Она плакала недолго. Пару минут, не больше. Потом дыхание ее успокоилось, и я почувствовал, что она берет себя в руки. Еще минута, и она выпрямилась и отстранилась от меня. Я отпустил ее.
– Они говорили, ты находишься под чьим-то влиянием, – сказала она спокойным, почти деловым тоном. – Будто кто-то сделал что-то с твоей головой. Твоя ученица сказала. Но Майкл, мне показалось, не хотел говорить этого при твоей начальнице. И никто не хотел ничего говорить при мне.
– Секретничанье входит в привычку, – заметил я. – И Молли говорила правду.
Мёрфи кивнула:
– Она сказала, что мы должны прислушаться к первым словам, которые слетят с твоих губ, когда ты проснешься. Что если кто-то возился с твоей головой, твое подсознание сможет проявлять себя именно тогда, на грани сна. И ты сказал, что мы должны слушать ее.
Я обдумал это и поджал губы:
– Гм. Правда. Пожалуй, я хитрее, чем думал.
– Им не стоило подозревать тебя, – сказала Мёрфи. – Вот я параноидальная сучка – и то давным-давно перестала тебя подозревать.
– У них имелся веский повод, – возразил я и сделал глубокий вдох. Это далось мне нелегко, но я выдавил из себя эти слова. – Никодимус бросил одну из этих своих монет ребенку Майкла. Я схватил ее прежде, чем тот успел дотронуться до нее. В результате фотокопия Падшего ангела несколько лет жила у меня в голове, пытаясь уговорить меня взять монету и запустить в себя все остальное.
Мёрфи покосилась на меня:
– Ты хочешь сказать… ты мог превратиться в одну из этих тварей?
– Угу, – кивнул я. – Пару раз висел на волоске.
– Это… Это еще… Там?
Я мотнул головой:
– Уже нет. Она ушла. Я думаю, все то время, что она пыталась изменить меня, я пытался в ответ изменить ее. И в прошлом году в Провале Рейтов она, можно сказать, приняла на себя пулю, предназначавшуюся мне. Психическую пулю. В самом конце, после того как все другие успели уйти. – Я пожал плечами. – Я… Мы с ней вроде как подружились, Мёрф. Я успел привыкнуть к ее присутствию. – Я взглянул на Мёрфи и слабо улыбнулся. – Псих, правда? Переживаю из-за воображаемого друга.
Ее пальцы нашли мои и сжали их.
– Мы все в той или иной степени воображаемые друзья, Гарри. – Секунду она сидела не шевелясь, потом внимательно посмотрела на меня. – Ты ведь не говорил Майклу подробностей?
Я снова помотал головой:
– Не знаю почему.
– Я знаю, – сказала она. – Помнишь, когда Кравос совал пальцы мне в голову?
Я поежился. Он принял мою внешность, когда делал это.
– Угу.
– Ты говорил, это нанесло какой-то ущерб. Как ты его называл?
– Психическая травма, – ответил я. – Примерно то же самое происходит, когда у кого-то умирает близкий человек. При эмоциональных трагедиях и тому подобном. Требуется некоторое время, чтобы прийти в себя.
– Но ты-то с этим справился, – заявила Мёрфи. – Знаешь, Дрезден, мне кажется, очень хреново бывает, когда кто-то настоящий принимает на себя настоящую, предназначенную тебе пулю. А когда нападение на тебя ограничено психикой и твой воображаемый друг погибает лишь у тебя в сознании, справиться с этим все-таки легче. Такое случается время от времени – что ж теперь, помирать от этого?
Я нахмурился и опустил взгляд на свои руки:
– Ни разу не думал об этом в таком разрезе.
Она негромко фыркнула:
– Надо же, сюрприз какой. Дрезден забывает, что он не неуязвим.
Что ж, не лишено логики.
– Этот твой план, – сказала она. – Ты серьезно веришь, что он сработает?
– Думаю, я обязан попытаться. – Я набрал в грудь воздуха. – Мне кажется, тебе не стоит впутываться в этот раунд, Мёрф. У динарианцев есть смертные поклонники. Фанатичные.
– Ты думаешь, нам придется убить кого-то из них? – предположила Мёрфи.
– Я думаю, у нас почти нет выбора, – ответил я. – И потом, я вполне могу ожидать от них, что они направят кого-нибудь сюда.
Мёрфи пристально посмотрела на меня.
Я пожал плечами:
– Им известно, что я, Майкл и Саня уедут на встречу. Им известно, что здесь находится еще несколько человек, и по меньшей мере часть их беззащитна. Вне зависимости от того, получит он монеты или нет, Никодимус может послать кого-нибудь сюда, чтобы расправиться с ранеными.
Секунду Мёрфи молча смотрела на меня, потом опустила взгляд на Кинкейда.
– Ты говнище, – ровно, без нажима произнесла она.
– Я не собираюсь разыгрывать из себя старшего брата, Кэррин, – ответил я. – Но мы имеем дело с очень погаными людьми. Молли останется с Кинкейдом. Мыша я тоже оставлю здесь. Я бы предпочел, чтобы здесь находился еще и кто-нибудь более опытный. Хотя бы для того, чтобы при необходимости посоветовать что-нибудь девчонке.
Она нахмурилась и посмотрела на Кинкейда.
– Пытаешься усовестить меня, чтобы я изображала верную подругу, защитницу дома и суррогатную мамашу в одной упаковке?
