Я кашлянул:
– Не уверен.
– Правда? – удивился Никодимус. – Даже когда вы собираетесь предложить вернуть мне монеты, захваченные в аквариуме? Одиннадцать монет, Дрезден. Стоит мне получить их, и все, чем ваши люди занимались последние несколько дней, окажется лишенным смысла. Я верну себе свою силу… нет, стану сильнее, позаимствовав могущество Архива. Вряд ли сложно сделать из всего этого вывод, что вы получили идеальную возможность предать их в критический момент – каковой и наступил.
Я… я не думал об этом в таком ракурсе.
– «А вдруг он все-таки попал под влияние этой ее тени?» – вот как они думают. «А вдруг он не полностью свободен в своих решениях?» – вот как они думают. Предательство – оружие на порядок мощнее магии, Дрезден. У меня за плечами два тысячелетия практики по этой части, и вашим друзьям Рыцарям это известно.
Внезапно мне стало гораздо более ясным поведение Майкла, и тушеное мясо сразу же попросилось обратно. Я пытался сохранить маску игрока в покер, но получалось это у меня неважно.
– Ого, – сказал Никодимус, округлив глаза. – После стольких лет необоснованных подозрений и враждебности со стороны вашего же собственного Совета осознать это, должно быть, особенно болезненно. – Он ухмыльнулся, покосившись сначала на Мыша, потом на меня. – Это разбивает ваше сердце.
Мыш прижался плечом к моей ноге, свирепо рыкнул на Никодимуса и сделал шаг вперед.
Никодимус не обратил на него ни малейшего внимания, глядя только на меня.
– Соблазнительное предложение, – произнес он. – Обменять монеты на Архив? Предоставить мне возможность уйти со всеми сокровищами из сейфа? Такое трудно оставить без внимания. Отменно проделано.
– Итак? – спросил я. – Где вы хотите осуществить обмен?
Он покачал головой.
– Обмена не будет, – тихо произнес он. – Это эндшпиль, Дрезден, пусть даже вы и ваши друзья не можете смириться с этим. Как только я получил Архив, все остальное перестало иметь особое значение. Конечно, потеря монет причиняет некоторые неудобства, но я могу без них обойтись. От Намшиила Колючего в его нынешнем состоянии не много толка, и я трудился последние две тысячи лет не для того, чтобы в последнюю секунду поставить все на карту. Сделки не будет.
Я поперхнулся:
– Тогда зачем вы здесь?
– Чтобы дать вам шанс передумать, – ответил Никодимус. – Мне кажется, мы с вами не так уж сильно отличаемся друг от друга. Мы оба – личности волевые. Оба живем ради идеалов, а не материальной выгоды. Оба готовы пожертвовать собой ради достижения своей цели.
– Возможно, нам стоило бы и одеваться одинаково?
Он развел руками:
– Я мог бы стать союзником, более эффективным и опасным, чем любой из тех, что у вас есть сегодня. Я готов найти точки соприкосновения наших с вами интересов – как знать, может, часть ваших целей станет и моими. Я могу предложить вам поддержку, превышающую все, что когда-либо делал для вас ваш Совет. Конечно, материальная выгода от подобного партнерства – вещь второстепенная, но разве вам не хотелось бы жить в каком-нибудь другом месте, а не в вашем сыром подвале? Разве вам не надоело, возвращаясь домой, мыться под холодным душем, питаться дешевой едой, спать в одиночестве?
Я молча смотрел на него.
– В мире столько работы для вас, Дрезден, и далеко не вся она вызовет у вас отвращение. Честно говоря, я вполне могу предположить, что значительная ее часть будет абсолютно соответствовать вашим понятиям добра и зла.
К черту бесстрастную маску. Я осклабился:
– Например?
– Например, Красная Коллегия, – сказал Никодимус. – Их много, они хорошо организованы, они представляют собой угрозу моим планам, смертельную опасность для человечества – и при этом совершенно омерзительны эстетически. Это паразиты, которые неудобны с сиюминутной точки зрения, опасны с тактических позиций и смертельно опасны в стратегическом разрезе. Рано или поздно их в любом случае придется уничтожить. Я не испытываю ни малейших сомнений, предлагая вам свою помощь в этом вопросе, а вместе с вами – и Белому Совету.
– Значит, хотите устранить Красную Коллегию руками Совета, не замарав своих? – поинтересовался я.
– Можно подумать, вы ни разу не служили орудием в их руках.
– Для того чтобы оказаться орудием, Совету не нужна моя помощь, – буркнул я.
– И все же отказ будет противоречить вашим понятиям о справедливости, требующим отмщения. Особенно с учетом того, что они сделали со Сьюзен Родригес. – Он склонил голову набок. – Ведь ей еще можно помочь, вы знаете? Если кому-то и известны способы избавить ее от последствий общения с вампирами, так это Падшим.
– Почему бы вам сразу не предложить мне плавучие замки и мир во всем мире, если это в ваших силах, Ник?
Он развел руками:
– Я всего лишь констатирую открывающиеся перед вами возможности. Но одно совершенно очевидно: у нас с вами множество общих врагов. Я готов помочь вам сражаться с ними.
– Позвольте мне уточнить, – произнес я. – Вы говорите мне, что хотите, чтобы я работал с вами, и что я при этом останусь одним из хороших парней. Так?
