Мой револьвер сорок четвертого калибра снова лежал в кармане моего плаща, и вес заговоренной кожи и оружия изрядно меня ободрял. Ветер раздул и мой плащ, и надетый поверх плащ Стража, и я едва не упал, пока не совладал с хлопающей одеждой, подобрав ее ближе к телу. Хендрикс, флегматичный и непоколебимый как скала в своем зимнем пальто цвета лондонского тумана, миновал меня с легкой улыбкой на лице.
Хендрикс возглавил шествие, и мы побрели по тому, что с большой натяжкой можно было назвать тропой. Вместо того чтобы пробиваться через доходящий до уровня груди снег, мы утопали в нем всего по колено. Сначала мы медленно шли по холоду от проезжей части к зданию океанария, потом огибали едва ли не все здание по периметру. Особенно несладко нам пришлось с южной стороны здания, где ветер намел прямо-таки впечатляющую массу снега. Задувавший с озера ветер, казалось, попадал сюда прямо из открытого космоса, и все, кроме Гард, зябко съежились под его порывами. В конце концов тропинка привела нас к служебному входу, дверь которого оказалась открыта: отверстие на месте личинки замка было заклеено изолентой.
Хендрикс открыл дверь, я просунул голову внутрь и наскоро осмотрелся по сторонам. В укутанном снегом здании царила темнота, если не считать редких плафонов дежурного освещения на стенах. Я не увидел никого, но потратил минуту или две, чтобы проверить здание на предмет наличия какой-либо враждебной магии.
Ничего.
Впрочем, в ситуации вроде этой немного паранойи никогда не помешает.
– Капитан, – тихо произнес я. – Что вы думаете?
Люччо встала рядом со мной и вгляделась в вестибюль за дверью. Взгляд ее темных глаз настороженно скользил по помещению.
– На вид чисто.
Я кивнул.
– Прошу прощения, – сказал я и первым вошел в дом, стряхивая с башмаков и джинсов снег.
Остальные последовали за мной. Пока они топали ногами у входа, я двинулся дальше, напрягая слух. Поэтому я услышал шорох мягко ступающих башмаков за две или три секунды до того, как из-за дальнего угла коридора показался Кинкейд. Он снова был одет в свой обычный черный наряд, под которым скрывался бронежилет, и оружия, понавешенного на его тело, хватило бы на оснащение небольшой террористической группировки.
Он чуть дернул подбородком в знак приветствия.
– Сюда, пожа… – Взгляд его скользнул мимо меня, и он осекся на полуслове.
Секунду он смотрел поверх моего плеча, потом вздохнул.
– Ей нельзя здесь находиться, – сказал он мне.
Брови мои невольно поползли вверх, и это же движение повторили уголки губ. Я чуть пригнулся к Кинкейду.
– Сами ей скажите, – прошептал я.
Взгляд его скользнул с Мёрфи на меня. Менее позитивно настроенный человек назвал бы выражение его лица кислым. Он побарабанил пальцем по рукояти пистолета.
– Она угрожала притащить сюда полицию? – спросил он.
– Она вбила себе в голову эту ерунду, когда приносила присягу защищать город и жителей Чикаго, и она относится к этому серьезно.
Кинкейд поморщился:
– Я должен обсудить это с Архивом.
– Не будет Мёрфи – не будет переговоров, – заявил я. – Так ей и передайте.
– Вот сами ей скажите, – хмыкнул убийца.
По залам океанария он повел меня к главному аквариуму. Должно быть, он пользуется у посетителей наибольшей популярностью – огромное полукруглое в плане сооружение, содержащее самые крупные в мире плавающие экспонаты. В расположенных по внешнему радиусу бассейнах общей емкостью в несколько миллионов галлонов воды проживают дельфины и мелкие белые киты, название которых я никак не могу запомнить. Как у икры. Да, белуги… белухи, вот как. Киты-белухи. Вокруг бассейнов понастроено искусственных скал с растущими на них деревьями, мхами и травами – в общем, сделано все, чтобы это напоминало тихоокеанское побережье Штатов. Хотя я более чем уверен, что на берегу какого-нибудь там Орегона нет таких белых скамеек для зрителей, с которых публика может восхищаться китами и дельфинами, проделывающими свои штуки ради аплодисментов и порции рыбы. Боюсь, что такое характерно скорее для Флориды.
Мимо нас проскользнула пара дельфинов, скосив глаза на незнакомцев. Один из них издал щебечущий, не очень мелодичный звук. Другой взмахнул хвостом и плеснул в нашу сторону водой для забавы. Оба не имели отношения к неотразимым сородичам Флиппера, героя одноименного телесериала. Обычные дельфины, не такие красивые, которых наверняка не показывают по телевизору. Может, они просто отказались продаваться или ложиться под нож пластического хирурга. Я поднял кулак. Салют, ребята.
Кинкейд скользнул взглядом по скамейкам и нахмурился:
– Ей полагалось сидеть здесь. Черт возьми.
Я вздохнул и свернул к лестнице на нижний ярус.
– Она может быть сколько угодно Архивом, Кинкейд, но она все еще ребенок.
Он нахмурился еще сильнее и посмотрел на меня:
– И что?
– Что? Дети любят симпатяг.
Он удивленно заморгал:
– Симпатяг?
– Идемте.