– Я решил, что это сработает лучше, нежели сказать тебе: «Молчи, женщина, твое место на кухне».
Она сделала глубокий вдох, глядя на спящего. Потом осторожно коснулась его руки пальцами, встала и повернулась ко мне.
– Нет. Я иду с тобой.
Я хмыкнул, поднимаясь на ноги:
– Уверена?
– Девочка для него сейчас важнее всего, – сказала Мёрфи. – Важнее, чем что-либо за много, много лет, Гарри. Он отдал бы за нее жизнь. Если бы он находился в сознании, он потребовал бы, чтобы вы взяли его с собой. Но он не может этого сделать. Значит, мне придется сделать это за него.
– Там, возможно, выйдет настоящее мочилово, Мёрф.
Она кивнула:
– Переживать на этот счет можно и позже, когда девочка окажется в безопасности.
На стене тихо тикали часы.
– Встреча через час.
Мёрфи кивнула и потянулась за пальто. Слез и след простыл, и ничто в ее лице не выдавало того, что она недавно плакала.
– Тогда извини. Если нам предстоит вечер на выезде, мне нужно переодеться во что-нибудь поудобнее.
– Не в моих привычках давать советы дамам, как им одеваться.
Скажем честно, одно дело – идти на бой с силами тьмы, и совсем другое – заниматься этим в чужих тренировочных штанах и футболке не по размеру. К счастью, Молли, честь ей и хвала, хватило ума сунуть мои шмотки в стиральную машину. Я даже готов простить ей за это ее тушеное мясо.
Забравшись в постирочную, я сбросил с себя Майклову одежду и как раз натягивал свои старые джинсы, когда дверь отворилась и в комнату сунула голову чем-то изрядно возбужденная Люччо.
– Дрезден, мне кажется, я знаю, поче… ой!
Я рывком вздернул джинсы на положенное им место и застегнул молнию так поспешно, как только мог, не причиняя себе при этом неоправданных неудобств.
– О. Гм. Прошу прощения, – сказал я.
Люччо улыбнулась; благодаря ямочкам на щеках она казалась ненамного старше Молли. Она не покраснела. Вместо этого она скрестила руки на груди и прислонилась плечом к косяку. Темные глаза ее смотрели на меня с нескрываемым удовольствием.
– О, право же, не за что, Дрезден. Не за что.
Я помолчал, но через пару секунд ответил ей подобным же взглядом.
– Разве вам не полагалось бы смутиться, извиниться и тихонько выйти?
Улыбка ее сделалась шире, и она повела плечом.
– Когда я была маленькой девочкой – возможно. Впрочем, даже тогда мне стоило большого труда вести себя сдержанно, когда я видела что-то, приятное моему взгляду. – Она склонила голову набок и шагнула в мою сторону.
Потом вытянула руку и осторожно провела пальцами вдоль шрама у меня на руке ниже локтя.
– След от пули, – пояснил я в ответ на ее вопросительный взгляд. – Оборотни из ФБР.
Она кивнула. Потом ее пальцы коснулись ложбинки чуть ниже моего кадыка и медленно скользнули вниз, по груди, и дальше, по животу. Волна обжигающей дрожи катилась по телу эхом ее прикосновения. Она снова подняла на меня взгляд.
– Нож-крюк, – сказал я. – Один чернокнижник пытался освежевать меня в Музее естественной истории.
Ее прикосновения прошлись по моим обнаженным рукам, задержавшись у запястий, на которых багровели зловещими браслетами широкие, дюйма в полтора, шрамы.
– Наручники с шипами. Это когда Мадригал Рейт пытался продать меня на eBay.
Она подняла мою обожженную левую руку и погладила пальцами исковерканную ожогом плоть. К тому времени я уже неплохо мог шевелить пальцами, да и внешне рука больше не напоминала жуткий, наполовину оплавленный восковой муляж, хотя вид у нее все равно оставался не из приятных.
– В стае вампиров из Черной Коллегии оказался один очень изобретательный ренфилд. Он вооружился самодельным огнеметом.
Она покачала головой:
– Я знаю мужчин на несколько столетий старше вас, у которых и половины такой коллекции шрамов нет.
– Может, они и прожили так долго, потому что им хватило ума не заполучить столько, – заметил я.
Она снова улыбнулась. С близкого расстояния эта ее улыбка производила сокрушительное действие, а глаза ее показались мне еще темнее.
– Анастасия, – произнес я. – Через несколько минут нам предстоит сделать такое, что может убить нас обоих.
– Да, Гарри. Так и есть.
Я кивнул:
– Но до этого еще целых несколько минут.
Взгляд ее чуть затуманился.
– Несколько, да.
Я поднял правую руку, которую продолжало покалывать, осторожно взял Люччо пальцами за подбородок и, чуть пригнув голову, прижался губами к ее рту.
Она издала тихий довольный стон и прижалась ко мне всем телом, откликнувшись на мой поцелуй с медленной, еще более чувственной интенсивностью. Пальцы одной ее руки зарылись в волосы у меня на затылке, а ногти другой наугад касались моей груди и плеча. Каждое их прикосновение отдавалось на моей коже огнем, и я непроизвольно погрузил пальцы правой руки в мягкие завитки ее волос и притянул ее к себе еще крепче.
Не знаю, как долго это продолжалось, но это было восхитительно. Когда она наконец прервала поцелуй, мы оба задыхались, и сердце у меня в груди стучало с силой кузнечного молота. И в джинсах эти удары тоже отдавались.