Это не укрылось от Сани. Сначала он пытался скрыть ухмылку, но реакция Розанны привела его в неловкое замешательство. Он открыл рот, словно собираясь сказать что-то, но нахмурился, тряхнул головой и, отвернувшись, принялся смотреть в воду. С неба продолжали, вращаясь, падать крупные хлопья снега, окрашенные химическим фонарем в изумрудный цвет. Майкл начал вполголоса напевать псалом. Должно быть, слышал эту песню в исполнении каких-нибудь баптистов. Голос у него оказался приятный – глубокий, ровный.
Я подошел к Розанне.
– Скажите мне кое-что, – тихо сказал я ей. – Этот ваш образ скорбящей девы – много ли Рыцарей убито с его помощью?
Взгляд ее глаз – обеих пар – метнулся вбок, на секунду скользнув по мне, и снова уставился в темноту.
– Что вы хотите сказать?
– Вы прекрасно меня понимаете. У вас замечательная аура безутешного горя. Вы выглядите скорбной, трагической и красивой. Вы буквально излучаете «спаси меня, спаси меня!». Такие вещи как магнитом притягивают отважных молодых людей, так и рвущихся увезти вас от беды на белом коне.
– Вы обо мне так думаете? – удивилась она.
– Леди, – ответил я. – Год или три назад я сам оказался бы в этой очереди первым. Черт, если мне покажется, что вы серьезно подумываете выйти из игры, я, возможно, даже сейчас помог бы вам. Но я не думаю, что вы желаете выйти из игры. Я думаю, если бы вы и впрямь были такой жалостной, вы бы не контролировали своего Падшего – он контролировал бы вас. Я думаю, вы неспроста стали правой рукой Тессы. Из чего следует, что либо эта трагическая, попавшая в беду дева мало чем отличается от крокодиловых слез, либо лицемерие такого эпического масштаба говорит о каких-то серьезных психологических проблемах.
Она молча смотрела в темноту.
– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнил я.
– Почему вы не произнесете этого громче? – спросила она не без горечи в голосе. – Если вы считаете меня такой, ваших друзей необходимо предупредить о моем предательстве.
– Верно, – кивнул я. – Я сделаю это, и тогда ваши глаза наполнятся слезами, и вы отвернетесь от меня. Вы дадите им увидеть, как по вашей щеке катится слеза, а потом немного повернете голову, чтобы ветер сбил волосы, закрыв лицо. Может, позволите дрогнуть плечам. И в результате налицо большой, злой и подозрительный чародей, не способный ни простить, ни понять, придирающийся к бедной маленькой девочке, попавшей в неприятную ситуацию и просто желающей, чтобы ее любили. Имейте ко мне хоть немного уважения, Розанна. Я не собираюсь помогать вам подставлять их.
Светящиеся зеленые глаза повернулись, чтобы изучить меня. Рот Розанны шевельнулся, но голос из него послышался другой, хотя тоже женский.
– Ласкиэль научила тебя кое-чему о нас.
– Можно сказать и так, – согласился я.
Где-то впереди и чуть правее вспыхнул в темноте огонь – сигнальный костер, решил я. Трудно сказать, как далеко от нас он находился: ночь и снегопад мешали определить расстояние.
– Вон, – пробормотала Розанна. – Туда. С вашего позволения…
Она вернулась к штурвалу, и тут над озером пронесся порыв ветра. Собственно, в этом не было ничего нового. Ветер дул с самого начала снегопада. Однако теперь что-то насторожило меня в этом бризе. Что-то в нем ощущалось неправильное.
Мне потребовалось три или четыре секунды, чтобы понять, в чем дело.
Ветер дул с юга. И он был теплый.
– Ого, – произнес я, поднял светящуюся трубку и принялся вглядываться в воду рядом с катером.
– Гарри? – спросил Майкл. – Что случилось?
– Чувствуете этот ветер?
– Да, – ответил Саня по-русски. В голосе его слышалось замешательство. – Он теплый. А что?
Майкл наконец понял.
– Лето идет, – сказал он.
Розанна оглянулась на нас через плечо:
– Что?
– Доставьте нас на сушу, – сказал я. – Твари, которые охотятся на меня, не станут особенно переживать, если уберут вместе со мной и вас.
Она повернулась обратно к штурвалу и включила зажигание. Моторы лязгнули, кашлянули, но не завелись.
Ветер крепчал. Теперь с неба падал уже не снег, а холодный дождь. Слой льда, которым обрастал катер, становился толще почти на глазах. Волнение тоже усилилось, и катер плясал на воде как пробка.
– Ну, давай, – услышал я свой собственный голос. – Давай же!
– Смотрите! – воскликнул Саня, указывая куда-то за борт.
Что-то длинное, коричневое, скользкое и пористое выметнулось из воды и обвилось вокруг руки русского чуть ниже локтя.
– Боже мой! – охнул он по-русски.
Еще два щупальца, вынырнув из воды с разных сторон, схватили Саню, одно – за запястье той же руки, второе – за голову. Мощным рывком они потянули его за борт в то самое мгновение, когда я опомнился и бросился ему на помощь. Мне удалось схватить его обутую в башмак ногу прежде, чем он перевалился в воду. Упершись ногой в фальшборт, я изо всех сил потянул Саню обратно.
– Майкл!
Подвесные моторы снова почихали, окутались дымом и стихли.
– In nomine Dei Patri! – воскликнул Майкл, выхватывая Амораккиус из ножен.
