Тут он затаил дыхание, и я не сомневался: он понял, что все это означает. Эбинизеровы мозги вообще не позволяют себе зарастать зеленым – равно и какого-то другого цвета – мхом.
– Звезды и камни, Хосс, – выдохнул Эбинизер. – На этот раз ты все продумал заранее, да?
– Даже сломанные часы иногда показывают правильное время, – скромно потупился я.
Он положил снимки обратно в конверт и вернул его мне.
– Хорошо. Как ты хочешь все это разыграть?
– На суде. Перед самым занавесом. Я хочу, чтобы он думал, будто ему удалось выйти сухим из воды.
Эбинизер хмыкнул:
– Ты здорово разозлишь Древнюю Мэй и с полсотни бывших сподвижников Лафортье.
– Угу. Я сегодня плохо спал, так переживал за них.
Он фыркнул.
– У меня есть одна теория кое о чем, – добавил я.
– Да?
Я рассказал.
Пока я рассказывал, Эбинизер мрачнел с каждой фразой. Он повернул руки ладонями вверх и посмотрел на них. Руки у него крупные, сильные, обветренные и мозолистые от тяжелой работы – и не дрожат никогда. На одной ладони темнела царапина, которую он получил, упав на землю во время вчерашней потасовки. На кончиках нескольких пальцев синели чернильные пятна.
– Мне нужно кое-что предпринять, – сказал он. – А тебе лучше поторопиться.
Я кивнул:
– Увидимся там?
Он снял очки и принялся осторожно протирать линзы носовым платком.
– Ага.
Суд начался примерно через час.
Я сидел на каменной скамье у края сцены, Молли рядом со мной. Мы проходили по делу как свидетели. Мыш устроился на полу возле меня. Ему тоже предстояло выступить как свидетелю, хотя, кроме меня, об этом никто не догадывался. В зале не осталось ни одного свободного места. Собственно, именно поэтому Совет, как правило, устраивает собрания в разных местах по всему свету: для большого количества людей в Эдинбурге просто не хватает места.
Стражи стояли по периметру сцены, у дверей и в проходах между рядами. Все присутствующие были одеты в черные чародейские балахоны с шелковыми или атласными накидками, цвет и отделка которых разнились в зависимости от статуса. Синие – у полноправных членов Совета, красные – у тех, кто имеет вековой стаж работы по чародейскому профилю, серебряная лента с кистями у признанных алхимиков, золотой жезл-кадуцей у знахарей-целителей, медный шеврон на отвороте у обладателей ученой степени (у некоторых их было столько, что и накидки не разглядеть), вышитая белая соломонова звезда у профессиональных экзорцистов… и так далее.
На моей синей накидке орнамент отсутствует, хотя одно время я забавлялся идеей вышить на ней «ГИА» – красными, белыми и синими нитками. Из всех присутствующих в помещении Молли одна щеголяла коричневым балахоном.
Люди отводили от нас глаза.
Белый Совет любит свои церемонии. Анастасия Люччо появилась в дверях при всех своих регалиях, не говоря уже о сером плаще Стража. Рука ее до сих пор висела на перевязи, но в другой она держала церемониальный жезл командующего Корпусом Стражей. Стоило ей войти, как все разговоры разом стихли. Она трижды ударила концом жезла в пол, и в зал вошли шестеро членов Совета Старейшин под предводительством Мерлина в темных балахонах с пурпурными накидками. Они поднялись на сцену и торжественно встали в ряд. Появился Пибоди с письменной доской размером с ноутбук – он уселся на каменную скамью с противоположной от нас с Молли стороны и тут же принялся строчить что-то, скрипя пером.
Я положил руку на голову Мыша и принялся ждать начала спектакля – потому что иначе назвать все это не мог. Спектакль.
Появились еще двое Стражей, а между ними – связанная фигура. Моргана провели по ступеням и поставили на сцену перед старейшинами – все как положено обвиняемому, со связанными перед собой руками и в черном капюшоне-мешке на голове. Ему никак не стоило идти самому, идиоту, но он все же сумел прохромать вниз самостоятельно, не прибегая к помощи Стражей. Должно быть, его напичкали болеутоляющими.
Слово взял Мерлин.
– Мы собрались сегодня, – начал он по-латыни, – дабы свершить правосудие. Стоящий здесь Дональд Морган обвиняется в преднамеренном убийстве члена Совета Старейшин Алерона Лафортье, сговоре с врагами Белого Совета и измене означенному Совету. Мы начнем с рассмотрения улик.
Некоторое время зачитывали улики. Их хватило бы на десять приговоров. Морган, стоявший над еще не остывшим телом жертвы с окровавленным орудием убийства в руках. Банковский перевод почти в шесть миллионов долларов, внезапно пришедший на его счет. Сам факт побега, в процессе которого он тяжело ранил троих Стражей. Последовавшее за этим вовлечение обманным путем в соучастие и укрывательство других чародеев – нас с Молли разве что по имени не назвали.
– Дональд Морган, – произнес Мерлин. – Имеете ли вы сказать что-либо в свою защиту?
Это выглядело довольно необычно. Обвиняемым редко давали возможность произнести хоть что-нибудь.
Ведь это так запутывает процесс.
– Я не оспариваю обвинений, – твердо заявил Морган из-под капюшона. – Я и только я виновен в смерти Лафортье.