– Добро и зло – понятия относительные. Вы и сами это уже знаете. Однако я никогда не предложу вам действовать против вашей совести. Мне нет необходимости поступать так, чтобы использовать ваши способности. Просто подумайте, скольким людям вы сможете помочь, обладая силой, которую я вам предлагаю.
– Угу. Похоже, вы просто настоящий филантроп.
– Как я уже сказал, я готов работать с вами, и говорю это совершенно искренне. – Он встретился со мной взглядом. – Загляните мне в душу, Дрезден. Сами увидите.
Мое сердцебиение участилось до тысячи ударов в секунду, и я в ужасе отвел от него взгляд. Я не желал видеть, что скрывалось за темными, спокойными, древними глазами Никодимуса. Там могло обнаружиться что-то чудовищное, что-то, что лишило бы меня рассудка либо оставило бы на нем след – словно мазок жирной копоти.
Или все могло оказаться еще хуже. Что, если он говорил правду?
Я оглянулся на дом Карпентеров, ощущая себя ужасно замерзшим и ужасно усталым. Усталым от всего. Вообще от всего этого. Я опустил взгляд на свой наряд с чужого плеча, на торчавшие из-под штанин голые лодыжки, уже припорошенные снегом.
– Я ничего не имею против вас лично, Дрезден, – заявил он. – Я уважаю вас за цельность и честность. Я с удовольствием поработал бы с вами. Но не заблуждайтесь: если вы попытаетесь встать у меня на пути, я смету вас вместе со всеми остальными.
Воцарилась тишина.
Я думал о том, что я вообще знаю о Никодимусе.
Я думал о моих друзьях и о шепотках за спиной. Я думал об умолчаниях и недоговорках.
Я думал о том, во что может превратиться мир, если Никодимусу удастся обратить Иву.
Я думал о том, как, возможно, страшно девочке именно в эту минуту.
И я думал о старике с Окинавы, который в буквальном смысле этого слова отдал свою жизнь ради моей.
– Вы и я, – произнес я негромко, – оба готовы жертвовать ради достижения своей цели.
Никодимус выжидающе склонил голову набок.
– Основная разница между нами заключается в выборе того, кто будет жертвовать и кем пожертвуют. – Я тряхнул головой. – Нет.
Он сделал медленный, глубокий вдох.
– Жаль, – сказал он. – Спокойной ночи, Дрезден. Удачи вам в новом мире. Но я подозреваю, что в этой жизни мы с вами больше не увидимся.
Он повернулся, чтобы уходить.
И мое сердце снова заколотилось быстрее.
Широ говорил, что я буду знать, кому отдать меч.
– Постойте, – сказал я.
Никодимус задержался.
– У меня есть еще кое-что предложить вам, помимо монет.
Он повернулся. Теперь уже его лицо застыло как маска.
– Вы отдаете мне Иву, а я отдаю вам одиннадцать монет, – тихо сказал я, – плюс Фиделаккиус.
Никодимус застыл. Его тень беспокойно извивалась и дергалась.
– Он у вас?
– Угу.
Снова послышался этот противный, по-змеиному шепчущий звук, на этот раз громче и напряженнее. Никодимус покосился на свою тень и нахмурился.
– Предположим, вы удержите у себя Иву, – сказал я. – Предположим, вам удастся обратить и контролировать ее. Это само по себе непросто. Предположим, вы получите свой апокалипсис и свой новый Темный Век. Вы думаете, это остановит Рыцарей? Вы думаете, постепенно, один за другим, новые мужчины и женщины не возьмут мечи и не начнут биться с вами? Вы думаете, Небеса не станут вмешиваться в то, что вы задумали и творите?
В том, что касается маски игрока в покер, Никодимус превосходил меня на голову, но я взял его за живое, точно. Он слушал.
– Сколько раз мечи срывали ваши планы? – спросил я. – Сколько раз они заставляли вас сдавать одну позицию за другой? – И я нанес удар наугад, решив, что он должен достичь цели. – Вам не надоело просыпаться от кошмаров, когда вам протыкают мечом сердце или горло? Превращают вас в еще один выброшенный одноразовый стаканчик для Падших? Или в ужасе от того, с чем вам придется столкнуться, как только вы лишитесь смертного тела?
Сделав краткую паузу для закрепления эффекта, я продолжил:
– У меня есть меч. Я хочу обменять его вместе с монетами.
Он блеснул зубами:
– Нет, не хотите.
– Мне этого хочется не больше, чем вам – отдавать Архив, – буркнул я. – Я дарю вам возможность, Ник. Шанс навсегда уничтожить один из мечей. Как знать, может, если все сложится для вас удачно, вы смогли бы попытаться убрать и два остальных меча.
Шепот снова сделался громче и выше тембром.
Никодимус смотрел на меня. Я не мог прочесть его лица, но правая рука его медленно сжималась и разжималась, словно ей не терпелось схватиться за оружие, и ненависть исходила от него, как жар от плиты.
– Ну, – произнес я так небрежно, как только мог, – где вам хотелось бы произвести обмен?
Глава 38
Я вернулся в дом спустя несколько минут. Мыш ступал рядом со мной. Майкл говорил правду: прежде чем мы вошли, пес старательно отряхнулся. Я решил последовать его при