Все почему-то считают, что подобные логические нестыковки не дадут человеку мириться с наложенными на его рассудок запретами, что рано или поздно он освободится от них.
Беда только в том, что человеческий разум не целиком подчиняется логике. Подавляющее большинство людей, будучи поставлены перед выбором принять ужасную истину или закрыть на нее глаза, выбирают второе, потому что так спокойнее. Это не делает их сильнее или слабее, лучше или хуже. Просто они люди и остаются людьми.
Такова наша природа. Всегда найдется куча поводов отвлечься от неприятной правды, если мы хотим ее избежать.
– Эвелин Дерек, – произнес я решительным, властным тоном. – Посмотрите на меня.
Она вжалась в стену и замотала головой.
Я опустился перед ней на колени, осторожно взял за подбородок и повернул лицом к себе.
– Эвелин Дерек, – повторил я мягче. – Посмотрите на меня.
Женщина подняла на меня взгляд своих темно-зеленых глаз, и я сумел удержать его на время, достаточное, чтобы заглянуть ей в душу.
Если глаза – зеркало души, окно в нее, то чародеев можно сравнить с подсматривающими в эти окна. Когда чародей заглядывает кому-то в глаза, он видит сокровенное, самую суть существа этого человека. У каждого из нас это получается чуть по-разному, но все сводится к одному: взгляд в глаза другого человека дает нам представление о наиболее важных чертах его характера.
Зеленые глаза Эвелин Дерек, казалось, поглотили меня, и я оказался стоящим в комнате, почти такой же, как кабинет, в котором мы оба только что находились. Мебель отличалась минималистской изысканностью. Мисс Дерек, похоже, не относилась к числу тех, кто обременяет свою душу дорогими памятными вещами и прочими мелочами, которые большинство людей собирают всю свою жизнь. Вместо этого она старательно приводила в порядок свои мысли и эмоции, не оставляя места личным заморочкам.
Однако, рассматривая комнату, я увидел и саму мисс Дерек. Я ожидал увидеть ее в деловом костюме или, возможно, в студенческом прикиде. Вместо этого она была одета…
Скажем так, она была одета в очень дорогое, очень минималистичное черное белье. Чулки, подвязки, трусы, лифчик – все черное. Все это смотрелось на ней, гхм, очень хорошо. Она стояла на полу на коленях, раздвинув их, сцепив пальцы рук за поясницей. Она стояла лицом ко мне, чуть приоткрыв рот, учащенно дыша. Я имел возможность немного перемещаться из стороны в сторону, и эти ее зеленые глаза не отрываясь следовали за мной – расширенные, полные желания зрачки, и она слегка двигала бедрами с нескрываемой страстью, ухитряясь удерживать равновесие…
Теперь я разглядел, что запястья ее связаны длинной тонкой лентой из белого шелка.
Краем глаза я уловил какое-то движение и, оглянувшись, успел увидеть исчезавшую в коридорах памяти Эвелин Дерек стройную женскую фигуру. Даже не столько фигуру, сколько мелькнувшие вспышкой изгибы бледной кожи…
…и блеск серебряных глаз.
Вот сукина дочь!
Кто-то действительно применил заклятье к мыслям мисс Дерек, сплетя их с ее естественными сексуальными желаниями, чтобы те придавали заговору силу и крепость. Сама эта методика, а также сохранившиеся в мыслях у Эвелин отрывочные воспоминания об этом преступнике, которые я успел увидеть, не давали усомниться в том, кто это сделал.
Вампир Белой Коллегии.
А потом все мои внутренности свело судорогой, и я снова стоял на коленях над Эвелин Дерек. Глаза ее были широко раскрыты, и она смотрела на меня с ужасом, благоговением и болью.
Ну да. Заглядывая кому-либо в душу, нужно помнить еще одно обстоятельство. Тот, с кем ты это проделываешь, тоже получает возможность заглянуть в тебя. И видит все в таких же подробностях, в каких видишь его ты. Мне еще не встречалось никого, кто бы не… не испытал потрясения, заглянув в душу ко мне.
– Кто вы? – прошептала Эвелин Дерек, не сводя с меня глаз.
– Гарри Дрезден, – хрипло сказал я.
Она несколько раз медленно моргнула.
– Она убежала от вас. – Голос ее звучал ошеломленно. Глаза набухли слезами. – Что со мной случилось?
Магия, вторгающаяся в мысли другого человека, почти всегда является черной – прямым нарушением законов, за соблюдением которых следят Стражи. Однако, как и в любом своде законов, здесь имеются лазейки, этакие серые зоны, позволяющие толковать их по-разному.
Я мало чем мог помочь Эвелин. Требовалась рука точнее и опытнее моей, чтобы исцелить травмы, нанесенные ее рассудку, если они вообще поддавались исцелению. Но одно я сделать все-таки мог – немного серой магии, которую даже Белый Совет признавал полезной и даже нужной в подобных случаях.
Я как мог осторожно сосредоточился и, подняв правую руку, бережно коснулся пальцами ее век. Потом, дождавшись, пока она закроет глаза, медленно провел ладонью от лба к подбородку, приговаривая:
– Dorme, dormius, Эвелин. Dorme, dormius.
Эвелин негромко, облегченно всхлипнула, и тело ее расслабленно осело на пол. Она глубоко вдохнула, выдохнула – и погрузилась в глубокий, лишенный видений сон.
