овернула голову, чтобы смерить меня долгим взглядом. Уголки ее губ чуть изогнулись в улыбке – она узнала методику. А потом снова повернулась к штурвалу, и я заметил, что вокруг сделалось светлее. Ненамного, но достаточно, чтобы я мог разглядеть ее силуэт с изящно изогнутыми рожками.
Я поднялся и в первый раз увидел остров, который поднимался из волновавшихся все сильнее озерных вод. Он порос обычным для этих мест лесом: чахлыми деревьями с густым подлеском. Снег укрыл его целиком, и именно отраженный от этого белого одеяла свет позволял мне видеть темный силуэт Розанны.
На берегу виднелось нечто, напоминающее города-призраки Дикого Запада, только это поселение забросили так давно, что сюда, на отвоеванную у них землю, вернулись деревья. Большая часть зданий давно обрушилась. Сквозь те, что остались стоять, проросли деревья, и это зрелище напомнило мне коллекцию насекомых: пустые хитиновые оболочки, пришпиленные булавками к страницам. Какая-то вывеска, выцветшая до полной неразборчивости, висела боком на единственной уцелевшей старой цепи. Ветер раскачивал ее, и покрытые ржавчиной звенья с противным скрежетом терлись друг о друга. У берега ощетинился бревнами скелет давно истлевшего причала, и черные сваи торчали из воды обломками гнилых зубов.
При виде этого запустения я словно ощутил на себе чужой, бездушный, но все равно враждебный взгляд. Я не нравился этому месту. Оно не хотело моего присутствия. Оно не питало ко мне ни малейшего уважения, и останки маленького городка безмолвно напоминали о том, что в прошлом это место уже вступило в борьбу с людьми вроде меня – и победило.
– Эй, – окликнул я Розанну. – Вы уверены, что это нужное нам место?
Она молча ткнула пальцем куда-то поверх городка. Я взглянул в указанном направлении и увидел огонь, который мы уже видели издалека. Теперь я не сомневался, что это горит сигнальный костер – горит на вершине высившегося над городком холма, который, судя по всему, являлся верхней точкой острова. Что-то неясно темнело там на фоне неба, то ли дом, то ли башня; яркий огонь мешал разобрать очертания.
Розанна окончательно заглушила моторы, и катер тихо скользил к обломку деревянного столба у самого берега. Она перебралась на нос катера и ждала там с мотком каната в руке, когда катер несильно стукнулся о столб носом. Набросив петлю на столб, она привязала к нему катер, после чего спрыгнула в воду, погрузившись почти по пояс, и направилась к берегу.
– Ну отлично, – буркнул я. – Снова мокнуть.
Откуда-то сзади продолжавший усиливаться ветер донес клокочущий звук. Я несколько раз бывал на севере и мог бы сравнить его с криком гагары, но мы-то все знали точно. Лето продолжало идти по нашему следу.
– Мы вряд ли просохнем, если будем ждать здесь, – негромко заметил Майкл.
– В деревьях прячутся люди, – сообщил Саня, убирая меч в ножны и снимая с плеча «калашников». – В тридцати ярдах от берега, там и еще вон там. Хорошие позиции для пулеметчиков.
– Ладно, пошли, – буркнул я. – А то им станет скучно и они решат поиграть в Нормандию.
– Господь да пребудет с нами, – тихо произнес Майкл.
– Аминь, – откликнулся я, доставая из-под плаща свой обрез.
Глава 42
Майкл, как всегда, предусмотрел все заранее. Он захватил с собой с дюжину специальных химических грелок – этаких пакетиков, которые охотники подкладывают в рукава своих курток. Оказавшись на берегу, он первым делом раздал их нам, и мы сунули их себе в носки. В противном случае я плохо представляю себе, как мы вообще добрались бы по снегу на вершину холма в промокших до колен штанах.
Розанна, разумеется, не испытывала с погодой никаких затруднений. Закутавшись в крылья, словно в плащ, она в своей демонической форме, казалось, невосприимчива к холоду, и ее копыта ступали по заснеженному каменистому склону с ловкостью горной козы, а хвост с зазубренным кончиком метался вправо-влево, помогая поддерживать равновесие. Следом за ней шел Саня, потом я, и замыкал наше шествие Майкл.
Городок на поверку оказался скорее заводским поселком, выстроенным при консервном заводике – длинном, наполовину разрушенном здании в дальнем конце заснеженной улицы.
На полпути вверх по склону мы наткнулись на тропу, которой явно пользовались на протяжении нескольких последних дней. Кто-то даже расчистил ее от снега до самого камня – включая ступени, ведущие на вершину. По мере того как мы поднимались, силуэт стоявшего на вершине сооружения становился все яснее, а горевший там огонь – ярче.
– Маяк, – пробормотал я. – Или то, что от него осталось.
Когда-то башня имела в высоту футов пятьдесят, не меньше, но верхние два десятка футов обрушились, словно снесенные рукой великана. Вообще-то, маяков по берегам и на островах Великих озер достаточно много, и, как часто случается с подобными сооружениями, с ними связано множество странных историй. Ничего такого про этот конкретный маяк я не слышал, но, глядя на шершавые камни, почему-то подумал, что для рассказа о странных приключениях требуется одна малость: остаться в живых.