Я повел его вниз.
На нижнем уровне океанария расположен внутренний пояс бассейнов, в которых живут пингвины и – внимание! – морские выдры.
Именно так: морские выдры. Они часто забавляются с камнями, плавая на спине. Что может быть симпатичнее маленьких пушистых игривых зверьков с большими карими глазами, качающихся на воде пузом кверху?
Мы обнаружили Иву стоящей перед одним из бассейнов с морскими выдрами. На этот раз она оделась теплее и практичнее, и на ее спине висел маленький рюкзачок. Она смотрела на двух выдр, гонявшихся в бассейне друг за другом, и улыбалась.
При виде этого Кинкейд застыл как вкопанный. Исключительно для того, чтобы посмотреть, что он будет делать, я попытался шагнуть мимо него. Он бросил на меня такой взгляд, словно убил бы меня на месте, если бы я попробовал помешать ей, и мое мнение о нем разом поднялось на целую ступеньку. Я отступил на шаг и принялся ждать. Право же, целостность моих зубов стоит того, чтобы девочка лишнюю минуту полюбовалась на морских выдр.
В детстве – уже после того, как у меня начали проявляться магические способности, – мне приходилось порой очень нелегко. Я ощущал себя отличным от других – и ужасно одиноким. Это постепенно отдаляло меня от других детей. Но Ива вообще не знала родительской ласки или дружбы сверстников – даже недолгой. Как я понимаю, она была Архивом с самого рождения, абсолютно осознавая тот объем знаний, который заложили в нее. Я даже представить себе не могу, насколько это ужасно.
Черт возьми, чем больше я узнавал с возрастом, тем больше жалел о былом невежестве. Так сказать, о невинности. По крайней мере, я помню, каково это – быть невинным.
Ива не была невинной никогда.
Так что я мог и подождать. Пусть постоит еще, улыбаясь морским выдрам.
За спиной шевельнулась тень, и я усилием воли сдержал панику и заставил себя повернуться медленно, с достоинством. Я увидел двух дельфинов из верхнего аквариума – они снова подплыли поглазеть на нас. В дне больших аквариумов имелись смотровые иллюминаторы, так что посетители могли любоваться с одной стороны на пушистых симпатяг, а с другой – на любопытных дельфинов и этих, как их, китов, которые в честь икры.
Отсюда же видно дальнюю стену большого аквариума – изогнутую стеклянную плоскость, обращенную на озеро Мичиган. Это всегда казалось мне в некотором роде садизмом. Я имею в виду, здесь собрали животных, созданных природой для жизни на просторах морей, – собрали и заперли в трех миллионах галлонов воды. Им и так неважно приходится и без того, чтобы их дразнили видом на те самые водные просторы.
А может, и нет. Я слышал, что в наши дни быть китом или дельфином на воле, в открытом океане, – полный отстой, учитывая нынешнюю рыболовную индустрию.
– Боюсь, они смотрят на нас как на корм, – пробормотал я.
– А? – не понял Кинкейд.
– Нет, ничего.
Ива довольно вздохнула, дождавшись, пока выдры исчезнут в своем домике. Потом повернулась к нам и моргнула от неожиданности.
– Ой, – произнесла она. Щеки ее чуть порозовели, и на мгновение она превратилась в настоящую маленькую девочку. – Ой. – Она разгладила несуществующие морщинки на брючках и кивнула Кинкейду: – Да?
Кинкейд кивнул в мою сторону:
– Местные правоохранительные органы хотят, чтобы их представитель присутствовал здесь в качестве наблюдателя. Дрезден поддерживает это требование.
Она задумалась на мгновение.
– Сержант Мёрфи?
– Да, – подтвердил я.
– Ясно. – Она нахмурилась. Когда она заговорила, голос ее сделался предельно осторожным, словно обдумывала каждое слово. – Выступая в качестве арбитра переговоров, я не имею возражений, если только обе участвующие в переговорах стороны дадут свое согласие.
– Ладно, – кивнул Кинкейд.
Он повернулся и зашагал обратно к выходу.
Я поклонился Иве, которая ответила мне тем же. Потом поспешил догонять Кинкейда.
– И что теперь? – спросил я его, когда мы поднимались по лестнице обратно.
– Теперь, – ответил он, – пошли поговорим с Никодимусом.
Следом за Кинкейдом я миновал главные бассейны и достиг входного вестибюля. Здесь тоже в достатке блестящих каменных полов и коринфских колонн, расставленных вокруг большого аквариума размером с каток для роллеров. Он полон соленой морской воды, водорослей и кораллов, а также всевозможных тропических рыб. Иногда здесь плавает ныряльщик или ныряльщица со встроенным в маску микрофоном – он кормит маленьких акул, других рыбок и разговаривает с глазеющими на это туристами. аквариум переливается преломленным светом, попадающим в него через огромный трехгранный зенитный фонарь в потолке.
Правда, теперь стекла фонаря оказались покрыты снегом, которым занесло и стеклянные входные двери больше чем наполовину, так что помещение освещалось только небольшими разноцветными светильниками, размещенными внутри аквариума. Рыбы призраками скользили в воде за стеклом, и причудливый свет играл на их чешуе, окрашивая ее в зловещие тона, а их тени, увеличенные расстоянием и выпуклой поверхностью аквариума, плыли по стенам.