Со стороны Совета это, конечно, не самый красивый способ сохранить лицо, но Мерлин решил, что чародеям мира полезно знать: на смерть Лафортье руководство отреагировало с надлежащими силой и решительностью – иначе говоря, немедленно изловило и казнило виновных.
Но я-то понимал, что те, с кем якшался Пибоди и кто действительно виновен в произошедшем, знали: Совет казнил невиновного, причем опытнейшего Стража, а значит, с военной точки зрения эта часть их операции увенчалась успехом.
Возможно, Мерлин прав. Возможно, лучше выглядеть глупым, но сильным, чем умным, но слабым. Не знаю. Сомневаюсь в своей готовности поверить, что мировая политика так похожа на среднюю школу.
Следователи-чародеи работали медленнее, чем Ларины, но в конце концов пришли к тем же выводам относительно источника денег. Информация была немедленно доведена до Белой Коллегии.
В ответ Лара выдала Совету головы виновных. В буквальном смысле слова. Лара всегда отличалась прагматичным подходом; она и из трупов Мэдлин и незадачливого менеджера извлекла максимум пользы. Помимо этого, она попросила Совет оставить переведенные на счет Моргана деньги себе – в качестве компенсации за ущерб. На почти шесть миллионов наличными можно купить достаточно масла, чтобы вылить на бурные воды конфликта.
Конечно, Пибоди закончил свою жизнь, разбрызгав мозги по безвестной полянке где-то в Небывальщине, но прежде он успел натворить черт знает сколько вреда. Его смерть открыла в Белом Совете новую эру паранойи.
Мерлин, Привратник и Индеец Джо исследовали масштабы психической экспансии Пибоди. В некотором смысле проще оказалось справиться с самыми тяжелыми случаями. Практически каждый Страж в возрасте до пятидесяти лет оказался запрограммирован на погружение в транс по команде, и Пибоди проделал все так ловко и чисто, что обнаружить это было сложно даже самым опытным чародеям, знавшим, что и где они ищут.
Эбинизер рассказал мне позже, что некоторым из молодых Стражей внедрили вдобавок гораздо более опасные программы – хотя определить, что именно сделал один чародей, другому практически невозможно. По крайней мере, нескольких из них Пибоди, судя по всему, намеревался использовать в качестве сверхъестественного эквивалента смертников-камикадзе – как в случае с Люччо. Устранение психических повреждений такого рода представляет собой сложный, непредсказуемый, а часто и болезненный для жертвы процесс. Для большинства Стражей лето и осень выдались очень нелегкими, а связанный с этим режим чрезвычайного положения сохранялся еще дольше.
Еще хуже, на мой взгляд, пришлось членам Совета Старейшин, каждый из которых наверняка подвергся почти незаметному воздействию черной магии Пибоди. Им пришлось вспоминать все свои решения за несколько последних лет и задаваться вопросом, подтолкнули ли их к тому или иному выбору, если это зависело лично от них. Воздействие Пибоди было столь осторожным, деликатным, что не оставляло следов. Для любого обладающего хоть толикой совести и ответственности такое положение наверняка стало настоящим кошмаром, особенно если учесть, что они возглавляли Совет в военное время.
Я попробовал представить, что вышло бы, попытайся я вспомнить и переосмыслить все, что делал за последние восемь лет.
Ни за какие коврижки не поменялся бы местами с этими ребятами.
Я провалялся в лазарете неделю. Меня навещали Маккой, Рамирес и Молли. Мыш оставался у моей койки, и никто даже не пытался убрать его. Само собой, Слушающий Ветер заходил ко мне чаще других, поскольку исполнял обязанности моего лечащего врача. Несколько молодых Стражей, проходивших у меня военную подготовку, заглянули ко мне перекинуться парой слов, хотя все они выглядели довольно нервными.
Анастасия так и не навестила меня, хотя Слушающий Ветер говорил, что она заглядывала справиться о моем здоровье, пока я спал.
Привратник зашел ко мне в гости поздно ночью. Когда я проснулся, он уже соорудил вокруг нас звуконепроницаемый купол, чтобы мы могли побеседовать без помех. Голоса наши, правда, звучали при этом так, словно мы накрыли головы большими жестяными ведрами.
– Как самочувствие? – вполголоса поинтересовался он.
Я молча ткнул пальцем в свое лицо, с которого сняли повязки. Как и обещал Слушающий Ветер, с глазом все обошлось. Зато я заполучил два красивых шрама – один начинался на правой брови и продолжался еще с дюйм ниже глаза, на скуле, а другой перечеркнул под небольшим углом к вертикали подбородок.
– Один в один герр Харрисон фон Форд, – сказал я. – Дуэльные отметины – верх красоты и крутизны. Девицы уже записываются в очередь.
Привратник не улыбнулся. Он опустил взгляд на свои руки; лицо его оставалось серьезным.
– Я работал со Стражами и административным персоналом, в чьи рассудки вторгался Пибоди.
– Я слышал.
– Похоже, – продолжал он, осторожно выбирая слова, – что психический ущерб, нанесенный Анастасии Люччо, особенно серьезен. Я подумал, может, у тебя имеются какие-нибудь теории, способные это объяснить.
Некоторое время я смотрел в дальнюю стену затемненной палаты.
