Ива!
Ты не одна.
Кинкейд жив. Со мной все в порядке. Мы за тобой придем.
Не слушай их. Держись.
Мы идем.
Ты не одна.
– Ого, – сказала Молли, заглянув через мое плечо. – Умно.
– Если это сработает, – заметила Люччо. – Она это получит?
– Не знаю, – признался я. – Но я не знаю, что еще мог бы сделать прямо сейчас. – Я снова потер переносицу. – Какая-либо еда осталась?
– Я приготовила тушеное мясо в горшочке, – сказала Молли.
– Но еда какая-нибудь есть?
Она дала мне подзатыльник – несильный – и направилась к холодильнику.
Я соорудил сэндвич из всякой всячины. Я американец. Мы, американцы, можем есть все, что угодно, лишь бы это лежало между двумя ломтями хлеба. А с достаточным количеством горчицы даже безразлично, что там еще напихано. Несколько минут я занимался исключительно едой. Я настолько проголодался, что даже получил самое что ни на есть удовольствие в момент кульминации – когда за сэндвичем последовало обещанное Моллино тушеное мясо и мой урчащий желудок наконец заткнулся.
Зазвонил телефон.
Трубку снял Майкл. Несколько секунд он слушал молча, потом ответил мягким тоном:
– Еще не слишком поздно искать покаяния. Даже вам.
На другом конце провода кто-то весело рассмеялся.
– Минутку, – произнес Майкл. Он повернулся, прикрывая микрофон рукой, и кивнул мне. – Гарри.
– Он, – предположил я.
Майкл кивнул.
Я подошел к телефону и взял у него трубку:
– Дрезден.
– Я поражен, Дрезден, – произнес Никодимус. – Я ожидал эффектного спектакля от Адского Пса, но вы меня удивили. Ваше мастерство совершенствуется впечатляющими темпами. Тесса от вас просто в ярости.
– Я устал, – буркнул я в ответ. – Вы собираетесь говорить о деле или нет?
– В противном случае я бы не позвонил, – отозвался Никодимус. – Только давайте сделаем это проще, ладно? Вы и я, никого больше. У меня нет желания втягивать в это дурацкое дельце чикагский криминалитет или Белый Совет в полном составе. Разумеется, при взаимных гарантиях безопасности.
– Это мы уже проходили, – напомнил я.
– И, несмотря на то что вы нарушили нейтральный характер встречи задолго до того, как я или мои люди перешли к активным действиям – что лично я воспринимаю как весьма многообещающий факт, – я не против довериться вам еще раз.
Я даже усмехнулся:
– Ага. Вы просто святой.
– Придет такой день, – заявил Никодимус. – Придет день. Но пока я предлагаю встречу с глазу на глаз. Разговор. Только вы и я.
– Чтобы вы и ваша братия навалились на меня одного? Спасибо, не надо.
– Ну же, Дрезден. Как вы говорите, я действительно желаю обсудить сделку. Если вы готовы гарантировать мне беспрепятственный проход, мы можем встретиться даже на вашей территории.
– Да ну? – восхитился я. – И где же?
– Признаюсь, мне это совершенно безразлично, главное, чтобы меня не видели в вашем обществе, пока на вас этот костюмчик с чужого плеча.
По спине моей побежали мурашки. Я чуть повернул голову. Выходящие на задний двор Карпентеров окна были задернуты занавесками и шторами, но не плотно. Горевший на кухне свет превращал их в зеркала. Что находится за ними, я не видел.
– Так что же мы решим, Дрезден? – поинтересовался Никодимус. – Дадите ли вы мне гарантии свободного прохода для беседы? Или мне приказать моим людям открыть огонь по той милой юной леди у раковины?
Я покосился через плечо на мывшую посуду Молли. Она, разумеется, тоже искоса наблюдала за моим телефонным разговором, хотя и старалась этого не показать.
Вряд ли мне удалось бы предупредить кого-либо прежде, чем люди Никодимуса открыли бы огонь, – и я верил, что они там действительно находятся. Возможно, в домике на дереве. Оттуда открывается неплохой вид на кухню.
– Ладно, – произнес я громко, чтобы слышали все. – Я даю вам гарантии свободного прохода. На десять минут.
– В надежде на смерть? – предположил Никодимус.
Я оскалил зубы в улыбке:
– При таких ставках кому-нибудь обязательно придется.
Он снова рассмеялся:
– Сохраните содержание этого разговора между нами, и это будет не кто-либо из находящихся у вас на кухне.
В трубке послышались гудки.
Мгновением спустя кто-то постучал в дверь.
Рычание Мыша разнеслось по всему дому, хотя он оставался в гостиной.
– Гарри? – спросил Майкл.
Я нашел свои башмаки и сунул в них босые ноги.
– Я выйду поговорить с ним. Следите за нами, но не предпринимайте ничего, если только он не начнет первым. И следите за тылами. Прошлый аналогичный разговор с ним был отвлекающим маневром. – Я встал, накинул плащ и взял свой посох. Потом посмотрел Майклу в глаза. – Следите за тылами.
Майкл чуть заметно кивнул. Потом взгляд его скользнул поверх моего плеча, на окна.
– Будьте осторожны.
Я достал из кармана браслет-оберег, застегнул его на запястье и поморщился, когда маленькие серебряные щиты царапнули по старым ожогам.