Вид у Мерлина сделался такой, будто кто-то зажарил его любимого щенка с яичницей на завтрак. Он кивнул:
– Если других улик нет, мы перейдем к…
Я встал.
Мерлин осекся и уставился на меня. В зале воцарилась мертвая тишина, если не считать скрипа пера Пибоди. Он остановился, чтобы перевернуть страницу, и достал из кармана вторую чернильницу, которую поставил на стол.
Анастасия посмотрела на меня, крепко сжав губы, и взгляд ее словно спрашивал: «Что, черт возьми, ты творишь?»
Я подмигнул ей, вышел на середину сцены и повернулся лицом к старейшинам.
– Страж Дрезден, – произнес Эбинизер. – У вас имеются новые улики, которые вы готовы представить на рассмотрение Совета Старейшин?
– Имеются, – кивнул я.
– Прошу прощения, – вмешалась Древняя Мэй. – Страж Дрезден не присутствовал ни при убийстве, ни в процессе задержания обвиняемого, ни при бегстве обвиняемого из-под стражи. Он не может опровергать или подтверждать обстоятельств этих событий.
– Прошу прощения, – возразил Слушающий Ветер. – Страж Дрезден зарабатывает на жизнь как частный детектив, и его умение докапываться до истины в самых сложных обстоятельствах хорошо известно.
Мэй испепелила Индейца взглядом.
– Страж Дрезден, – тяжело произнес Мерлин. – История вашего конфликта со Стражем Морганом, выступавшим в качестве официального наблюдателя Белого Совета, всем хорошо известна. Должен предупредить, что любая обвинительная улика с вашей стороны будет оцениваться с поправкой на вашу долгую, порой разрушительную вражду.
Все-таки Мерлин стал Мерлином не просто так. У него хватало чутья понять, что игра еще не кончена, и он знал, как выступать перед публикой. Он не столько предостерегал меня, сколько желал удостовериться, что всем присутствующим чародеям известно, как я ненавидел Моргана, чтобы моя поддержка сделалась еще убедительнее.
– Я понимаю, – сказал я.
Мерлин кивнул:
– Продолжайте.
Я улыбнулся ему.
– Я ощущаю себя Эркюлем Пуаро, – произнес я на своей более или менее внятной латыни. – Позвольте мне насладиться этим секунду. – Я сделал глубокий вдох и удовлетворенно выдохнул.
Мерлин мастерски владел собой. Выражение его лица не изменилось ни на йоту, только левый глаз нервно дернулся. Очко в копилку мультяшного койота.
– Я заподозрил, что Моргана подставили… в общем-то, с того момента, когда я услышал выдвинутые против него вздорные обвинения, – заявил я. – Мне неизвестно, знаете ли вы этого человека, но я знаю. Он преследовал меня большую часть моей жизни. Если бы его обвинили в отрубании голов новорожденным кроликам, которых кто-то обвинил в занятиях черной магией, – что ж, на это я, возможно, и повелся бы. Но этот человек способен предать Белый Совет не больше, чем, скажем, полететь, махая руками. Исходя из этого, я пришел к выводу, что кто-то другой в Совете убил Лафортье и подставил Моргана, чтобы обвинение пало на того. Поэтому я предпринял независимое расследование.
Я вкратце изложил старейшинам и всему собранию чародеев события последних дней, опустив только слишком деликатные и несущественные подробности.
– Мое расследование привело к предположению, что виновный в убийстве пытался не только переложить вину на Моргана, но и посеять зерна раздора между Советом и Белой Коллегией вампиров, создав иллюзию их причастности к убийству, – продолжал я. – В попытке заставить этого неизвестного убийцу выдать себя я довел до сведения Совета, что у меня имеется информатор, готовый рассказать о его роли в этом заговоре, и назначил членам Совета место и время встречи в Чикаго. Исходя из теории, согласно которой настоящий убийца является членом Совета, причем работающим здесь, в Эдинбурге, я предположил, что ему не останется иного выбора, кроме как лично прибыть в Чикаго по тропе, и установил наблюдение за выходом.
Я помахал в воздухе конвертом из крафт-бумаги.
– Здесь находятся фотографии всех, кто выходил в Чикаго с тропы на протяжении нескольких следующих часов.
Я открыл конверт и начал передавать старейшинам фотографии. Они взяли их, по очереди просмотрев все. Эбинизер спокойно подтвердил, что снимки выходящих из портала Стражей, его самого, Мэй и Слушающего Ветер подлинные.
– Я предположил также, – сказал я, – что вероятность случайного попадания в Чикаго кого-либо, кроме этой группы, предельно мала. С учетом того, что во время встречи группа подверглась нападению потусторонних сил при поддержке чародея-профессионала, я пришел к заключению, что убийца попался на эту наживку.
Я повернулся, достал из конверта последний снимок и с наигранным драматизмом, достойным Пуаро, поднял его в воздух так, чтобы было видно сидящим в зале.
– Так почему бы вам не рассказать нам, что вы делали в Чикаго и его окрестностях прошлой ночью… чародей Пибоди?
Жаль, у меня поблизости не оказалось клавишника, чтобы урезать на синтезаторе мотивчик в стиле мыльной оперы, – так вышло бы совсем идеально.