Все это зловещее место навевало мысли о том, что я ступаю не просто по заколдованной земле – а по земле, заколдованной по высшему магическому разряду. По местам, которые так и не склонили головы под натиском прогресса и цивилизации и питали к их нынешним представителям не больше уважения, чем к их предкам. Остров казался почти живым, реагирующим на мое присутствие, хотя каким именно образом, я уловить не мог. В одном я не сомневался: относится он к этому моему присутствию откровенно враждебно.
Но не это было самым страшным.
Самым страшным в нем было то, что он казался мне знакомым.
Мои ноги поднимались со ступеньки на ступеньку словно сами собой, с такой уверенностью, словно проделывали этот путь тысячу раз. Одну ступеньку я по непонятной мне самому причине перешагнул – и тут же поднимавшийся следом за мной Майкл слегка поскользнулся, когда каменная ступень подалась под его ногой. Я вдруг поймал себя на том, что веду про себя обратный отсчет ступеней, и когда досчитал до нуля, ступил с лестницы на ровную горизонтальную площадку.
Еще не увидев этого своими глазами, я откуда-то знал, что одна стена старого маяка обрушена, открывая взгляду его интерьер, пустой и голый, как ружейный ствол изнутри. Я знал, что маленький каменный домик у основания башни окажется почти целым, хотя почти половина крыши из плоской черепицы провалилась и требует ремонта. Я знал, что домик выстроен из камней обрушившегося маяка. Я знал, что входная дверь скрипит и что задняя дверь, которую с того места, где я стоял, не было видно, набухает в дождь и застревает в раме – прямо как дверь…
…как дверь у меня дома.
И еще я знал, что, каким бы чертовски диким это все ни было, я не могу позволить себе отвлекаться на всю эту фигню.
Никодимус со товарищи ждали нас.
Непрекращавшийся дождь начал покрывать все тонким слоем льда, однако сигнальный костер на земле перед обрушившейся стеной маяка был достаточно велик, чтобы не обращать на это внимания. Неестественно фиолетовые языки пламени поднимались в небо на десять или двенадцать футов, и облепивший все поверхности лед казался в их свете пурпурным маревом, льнущим ко всему неодушевленному.
Рядом с костром из камней кто-то сложил подобие трона древнего туземного царя. На нем сидел, разумеется, сам Никодимус. По правую руку от него стояла в своем человеческом обличье – впервые за время нашего знакомства – Тесса. Она предстала перед нами совсем юной, только-только со школьной скамьи девушкой, одетой во что-то черное и туго обтягивающее. У ног Никодимуса преклонила колени Дейрдре. Я впервые видел их троих одновременно и не мог не обратить внимания на то, как сплавились в дочери родительские черты. Особенно наглядно это демонстрировали ее глаза. Глаза Дейрдре сполна сочетали бездушную расчетливость Никодимуса и бессердечный эгоизм Тессы.
У основания каменной пирамиды припал к земле Магог. Глубоко посаженные глазки обезьяноподобной твари горели кровожадным огнем. Шипастый динарианец, которого я измолотил серебряной магической рукой, растянулся на снегу рядом с Магогом. Лицо его перекосилось от ненависти, кулак сжимался и разжимался, но во всех остальных отношениях его искалеченное тело оставалось неподвижным.
Сердце мое вдруг возбужденно подпрыгнуло. Их оставалось все еще шестеро. Значит, они еще не сломили Иву.
Я поднял руку. Мы остановились, только Розанна легко вспорхнула по камням и опустилась на колени по правую руку от Тессы.
– Ух ты, – произнес я. – Ни дать ни взять живая картина. Вы здесь по делу или просто заблудились по дороге на съемки «Семейной вражды»?
– Стрелок в доме, – чуть слышно сообщил Саня.
– Звери в тени за башней, – так же тихо добавил Майкл.
Я сдержался, чтобы не покоситься туда. Если мои друзья говорят, что там нехорошие парни, значит они там есть, и точка.
– Добрый вечер, Дрезден, – сказал Никодимус. – Вы принесли оговоренный товар?
Я встряхнул в воздухе мешочек из-под «Кроун-Роял» и постучал затылком по эфесу меча Широ, висевшего у меня за плечом.
– Ага. Но это вы и сами уже знаете, иначе Рози не тащила бы нас в такую даль. Так что давайте промотаем вступительную светскую беседу. Покажите мне девочку.
– С удовольствием, – кивнул Никодимус.
Он сделал жест рукой, и тень – его тень – вдруг сползла вниз, открыв интерьер разрушенного маяка.
Внутреннее пространство башни заполнял красный свет, струившийся из знаков и рун самого большого и совершенного магического круга, какой я только видел за свою практику – а мне приходилось видеть круги и серебряные, и золотые, и выложенные из драгоценных камней. Этот включал в себя и то, и другое, и третье в сочетании с музыкой – по большей части гротескной, исполнявшейся на камертонах и трубчатых колокольцах, – и светом, преломившимся в призмах и кристаллах, разложенным на все цвета радуги, которые сплелись идеальными геометрическими фигурами в воздухе над кругом.