– Вы меня знаете, Майкл. Я всегда осторожен.
Приблизившись к входной двери, я выглянул в окно.
Уличные фонари не горели – все, кроме одного, напротив дома Майкла. Никодимус стоял посереди улицы. Длинная темная тень протянулась от него по снегу в направлении, прямо противоположном тому, куда ей полагалось бы падать, исходя из положения источника света.
Мыш подошел и решительно остановился рядом со мной.
На мгновение я положил руку на мощный загривок моего пса, вглядываясь в темноту. Я не увидел ничего – что, разумеется, ничего не означало. В темноте могло скрываться все, что угодно.
Но единственное я знал точно: где-то там находится маленькая напуганная девочка.
– Идем, пес, – сказал я Мышу и шагнул на снег.
Глава 37
Снова начался снегопад. Пять или шесть дюймов снега нападало с тех пор, как кто-то в последний раз чистил дорожку от крыльца Карпентеров. Снег под подошвами моих башмаков звонко хрустел в ночной тишине. Должно быть, мои шаги было слышно в соседнем квартале.
Никодимус ждал меня в том же небрежном, но стильном наряде: темно-зеленой шелковой рубашке и черных брюках. Он стоял, наблюдая за нашим приближением, с нейтральным выражением лица, чуть прищурив глаза.
Я поежился, когда меня коснулось дыхание холодного ветра, и мои усталые мышцы едва не отказались повиноваться мне. Черт подери, ведь это я вроде бы работаю на Зимнюю Королеву. Так какого черта кому-то другому куда уютнее, чем мне, в этом эпицентре метели?
Я остановился у калитки Майклова палисадника и уперся посохом в снег. Некоторое время Никодимус молча смотрел на меня. Тень подвинулась, закрыв его лицо, так что его выражения я почти не видел.
– Что, – негромким, убийственно-ледяным тоном произнес он, – это?
Мыш пристально посмотрел на Никодимуса и испустил рык, такой низкий, что вокруг него взвились с земли снежные хлопья. Мой пес оскалился, выставив на обозрение свои белые клыки, и зарычал громче.
Адские погремушки! Я никогда не видел, чтобы Мыш реагировал так на кого-либо, если не считать серьезного боя.
И похоже, Никодимусу Мыш тоже не очень понравился.
– Отвечайте на мой вопрос, Дрезден, – негодующе сказал Никодимус. – Что это такое?
– Мера предосторожности. Чтобы не увязнуть в снегу, – пояснил я. – Он учится на сенбернара.
– Прошу прощения? – не понял Никодимус.
Я сделал вид, что прикрываю одно из ушей пса рукой.
– Только не говорите ему, что на самом деле они не таскают на шее бочонки с выпивкой, – произнес я театральным шепотом. – Это разобьет ему сердце.
Никодимус не трогался с места, но его тень поползла по снегу, пока не улеглась бесформенной лужей между ним и Мышом. Лицо его снова выступило на свет, и он улыбался.
– Гм. Так мне в лицо не дерзили уже довольно давно. Позволите задать вам один вопрос?
– Почему бы и нет?
– Вы всегда прячетесь за дерзость, когда вам страшно, а, Дрезден?
– Я не считаю, что прячусь. Я считаю это наступлением здорового юмора. Позволите задать вам один вопрос?
Улыбка сделалась шире.
– О, почему бы и нет?
– Как получается, что часть вас, лузеров, похоже, сохраняет собственные имена, тогда как других зовут лишь по имени Падшего в монете?
– Ничего сложного, – отозвался Никодимус. – Некоторые члены нашего ордена обладают активным, волевым сознанием, которому хватает силы сохранить свою личность. Другие же, – он элегантно-надменно пожал плечом, – обладают значительно меньшей ценой. Просто носители, расходный материал, не более того.
– Как Расмуссен, – пробормотал я.
В лице Никодимуса мелькнуло что-то похожее на растерянность. Потом глаза его сощурились, вонзившись в меня взглядом. Его тень снова подвинулась, и что-то произвело звук, неприятно напоминающий тревожное змеиное шипение.
– Ах да, носитель Урсиэля. Конечно. – Он посмотрел мимо меня, на дом. – Ваши друзья еще не начали шептаться у вас за спиной?
Будь я проклят, если не начали, хотя я не имел ни малейшего представления почему. На всякий случай я изобразил на лице маску игрока в покер.
– С чего бы это?
– Попробуйте представить события в аквариуме с их точки зрения. Они входят в здание вместе с вами, а еще с тем, кого они сами ни за что с собой не взяли бы, но вы настояли на том, чтобы с вами отправился полицейский офицер. В результате вы уходите для приватного разговора, при котором присутствуют – по их мнению – только вы, я и сторожевой пес Архива. Потом активируется символ, и они слышат шум чудовищного конфликта. Так быстро, как только позволяют обстоятельства, они спешат к месту событий и обнаруживают моих людей, вытаскивающих вас из воды – с целью отобрать монету, лежащую у вас в кармане, но ваши друзья-то этого не знают. Выясняется, что Архив исчезла, ее телохранитель убит или ранен, а вам оказывали несомненную помощь мои люди. И ваши друзья так и не видели, что произошло на самом деле. С точки зрения подозрительного рассудка все это выглядит по меньшей мере неоднозначно.