Сияющий клинок описал дугу и одним взмахом отсек удерживавшие Саню щупальца. При соприкосновении со сталью Амораккиуса бурая ткань щупалец обугливалась и съеживалась, как тонкая бумага от открытого огня.
Я затащил Саню обратно в катер, и русский выхватил из ножен саблю – как раз вовремя, чтобы аккуратно перерубить еще одно коричневое, словно выросшее из мха щупальце.
– Что это?
– Келпи, – ответил я. Если бы щупальца намотались на винты, катер бы уже не тронулся с места. – Давайте же! – сказал я Розанне.
Катер неожиданно накренился на другой борт. Я повернул голову в ту сторону и увидел, что несколько келпи лезут к нам на борт. Формой они отдаленно напоминали людей, слепленных из тины и водорослей, с зияющими провалами ртов и маленькими точками серебристых огоньков на месте глаз.
Я крутанулся на месте, описав рукой широкую, рубящую дугу в воздухе.
– Forzare! – выкрикнул я.
Невидимая сила сорвала келпи с бортов катера, и они с отвратительными, булькающими воплями полетели обратно в воду. На стеклопластиковом корпусе остались лишь лохмотья мокрых водорослей.
Наконец завелись моторы. Корма катера чуть погрузилась в воду, а нос задрался, и мы рванулись вперед.
Что-то с силой дернуло меня за ногу. Бестолково взмахнув руками, я полетел навзничь, уже на лету сообразив, что одна из келпи успела-таки схватить меня щупальцем за лодыжку. Резкими, болезненными рывками она вытащила меня на корму, и я успел осознать, что набирающий скорость катер вот-вот выдернется из-под меня. Дальнейшая моя судьба сводилась к одному нехитрому вопросу: что прикончит меня раньше, ледяная вода или удушающие объятия плавающих в ней чудищ?
Перед моими глазами мелькнуло алое с белым, что-то свистнуло, зашипело, и ногу обожгло огнем. Я пролетел еще пару футов по инерции, врезался в кормовой транец и покатился на палубу. В лицо хлестали ледяной дождь и брызги ледяной же воды из-за борта. Я опустил взгляд и увидел, как с моей лодыжки сваливается почерневшее щупальце, извивающееся, как червяк. Саня наклонился, сорвал с моей ноги последние клочки дымящихся бурых водорослей и швырнул их в пенившуюся за кормой воду. Из пореза на лодыжке сочилась кровь, черная в зеленом химическом свете. Такие же потеки темнели на клинке Эспераккиуса.
Шипя от боли, я стиснул лодыжку руками.
– Чтоб вас, Саня!
Саня всмотрелся в черноту за кормой, потом перевел взгляд на меня.
– Ох. Упс.
Майкл подошел и опустился рядом со мной на колени.
– Гарри, не дергайтесь. – Он ощупал мою лодыжку, и это было так больно, что я не удержался от пары невоспроизводимых междометий. – Не страшно. Длинная, но неглубокая.
Он расстегнул кожаную поясную сумку и достал из нее маленькую аптечку. Джинсы ему взрезать не пришлось – это уже сделала Санина сабля, но Майкл разорвал их чуть сильнее, чтобы ткань не мешала ему обрабатывать рану. Он очистил разрез влажной салфеткой, полил ее чем-то из пластикового пузырька, накрыл полоской белой впитывающей материи и туго замотал пластырем. На все это у него ушло две или три минуты, и действовал он с ловкостью и точностью профессионала. Когда он закончил, шок начал проходить, и рана разболелась.
– С болью ничего поделать не могу, – вздохнул Майкл. – Извините, Гарри.
– Как-нибудь перетерплю, – буркнул я, морщась. – Дайте мне только минуту прийти в себя.
– Мне очень жаль, Дрезден, – сказал Саня.
– Угу. Только не смейте даже думать спасать меня еще раз, – буркнул я ему.
Потом закинул ногу на одно из кормовых сидений, чтобы кровь оттекала от раненой лодыжки, и закрыл глаза.
Существует множество способов справляться с болью без применения лекарств. Конечно, большая их часть поможет вам не слишком сильно, если только вы не упражнялись несколько лет в искусстве концентрации. К счастью, я упражнялся. Тень Ласкиэли обучила меня методам ментального блокирования боли, столь эффективным, что даже страшно становится. В прошлом я ухитрялся держаться на этих приемах до тех пор, пока мое тело не вырубалось, поскольку я даже не осознавал, насколько хреново мое состояние. И мне еще повезло: в принципе, так можно и помереть.
Тело или разум, сердце или душа – все мы люди, а людям свойственно чувствовать боль. И отсекать от себя эту боль можно только на свой страх и риск.
Тем не менее, учитывая то, что нам предстояло, а также то, что стремилось нас догнать, я вряд ли увеличил бы степень риска, а позволить себе отвлекаться на мелочи вроде боли не мог никак. Поэтому я закрыл глаза, взял под контроль дыхание, сосредоточился и начал методично отгораживаться от боли в лодыжке, в сломанном носу, во всем моем избитом теле. На это у меня ушла пара минут, а когда я закончил, тональность рыка подвесных моторов изменилась – точнее, это был уже не рык, а негромкое урчание.
Я открыл глаза и увидел, что Саня и Майкл стоят по обе стороны от меня с мечами наголо. Розанна еще немного убавила обороты моторам и п