Однако нааглоши, осыпая Слушающего Ветер градом смерти и боли, постепенно продвигался вперед, пока не оказался менее чем в паре десятков футов от старого знахаря. Глаза его полыхнули жутким восторгом, и он с громким ревом прыгнул на старика.
Сердце застыло у меня в груди. Возможно, в деле Моргана Слушающий Ветер оказался и не на моей стороне, но он не раз помогал мне в прошлом, к тому же он был одним из немногих чародеев, кого Эбинизер Маккой по-настоящему уважал. Он был достойным человеком, и я не хотел, чтобы он пострадал, защищая меня. Я попытался крикнуть, предупреждая об опасности, и даже открыл уже рот, но тут вдруг увидел его лицо и осекся.
На лице у Индейца Джо играла свирепая волчья ухмылка.
Нааглоши летел на него; рот Страшилы на лету вытягивался, превращаясь в звериную пасть; лапы тоже удлинялись, выпуская когти, и все это хищно стремилось к старику.
Слушающий Ветер произнес всего одно слово, но так властно, что воздух завибрировал от напряжения, а потом его фигура изменила очертания – быстро, текуче, словно он весь состоял из жидкой ртути и сохранял человеческий облик только усилием воли. Его тело превратилось в нечто иное с такой легкостью, как обычный человек делает вдох.
Нааглоши описал в воздухе дугу и приземлился. Но не на морщинистого старика в мокасинах и джинсах.
Вместо этого он оказался нос к носу с бурым медведем размером с микроавтобус.
Медведь испустил рык, от которого леденела кровь в жилах, и ринулся вперед, опрокинув нааглоши напором и весом. Если вам доводилось видеть такого зверя в деле, вы знаете, что описать это словами – дело почти безнадежное. Громкость рыка, движения мышц под толстой шкурой, блеск белых клыков, багровый огонь в глазах соединяются в нечто большее, чем просто сумма составляющих. И это вселяет первобытный ужас, въевшийся в генетическую память человека с доисторических времен.
Нааглоши издал невероятный отчаянный вопль и замахал когтистыми лапами. Тут, однако, его ждала неудача. Его длинные острые когти, идеальные для расчленения мягкотелых людей, не в состоянии были пробить даже толстой медвежьей шкуры с густым мехом, не говоря уже о защищавшем мускулатуру слое подкожного жира. С таким же успехом он мог бы примотать к лапам пластмассовые расчески.
Медведь стиснул зубами череп Перевертыша, и на секунду мне показалось, что бою пришел конец. Однако нааглоши дернулся, и там, где только что находилось обезьяноподобное существо, мелькнул ярко-желтый мех, и длинный, гибкий, похожий на огромную ласку зверь вывернулся из медвежьих лап, торжествующе рыкнул и отпрянул в сторону.
Но Индеец Джо тоже не собирался сдаваться. Медведь подпрыгнул высоко в воздух и приземлился стройным, стремительным койотом. Едва коснувшись земли, койот оскалил зубы и бросился за лаской, которая резко развернулась и злобно оскалилась – все шире, шире, до тех пор, пока навстречу койоту не распахнул пасть поросший редкими клочками желтого меха аллигатор. Койот летел прямо ему в зубы и свернуть уже не успевал.
Волчье тело дрогнуло, изменяясь, и чернокрылый ворон, пролетев сквозь частокол зубов, вылетел с другой стороны крокодильей морды. Пасть захлопнулась прямо у него за хвостом. Ворон оглянулся, издал каркающий издевательский смех и заложил вираж над поляной.
Аллигатор содрогнулся и превратился в золотого, стремительного сокола; клочки желтоватого меха торчали по бокам точь-в-точь как уши нааглоши в его человекообразной форме. Он со сверхъестественной скоростью устремился за вороном, на лету прикрываясь завесой.
Ворон, пару раз взмахнув крыльями, начал осторожно кружить над поляной, высматривая противника, – и тут в спину ему впились соколиные когти. Оцепенев от ужаса, я наблюдал, как крючковатый клюв, вынырнув из ниоткуда, стремительным движением ударил в спину схваченного ворона…
…и наткнулся на покрытый шипами, твердый, как камень, черепаший панцирь. Кожистая голова на длинной шее повернулась, и челюсти, которые запросто перекусили бы среднего размера силовой кабель, сомкнулись на ноге сокола-нааглоши. Тот испустил вопль боли, и оба камнем полетели на землю.
Только когда до земли оставались считаные футы, черепаха обернулась кем-то вроде белки-летяги, широко растопырила лапы и перевела полет из отвесного пике в пологое. Коснувшись земли, она покатилась клубком, гася инерцию. Соколу повезло меньше, а может, опыта не хватило. Он начал преображаться, но врезался в каменистую землю прежде, чем этот процесс завершился.
Белка повернулась, прыгнула и, превратившись в прыжке в горного льва, обрушилась всей массой на бесформенную, оглушенную мешанину перьев и желтого меха. Клыки и когти впились в нааглоши, тот жутко заверещал, и на землю брызнула черная кровь. Нааглоши превратился в какой-то кошмар на четырех лапах, с кожистыми перепончатыми крыльями, как у летучей мыши, весь усеянный глазами и ртами. Рты кричали что-то одновременно на дюжину разных голосов. Каким-то образом он вывернулся-таки из львиных когтей и неуклюже понесся по поляне, спотыкаясь и едва не падая. Набрав скорость, он начал тяжело подпрыгивать, хлопая крыльями. Больше всего он напоминал альбатроса, которому никак не удается взлететь из-за отсутствия встречного ветра. И все это время горный лев гнался за ним по пятам, полосуя заднюю часть тела когтями и зубами.
