы, что правит Столом.
Я поперхнулся и отступил на шаг:
— О…
Леа завершила круг и остановилась рядом со мной. Она опасливо оглянулась, потом посмотрела мне прямо в глаза.
— Дитя мое, — произнесла она чуть слышно, — если ты переживешь этот конфликт, не позволяй Мэб привести тебя сюда. Ни за что.
По спине моей пробежал неприятный холодок.
— Угу. Ладно. — Я тряхнул головой. — Знаете, крестная, я все еще не понял, что вы пытаетесь сказать мне. Почему этот Стол так важен?
Она махнула рукой сначала налево, потом направо — в сторону двух холмов, возвышавшихся по обе стороны равнины. Я посмотрел в одну сторону, и взгляд мой странно затуманился. Я попытался посмотреть на другую вершину, и это повторилось еще раз.
— Ничего не вижу, — признался я. — Там какая-то завеса или что-то в этом роде.
— Ты должен это видеть, если хочешь понять.
Я медленно втянул воздух сквозь зубы. Чародеи способны видеть то, что недоступно взгляду большинства людей. Это свойство называется Внутренним Зрением, или Третьим глазом, или уймой других имен. Используя Зрение, чародей видит действие магических сил. Заклятия напоминают вязь неоновых огней, завесы — тонкий экран. Зрение чародея показывает вещи такими, каковы они на самом деле, и это зрелище, как правило, не из приятных. То, что вы видите своим Внутренним Зрением, остается с вами навсегда. Хорошее или плохое, оно всегда свежо в вашей памяти, словно вы видели это только что. Помнится, впервые я увидел своим Внутренним Зрением одного древесного духа. Мне было тогда четырнадцать лет, и этот образ до сих пор стоит у меня перед глазами — маленькое, словно из мультяшки существо, наполовину гном, наполовину белка.
С тех пор я видал вещи и страшнее. Куда страшнее. Демонов. Заблудшие души. Истерзанных мукой духов. И все это до сих пор со мной. Правда, видал я вещи и прекрасные. Раз или два я видел существ такой красоты и чистоты, что хотелось плакать от восторга. Вот только жить после каждого такого опыта становилось чуть труднее — эмоции накапливаются.
Я стиснул зубы, закрыл глаза и осторожно отворил Зрение.
Я даже пошатнулся — с такой силой навалились на меня ощущения. Облачный пейзаж был буквально пронизан магическими энергиями. С южного холма струились лучи зеленого и золотого света, расцвечивающие пейзаж полупрозрачными цветами и побегами, столь яркими, что я не мог смотреть на них, не прищурившись.
С противоположной стороны струились холодные голубые и серебряные кристаллы — медленно, но неотвратимо, как сползающий с горы ледник. Где-то они продвигались вперед быстрее, где-то таяли, но особенно густо ползли кристаллы вдоль извивающихся по дну долины рек.
Сами противоборствующие силы держались пока ближе к вершинам холмов и казались отсюда точками света, ослепительными, словно крошечные солнца. Я едва различал, скорее угадывал очертания стоявших за ними существ, но даже этого было слишком много для моих чувств. С одной стороны истекало тепло, оглушительный жар, почти лишавший меня возможности дышать без боязни вспыхнуть заживо. С другой — холод, жуткий и всепоглощающий холод, от которого цепенели члены. Эти ощущения нахлынули на меня — прекрасные и ужасные разом, столь оглушительные, что я рухнул на колени и всхлипнул.
Эти энергии бились друг с другом — я ощущал это, хотя и не мог уловить подлинной природы их конфликта. Энергии сплетались друг другом в замысловатых узорах, игре света и тени, теплых и холодных красок. Пятна красного, золотого и зеленого противостояли пустым, безжизненным участкам белого или голубого. Все это выстраивалось в какую-то систему, подобие шахматной доски, только еще не завершенную. И в самом центре, у Стола, эта система нарушалась — здесь незыблемо царили силы Лета с их зелено-золотой гаммой, а темный лед Зимы только подползал со всех сторон — медленно-медленно, синхронно, с почти невидимым движением звезд на небе.
Ну что ж, я увидел. Я увидел, с чем имею дело: с голой силой двух Королев фэйри. И сила эта была мне не по плечу. Вся сила, которой я мог бы достичь, даже напрягшись, показалась бы разве что мелкой искоркой на фоне этого буйного светящегося фонтана магических энергий. Эти энергии существовали с самого зарождения жизни на Земле и просуществуют до самого ее конца. Эти энергии повергали смертных в священный ужас — и я прекрасно понимал почему. В этой игре я был даже не пешкой. Я был букашкой перед исполинами, жалкой травинкой перед могучими деревьями.
И во всем этом имелась какая-то извращенная притягательность. Мне хотелось броситься в этот огонь, в этот бесконечный ледяной холод. Должно быть, мотылек смотрит на свечное пламя так, как смотрел я тогда на Королев фэйри.
Отведя от них взгляд, я спрятал лицо в ладони. Я упал набок и съежился в комок, пытаясь закрыть Зрение и остановить поток захлестывающих меня образов. Я весь дрожал и пытался сказать что-то — не помню точно, что именно. Все, что мне удалось из себя выдавить, — это беспомощный заикающийся лепет. Потом я почти ничего не помню — до той минуты, когда по щекам моим начал хлестать холодный дождь.