Я устроил ее по возможности удобнее. Если повезет, то, когда она проснется, большая часть нашего с ней конфликта покажется ей просто дурным сном. Затем я повернулся и покинул кабинет. С каждым шагом во мне разгорался неумолимый гнев. Когда я добрался до сидевшего за стойкой охранника, гнев начал превращаться в ярость. Я шлепнул расписку на стойку, а потом взмахом руки и негромким заклинанием заставил жезл прыгнуть от стены ко мне в пальцы.
Охранник упал со стула, а я вышел, не оглядываясь.
Во все это оказалась замешана Белая Коллегия. Это они пытались убить Моргана – а вместе с ним и меня. Хуже того, они начали охотиться на людей моего города, воздействуя на их психику и причиняя вред, который при определенных обстоятельствах мог перерасти в безумие. Одно дело – их обычное кормление, и совсем другое – то, что они сделали с Эвелин Дерек.
Кто-то должен был за это ответить.
Глава 23
Я вернулся домой, толкнул плечом заедающую дверь и обнаружил за ней прелюбопытнейшую картину.
В очередной раз.
Морган лежал на полу футах в пяти от двери в спальню. В руке он держал мою трость, обыкновенно стоящую в старой жестянке из-под попкорна у двери, в которой я храню всякие штуки вроде посохов – вернее, э-э, традиционных изделий озаркского народного искусства, – магических жезлов, зонтиков и тому подобного. Трость у меня старая, в викторианском стиле, с секретцем. Стоит повернуть набалдашник в нужную сторону, и из нее можно выхватить тридцатидюймовый стальной клинок. Именно это Морган и сделал. Он лежал на боку, выставив руку со шпагой под углом в сорок пять градусов.
Острие шпаги упиралось Молли в сонную артерию – чуть ниже левого уха.
Что касается Молли, она сидела, прислонившись спиной к одной из моих книжных полок, слегка подогнув колени и широко раскинув руки, словно наугад ощупывала книги позади себя.
Слева от двери чуть присел, оскалив клыки, Мыш; означенные клыки находились в непосредственной близости от горла Анастасии Люччо. Та лежала на спине, а пистолет ее валялся на застеленном коврами полу футах в двух от ее руки. Она казалась совершенно расслабленной, хотя с того места, где я стоял, ее лица почти не было видно.
Взгляд Мыша не сходил с Моргана. Взгляд стальных глаз Моргана не сходил с клыков Мыша.
С минуту я ошеломленно глазел на них. Никто не шевелился. Кроме Мыша. Когда я посмотрел на пса, хвост его с надеждой вильнул раз или два.
Я тяжело вздохнул, отставил в сторону посох и направился к холодильнику, перешагнув по дороге через ногу Анастасии. Поднял крышку, некоторое время изучал содержимое ящика и извлек холодную банку колы. Откупорил ее, сделал большой глоток. Потом взял сухое кухонное полотенце, вернулся к дивану и сел.
– Я бы спросил, что, черт возьми, здесь происходит, – произнес я, обращаясь к комнате в целом. – Однако единственный здравомыслящий свидетель говорить не умеет. – Я внимательно посмотрел на собаку. – И постарайтесь меня не огорчать.
Мыш снова нерешительно вильнул хвостом.
– Ладно, – сказал я. – Можешь ее отпустить.
Мыш сразу закрыл пасть и отодвинулся от Анастасии. Потом протопал ко мне и улегся, прислонившись боком к моей ноге. При этом он, правда, продолжал переводить взгляд с Анастасии на Моргана и обратно.
– Морган, – произнес я, – умерьте свой психоз и опустите шпагу.
– Нет, – отозвался Морган перехваченным от ярости голосом. – Нет, до тех пор, пока эту маленькую ведьму не свяжут, не заткнут ей рот кляпом и не повяжут на глаза какую-нибудь черную тряпку.
– Молли сегодня уже поработала моделью с пивного календаря, – заметил я. – Так что обойдемся, пожалуй, без фотосессии с БДСМ.
Я поставил банку на столик и немного подумал. Вряд ли имелся шанс повлиять на Моргана угрозами, от этого его решимость только окрепла бы. Вот вам побочный эффект общения с жесткими, как камень, типами старой закалки.
– Морган, – повторил я уже тише. – Вы ведь гость у меня в доме.
Морган бросил на меня короткий виноватый взгляд.
– Вы пришли ко мне за помощью, и я честно стараюсь помочь. Черт, да эта девчонка сама рисковала, пытаясь защитить вас. Я делал для вас все, что сделал бы для родного мне человека, потому что вы мой гость. Я от монстров некоторых ожидаю лучшего поведения в случае, если они пользуются моим гостеприимством. Более того, они эти ожидания оправдывают.
Морган издал полный боли звук. Потом резко отвернулся от Молли и выпустил шпагу. Клинок звякнул о пол.
Пока Морган продолжал лежать безвольным мешком, Молли чуть осела и, подняв руку, на мгновение прикрыла уязвимую точку на шее.
Я подождал, пока Анастасия примет сидячее положение, и бросил ей принесенное с кухни полотенце. Она невозмутимо поймала его и вытерла шею. Мыш, конечно, суперпес, но сдерживать слюноотделение для него задача почти непосильная.
– В общем, насколько я понимаю, вы снова едва избежали насильственных действий, – резюмировал я. – И Мышу пришлось вмешаться.