Нааглоши исчез в темноте, только вопли, почти плач доносились до нас, пока он спускался по склону к озеру. Духоприют реагировал на его бегство с несомненным удовольствием, и я не могу винить его за это.
Перевертыш бежал с острова. Некоторое время ночной ветер доносил еще издалека его завывающие вопли, потом стихли и они.
Горный лев смотрел вслед нааглоши еще несколько долгих секунд. Потом сел, опустив голову, встряхнулся и снова стал Индейцем Джо. Старик сидел на земле, опираясь на нее обеими руками. Он медленно, словно у него затекли ноги, встал; одна рука, похоже, была сломана чуть ниже локтя. Еще некоторое время он смотрел вслед бежавшему противнику, потом фыркнул, повернулся и не спеша направился ко мне.
– Ух ты, – негромко сказал я ему.
Он чуть вздернул подбородок. На мгновение глаза его осветились гордостью и могуществом, потом он слабо улыбнулся мне и снова превратился в обычного, усталого на вид старика.
– Ты установил с духом священную связь? – спросил он.
Я кивнул:
– Вчера ночью.
Он смотрел на меня так, словно не мог решить, рассмеяться ли мне в лицо или хорошенько стукнуть по мозгам.
– Ты ведь никогда не вляпываешься в неприятности наполовину, а, сынок?
– Явно нет, – пробормотал я, сплевывая кровь. Ее к этому времени набралось во рту достаточно.
Лицо не стало болеть меньше только оттого, что нааглоши исчез.
Индеец Джо опустился рядом со мной на колени и с профессиональной сноровкой осмотрел мои раны.
– Угрозы для жизни нет, – заверил он меня. – Нам нужна твоя помощь.
– Вы смеетесь, – прохрипел я. – Я же размолот в труху. Я даже идти не могу.
– Нам нужна только твоя голова, – успокоил меня он. – Там, внизу, у места боя растут деревья. Им сейчас тяжело. Можешь их ощутить?
Он еще не договорил, а я уже ощутил их через духа острова. Точнее говоря, речь шла о четырнадцати деревьях – старых ивах, по большей части растущих у самого берега. Ветви их склонялись к воде под чудовищной тяжестью.
– Угу, – сказал я.
Голос мой доходил до меня словно со стороны и звучал неестественно спокойно.
– Остров может очень быстро избавиться от тех, кто на них сидит, – сообщил Индеец Джо. – Для этого достаточно ненадолго убрать воду из земли под ними.
– И что? – спросил я. – Как, вы думаете, мне…
Я осекся, не договорив, потому что Духоприют отозвался на эту мысль. Казалось, он ухватил суть сказанного Индейцем Джо, но я сразу же сообразил, что это не совсем так. Дух понял не слова Слушающего Ветер, а мысли, порожденные этими словами у меня в голове. Связь посредством звуков представлялась духу острова столь неизящной, громоздкой и неестественной, что произнесенные слова он игнорировал. Другое дело – мысли.
Я практически собственными нервными окончаниями ощущал, как чуть подвинулась, устраиваясь по-новому, земля, когда остров вытянул воду из грунта под теми деревьями. Побочным эффектом стало именно то, на что рассчитывал Индеец Джо. Стоило почве у древесных корней пересохнуть, как она начала сосать жидкость из самих деревьев – начиная с конца ветвей. Листья и ветки почти мгновенно лишились влаги…
…и утратили гибкость.
Снизу, со стороны берега, донесся громкий треск. Множество ветвей сломалось практически одновременно, словно взорвалось несколько ящиков петард. И почти тут же этот треск сменился грохотом выстрелов и раскатами грома, а низкие тучи озарились отсветами багрового огня.
Я попытался сосредоточиться на других ощущениях острова и тотчас почувствовал и их: потоки высвобожденной там, внизу, энергии, лужи какой-то странной крови под поврежденными деревьями – которую те, страдая от внезапной жажды, мгновенно высосали. Стражи наступали в направлении деревьев. Вампиры неслись перед ними с легкостью бегущих по кровавому следу хищников. А в деревьях гибли десятками сраженные пулями и разрядами магической энергии какие-то странные, непонятные мне твари.
Остров осветился – яркая серебряная звезда на несколько секунд зависла над ним сигнальной ракетой.
Увидев это, Индеец Джо словно обмяк немного и с облегчением вздохнул:
– Вот и хорошо. С ними все в порядке. – Он покачал головой и посмотрел на меня. – Ну тебе и досталось, парень. У тебя здесь есть где-нибудь аптечка?
Я сделал попытку сесть и не смог.
– Молли, – пробормотал я, с трудом ворочая языком. – Томас… вампир. – Я спохватился и повернул голову в сторону кустов, где лежал мой преданный маленький гвардеец – тот, что подарил мне несколько бесценных секунд в самом разгаре боя. – Тук… – Я начал подниматься на ноги.
– Спокойно, – произнес Слушающий Ветер. – Спокойно, спокойно, сынок. Ты ведь не можешь…