– Вас послал Мерлин? – спросил я.
– Я единственный, кому это известно, – серьезно ответил он. – Или кому станет известно.
Я задумался.
– Моя теория повлияет на то, как к ней будут относиться?
– Возможно. Если она покажется убедительной, это может помочь мне понять, как исцелить ее быстрее и безопаснее.
– Дайте слово, – произнес я. Это не было просьбой.
– Обещаю.
– Перед смертью Морган сказал мне, что, когда он очнулся в покоях Лафортье, орудие убийства находилось в руках Люччо.
Я рассказал ему все, что услышал от Моргана.
Привратник с бесстрастным видом смотрел в стену.
– Он пытался защитить ее.
– Я думаю, он решил, что Совет может совершить глупость – например, вынести смертный приговор невинному.
На мгновение он закрыл глаза, потом коснулся кончиками пальцев сердца, рта и лба.
– Это многое объясняет.
– Что, например?
Он поднял руку:
– Не все сразу. Я уже говорил тебе, что ущерб психике Анастасии нанесен довольно серьезный. И не потому, что ее толкали на убийство, – как воин, она к такому привыкла. Я полагаю, насильственному изменению подверглись ее эмоциональные установки.
– Эмоциональные установки, – тихо повторил я. – Вы имеете в виду… ее и меня?
– Да.
– Потому что она всегда избегала близости, – предположил я. – До недавней поры.
– Да, – повторил он.
– Значит… я был ей безразличен?
Он пожал плечами:
– Наверняка имелась какая-то основа, на которой все выстроилось. Более чем вероятно, что она питала к тебе искреннюю симпатию и что из этого могло вырасти нечто более серьезное. Но все произошло насильственным путем.
– Кто мог сделать такое? – Я покачал головой. – Нет, это как раз ясно. Зачем ему было это делать?
– Чтобы дотянуться до тебя, скорее всего, – ответил Привратник. – Вероятно, чтобы иметь агента, способного устранить тебя в случае необходимости. В конце концов, ты в буквальном смысле слова единственный из молодых Стражей, кто ни разу не дал Пибоди возможности использовать тебя, поскольку практически не появлялся в эдинбургской штаб-квартире. Кроме этого, ты, возможно, наиболее одаренный и сильный представитель вашего поколения. Поскольку остальные молодые Стражи любят работать с тобой, имелся серьезный шанс, что ты заметишь нечто неладное. В общем, ты представлял для него угрозу.
Мне сделалось немного дурно.
– Вот почему она появилась в Чикаго, когда ей полагалось находиться в Эдинбурге и руководить поисками.
– Почти наверняка, – кивнул он. – Чтобы предупредить Пибоди о том, что ты сидишь у него на хвосте, а еще найти Моргана, чтобы Пибоди мог его убрать, не оставив следа. Одно дело – Морган, погибший от рук правосудия Белого Совета. Но если бы Пибоди это удалось, если бы он убил Моргана и избавился от тела, мы продолжали бы считать, что предатель жив и прячется где-то, неуловимый. Он превратился бы в виртуальный камень у нас на шее.
– И в идеальное прикрытие для Пибоди, – предположил я. – Он мог бы убирать любого, кого захочет, и все считали бы, что это тоже дело рук Моргана.
– Не только Пибоди, – заметил Привратник. – Любой из наших врагов мог бы точно так же извлечь из этого преимущество.
– Это объясняет еще и то, почему он прибыл в Чикаго после того, как я отправил тот вызов Совету. Возможно, он решил, что изобретенный мной информатор – Анастасия. Ему пришлось заглянуть в город, чтобы проверить, держится ли его блокировка. – Я покачал головой. – Я хочу сказать, ему совершенно не обязательно было выходить с тропы в Чикаго, поскольку он знал выход непосредственно на Духоприют. Черт, мне повезло.
– Тоже верно, – согласился Привратник. – Хотя я бы предположил, что везением своим ты обязан продуманности плана. Если бы Морган не действовал быстро, все могло бы обернуться еще хуже. Люччо тоже обвинили бы в убийстве, и ни одна ни другой так и не поняли бы, что произошло. То, что в убийстве обвинили Моргана, уже достаточно плохо – Стражи не потерпели бы, если бы арестовали и их командира, и ее заместителя. Одно это уже могло бы привести к гражданской войне.
– Морган… он любил Люччо, – сказал я.
Привратник кивнул:
– В молодые годы он не скрывал своих чувств. Но она никогда никого к себе не подпускала. Если подумать, перемена в ее поведении сама по себе должна была бы насторожить… правда, она держала свои отношения с тобой в тайне.
Я негромко фыркнул:
– Легко стать подозрительным, когда кто-то превращается в брызжущего слюной психа. А когда кто-то меняется, становясь счастливым, трудно не порадоваться за него.
Привратник улыбнулся-таки, и лицо его на мгновение потеплело.
– Очень верно.
– Значит, она… я имею в виду, когда вы поможете ей, начнете лечить повреждения…
– Это уже началось. Ее подсознание уже боролось некоторое время с чужеродными вторжениями в разум. Даже если она и ощущала что-то такое прежде, тот факт, что это было навязано ее рассудку, не мог не вызвать противодействия.