Открыв глаза, я обнаружил, что лежу на мокрых камнях, на берегу озера Мичиган — там, откуда совсем вроде бы недавно звал свою крестную. Голова моя покоилась на чем-то мягком — как выяснилось, на ее коленях. Я поспешно сел и отодвинулся от нее. Голова раскалывалась от боли, а то, что я увидел Внутренним Зрением, заставляло меня ощущать себя особенно маленьким и уязвимым. С минуту я сидел, дрожа под дождем, и только потом оглянулся на крестную:
— Могли бы и предупредить.
На лице ее не отразилось ни сожаления, ни тревоги.
— Это не изменило бы ничего. Ты должен был видеть это. — Она помолчала немного. — Мне жаль, что другого способа объяснить это тебе не было. Ну что, понял?
— Война, — сказал я. — Они бьются за обладание территорией вокруг Стола. Если Летние удержат его, будет все равно, чье сейчас время — Зимних или нет. Мэб не сможет попасть к Столу, пролить на него кровь и добавить силу Летнего Рыцаря Зимним. — Я сделал глубокий вдох. — Впрочем, в том, что они делают, угадывается какой-то смысл. Это словно ритуал. Нечто, что они уже делали раньше.
— Разумеется, — кивнула Леа. — Они существуют в извечном противостоянии друг другу. Каждая из них обладает огромной силой, магической силой, которой позавидовали бы архангелы… да и сами боги тоже. Но в конечном счете эти силы оказываются равны. Те, в чью сторону склонятся весы, определяют другие, те, кто слабее, — именно им предстоит сражаться.
— Леди, — сказал я. — И Рыцари.
— И, — добавила Леа, подняв палец, — эмиссары.
— Черта с два. Я не собираюсь биться в каком-то долбаном сражении фей в облаках.
— Как знать, как знать.
Я возмущенно фыркнул:
— Но вы ведь не помогли мне. Мне нужно было поговорить с ними. Обнаружить, не виновна ли одна из них.
— Ты это уже сделал. Вернее, чем если бы обменялся с ними словами.
Я насупился и постарался обдумать все, что знал прежде и что узнал у Каменного Стола.
— Мэб, должно быть, нет смысла особенно спешить. Если Летние остались без своего Рыцаря, Зима и так получит свое, если выждет время. Им даже нет смысла захватывать Стол.
— Да.
— Но Летние все же готовятся защищать Стол. А значит, Титания считает, что это сделал кто-то из Зимних. Однако, если Мэб перемещает в ответ на это свои силы, вместо того чтобы просто ждать, это значит… — Я нахмурился еще сильнее. — Это значит, она не знает точно, почему готовятся к битве Летние. Она наблюдает за наступлением Титании. А из этого следует, что она тоже не знает, кто это совершил.
— Чуть примитивно, — кивнула Леа. — Но в целом довольно точно, детка. Примерно так рассуждают Королевы сидхе. — Она посмотрела вдаль. — Твое солнце скоро взойдет. А когда оно сядет, начнется война. При равновесии дворов она, возможно, не имела бы особых последствий для мира смертных. Но это равновесие утрачено. Если его не восстановить, дитя мое, ты представляешь, что может произойти.
Я представлял. Разумеется, я и раньше имел некоторое понятие о том, чем это пахнет, но теперь-то узнал истинные размеры вовлеченных в это сил. Силы Зимы и Лета походили не на два полюса в батарейке — нет, это были скорее две тугие, прижатые друг к другу пружины. Пока давление с двух сторон оставалось одинаковым, энергии удерживались под контролем. Но любое нарушение равновесия привело бы к резкому, разрушительному высвобождению этих энергий, что имело бы чудовищные последствия для всего ближайшего окружения — в данном случае для Чикаго, для Северной Америки, а возможно, и для изрядной части остального мира.
— Мне нужно поговорить с Матерями. Отведите меня к ним.
Леа грациозно поднялась на ноги; выражение ее лица оставалось непроницаемым.
— Это тоже не в моих силах, дитя мое.
— Но мне просто необходимо поговорить с ними.
— Я же не спорю, детка, — вздохнула Леа. — Но я не могу проводить тебя к ним. Это не в моих возможностях. Вероятно, это могла бы сделать Мэб или Титания, но, боюсь, они сейчас заняты совершенно другими делами.
— Отлично, — буркнул я. — Как же мне попасть к ним?
— К Матерям не попадают, дитя мое. Можно только ждать их приглашения. — Она чуть нахмурилась. — Мне больше нечем помочь тебе. Королевы выстраивают свои войска, и я скоро понадоблюсь там.
— Вы уходите?
Она кивнула, шагнула ко мне и поцеловала в лоб. Это был обычный поцелуй — прикосновение мягких губ к моей коже. А потом отступила, положив руку на рукоять кинжала.
— Будь осторожнее, дитя мое. И не теряй времени. Не забывай: закат. — Она сделала паузу и искоса посмотрела на меня. — И подумай хорошенько о стрижке. Ты выглядишь как одуванчик.
С этими словами она шагнула в озеро и словно растворилась в набежавшей волне.
— Вот здорово, — пробормотал я и спихнул ногой камень в воду. — Просто замечательно. Закат. А я так ничего и не знаю. И все, с кем мне надо поговорить, недоступны для звонков.